нужно доказывать себе, что она чего-то стоит. Только две причины могут ее толкнуть в Зону – любовь и беда, случившаяся с любимым человеком. Вся их научная экспедиция – блеф. И исследовательская миссия мадам Нойер – тоже блеф. Неужели она здесь ради мужа, ради его карьеры? Для того, чтобы найти доказательства существования секретной лаборатории и принести их ему на блюдечке? Да, скорее всего. Потому что других вариантов просто нет.
Олег потянулся за бутылкой.
– Тебе еще налить? – спросил он Мартину.
Ответа не последовало. Ну и ладно.
Гончар плеснул себе в стакан, подцепил на вилку остатки тушенки с фасолью и полез в рюкзак за дневником Лазерсона – когда еще выдастся возможность почитать. Открыл блокнот на том месте, где закончил чтение. Перевернул страницу. Дальше был чистый лист бумаги. И следующий тоже, только между страницами лежал конверт, на котором уже другим почерком было надписано: «Александру Лазерсону». Любопытство оказалось сильнее хороших манер.
Здравствуйте, Александр!
Я видела вас на днях, вы приходили в российский офис «Меркурия», где, конечно же, не добились правды, вас попросту выпроводили, ничего не объяснив. Они не только не станут искать пропавших, но и не назовут место, где произошла трагедия. Даже близким родственникам не говорят правды, а вы ведь юридически не были мужем Аниты. У меня не получилось к вам подойти, мы все под наблюдением, я смотрела издалека, видела, с каким лицом вы выходили из приемной. Но и оставить вас в неведении тоже не могу, поэтому через надежного человека передаю вам это письмо и дневник Аниты. Хотя мы с Анитой были знакомы всего неделю, но я могу твердо сказать: она была блестящим ученым и очень смелой женщиной, простите за этот официоз. Она часто вспоминала вас, сожалела, что не могла объяснить свой скоропалительный отъезд. Когда случилось катастрофа и была объявлена экстренная эвакуация, я лихорадочно собирала свои записи и случайно прихватила ее дневник. А потом не удержалась и прочитала его. Простите меня за это.
А теперь я хочу вам рассказать, что случилось в тот страшный день.
Да, все произошло именно так, как пишет Анита: со следующего дня мы должны были согласовывать все наши действия с военными. Скорее всего, доступ к Аномалии нам попросту бы закрыли – военные к тому времени разочаровались в научных исследованиях, посчитав, что мы не справились, и Аните никто бы не разрешил самовольничать.
В тот день я не видела ее с самого утра и не знала, что они задумали с Даймлером. Аномалия нанесла удар внезапно – возникло ощущение, что на меня обрушилась взрывная волна, мне даже показалось, что на несколько секунд я потеряла сознание, потом навалилась жуткая головная боль. Тело растягивали и сжимали одновременно, на грудь словно положили тяжелую бетонную плиту. Насколько я могла видеть, присутствующие под куполом испытывали похожие симптомы.
Все, кто был в куполе, бросились наружу… хотя бросились – неправильное слово, мы ползли, пытались идти и падали. Не могли оставаться внутри, не зная, что происходит. Пока я пробиралась к выходу, меня даже посетила мысль, что кто-то нас атаковал, обстрелял, забросал бомбами. О том, что в происходящем виновата Аномалия, я не думала. Вокруг творилось нечто ужасное. Над головой жутко белело небо – представьте, абсолютно белое, как чистый лист бумаги, даже не небо, а… ничто, пустое место над головой. Картинка перед глазами постоянно менялась, искажалась, как в кривом зеркале, и было непонятно, в чем причина этого искажения – в зрительной иллюзии или это происходит на самом деле. Земля под ногами качалась, разверзаясь в прямом смысле этого слова, выплескивая наружу огонь и яд.
Это был настоящий ад. По-моему, изменилась даже гравитация, меня то пригибало к земле, то, наоборот, поднимало в воздух, чтобы потом бросить вниз. Я видела, как погибали знакомые мне люди, угодив во внезапно вырвавшиеся из-под земли огненные столбы или случайно наступив на выступившую пузырящуюся субстанцию, и мне было очень, очень страшно. Их жуткие крики я не забуду никогда. Но еще ужаснее было видеть, как люди превращались в монстров – мутировали, становились нежитью, опасной для всего живого. И по сей день не понимаю, почему некоторые из нас остались людьми, а другие стали чудовищами, которые нападали на людей. Охрана пыталась стрелять, но оружие не срабатывало. Более того, из строя вышла вся электроника. У меня до сих пор в голове слышится испуганный, дрожащий голос связиста: «Вызывает „Биотех-5“. Код шестьдесят шесть. Нужна срочная эвакуация».
Потом кто-то из охраны крикнул, что через полчаса нас эвакуируют. Вот тогда я и пробралась в свой домик. Собиралась впопыхах, случайно прихватила дневник Аниты. Саму Аниту после начала этого кошмара я не видела. Спохватилась, когда в небе появился вертолет, а выжившие толпились в ожидании посадки. Даймлера, кстати, тоже не было видно.
Однако вертолет сесть не смог. Он не сумел даже подлететь к нам. Кто-то из охраны крикнул, что нужно уходить, и как можно быстрее, потому что белая дрянь над головой расползалась, растекалась все шире. Люди побежали в лес, туда, где в нормальном, голубом небе завис вертолет.
И вот тут я осознала, что нигде не вижу Аниту. Я бросилась к куполу, думая, что она могла остаться там, возможно, ранена, но меня перехватил по пути биолог. Кажется, его фамилия Симанский.
– Нет Аниты и Даймлера! – крикнула я. – Нужно их найти!
– Ты с ума сошла!
Он схватил меня за руку и силой потащил к вертолету, и если бы он этого не сделал, я бы погибла.
Сейчас, говорят, военные полностью закрыли район. Что там происходит, мне неизвестно, информация полностью засекречена. Даймлер, кстати, оказался жив, это он сообщил нам, что Анита погибла.
Простите меня, что я не смогла помочь ей. Написать это письмо и передать вам ее дневник – самое малое, что могу для вас сделать.
Регина
P. S. Прошу, не ищите встречи со мной. Аниту этим вы не воскресите и ничего нового не узнаете, зато мне доставите множество неприятностей.
Олег положил письмо в конверт и перевернул страницу. Дальше записей не было.
Получается, восемнадцать лет назад Симанский был в Забайкалье! И «Биотех-5» для него не пустой звук. И Лазерсон знал об этом. А теперь сначала они оказываются в одной научной экспедиции, а потом Симанский пропадает. Уж не профессор ли приложил руку к его исчезновению?
Гончар