Читать интересную книгу Програмерзость - Алан Фостер

— Когда найду их, то обязательно у них спрошу, — ответил Карденас. Мудрый склонялся к поддержке его просьбы. Инспектор видел это.

— И связанные, и несвязанные все одинаковы, — вздохнул Орилак, — и они даже не понимают этого. — Отложив трубку, он взял толстыми пальцами голком. — Как их зовут?

Вместо ответа Карденас повозился со спиннером и передал священнику «вафлю», содержащую многое из того, что он узнал о Сурци и Катле Моккеркин.

Говоря прямо в голком, Орилак связался со своей паствой. И сразу же замигали, оживая, новые экраны, а сбоку и наверху запылали свеже заряженные голограммы. Прошло меньше минуты, прежде чем Мудрый потер пристегнутый к его правому уху крошечный приемник. Выражение его лица не внушало особых надежд.

— Никаких сведений об их текущем местонахождении нет. Они не связаны с общиной. Ты уверен насчет имен и внешности?

Карденас плотно сжал губы.

— Убежден. Я думал, у ваших людей есть доступ к закрытым ящикам.

Орилак чуть пожал плечами, и по облегающей его лопатки плоти пробежала рябь.

— О, да неважно, что ищешь, если внутри ничего нет. Если разыскиваемая тобой парочка находится в Севамерике, их присутствие нигде не зарегистрировано. Они, должно быть, хорошо и истинно спрятались. Наверное, даже прибегнув к хирургии.

Нетерпеливый и разочарованный, Карденас покачал головой.

— У них хватало времени на бегство или изменение внешности, но не на то и другое.

— Сожалею, — оправдываясь, сказал Орилак. — Если б они существовали, мы бы знали. — Он снова окинул взглядом свое мигающее, светящееся окружение. — Люди-то могут спрятаться, но вот цифры — нет. Ты знаешь, что слово «нумерология», бывало, означало нечто совсем иное?

У Карденаса больше не было времени для философской болтовни.

— Вы не могли бы поискать их еще раз? В местечке под названием Дружба?

Орилак передал эту информацию своим. И почти мгновенно пришел ответ, что в недавнее время ни одной женщины и девочки указанной внешности не зарегистрировано ни в Пенсильвании, ни в Айове, ни в Манитобе.

Карденас отказался признать поражение. Сурци и Катла Моккеркин должны где-то да быть. По части «то» он уверен, и ему надо лишь точно определить это «где».

— Попробуйте лингвистические аналоги, — предложил наконец он.

— Которые? — спросил гостеприимный хозяин.

— Все. Самые близкие друг к другу физически и лингвистически.

Для данного поиска было задействовано столько кранча, что в помещении заметно потемнело. И где-то, знал Карденас, из вполне законных предприятий выкачивались, несомненно незаконно, кранч и энергия.

Пока шел поиск, Орилак Мудрый безмолвствовал, опустив подбородок на грудь, закрыв глаза. Теперь же он поднял голову, и Карденас с огромным облегчением понял суть того, что собирался сказать священник, прежде чем тот открыл рот.

— Есть. — Для священнослужителя, подумал Карденас, Орилак Мудрый мало склонен к нескончаемому догматическому разглагольствованью. Между хозяином и гостем материализовался голографический экран. Он показывал мерцающую запись цепочки путешественников, стоящих в очереди в таможню. Когда две фигуры прошли, Карденас узнал мать и дочь. Они изменили цвет волос и прически и надели платья, призванные замаскировать их физические черты, но основываясь на архивах соче, он бесспорно видел перед собой Сурци и Катлу Моккеркин.

— Когда и куда? — живо спросил он. Все виденное и слышанное им фиксировалось его открытым спиннером.

Экран в ответ на команду Орилака сфокусировался на бланке, который внимательно изучал таможенник. Обзор длился всего секунду. Едва не войдя в красноватую голограмму, Карденас прочел название.

— Коста-Рика, — задумчиво пробормотал он. — Не удивительно, что поиск по линии СФП их не обнаружил. Они выехали за пределы нашей юрисдикции.

— Вашей юрисдикции, — указала с нескрываемым удовольствием сиделка.

— Ла-Амистад. — Карденас поработал со своим спиннером. — А в переводе — Дружба, национальный парк, тянущийся вдоль всей границы с Панамой. Самый большой нетронутый участок влажного тропического леса, оставшийся в Центральной Америке. — Оторвавшись от спиннера, он встретился взглядом с Орилаком. — Да, в таком месте хорошо скрываться от упорных преследователей. — Он сунул спиннер обратно в пиджак. — Меня зовут инспектор Анхель Карденас, и я перед вами в долгу.

— Искатели истин связаны друг с другом более прочными узами, чем долг, друг мой. Когда будешь в следующий раз глубоко в ящике, удели мысль тем из нас, кто посвятил жизнь поискам. И предоставь нам спокойно продолжать свои изыскания.

— Я так и сделаю. — Карденас повернулся к выходу. — Только постарайтесь, — попросил он с прощальной улыбкой, — не красть слишком много кранча.

— Кто, мы? — Орилак Мудрый указал на занятое кипучей деятельностью помещение. — Мы платим за все, что ты видишь вокруг себя.

— Вердад, — отозвался инспектор — но какой валютой?

— Ну конечно же, связующей валютой, — заверил его на прощанье гостеприимный хозяин. И добавил более серьезно: — Надеюсь, ты найдешь эту полусемью раньше, чем это сделают те, о которых ты говорил. Мне не по душе беспричинное убийство.

— В отличие от искреннего убийства?

— Мы мирный орден. — Орилак поднял руку. Этот жест был и благословением и разрешением удалиться. Карденас предпочел не указывать на смертельный аппарат, скрытый под благопристойным и хорошо освещенным платьем очаровательной Камиллы. Это было бы невежливым.

9

Вот из подобных-то озарений и складываются следовательские карьеры. За долгие годы службы в Департаменте Карденас выдал немало таких наитий. В конце концов, было вполне разумным предположить, что болтливый Уэйн Бруммель обсуждал свое потенциальное убежище и с женщиной, с которой жил, и с той, которую когал на стороне. И головой инспектор качал не из-за разговорчивости покойного, а из-за понимания иронии ситуации. Говоря с детства и по-английски и на испангоне, он ухитрился проморгать возможность использования языка дедов Карденаса каким-то англо вроде Бруммеля.

Согласно архивам, Мока столько раз привлекали к суду по разным обвинениям, что Карденасу и считать не хотелось. В большинстве случаев его отпускали, иногда в силу каких-то юридических формальностей, а обычно за отсутствием твердых улик. Согласно закону, жену нельзя заставлять свидетельствовать в суде против своего мужа. В отношении ребенка процедурные положения были менее ясными.

Кроме того, учитывая их нынешнее душевное состояние, ни Сурци, ни Катлу Моккеркин не понадобилось бы принуждать давать свидетельские показания — так считал Карденас.

Установление местонахождения обеих Моккеркин не гарантировало, что ему удастся не только добиться их экстрадиции, а даже просто увидеться с ними. Как кратко указала сердитая сиделка Орилака Мудрого, Коста-Рика находилась за пределами юрисдикции СФП. Хотя СШС заключили десятки договоров с Центрально-Американской Федерацией, те не простирались до официального разрешения блюстителям порядка обеих территорий открыто действовать в пределах границ соседа.

Но вот неофициальные набеги, размышлял он, выходя со станции индукционной трубы около госпиталя, были (как часто случается, когда речь идет о деятельности правоохранительных органов) совсем иным делом.

Хаяки ждал его, неудобно втиснутый в кресло-каталку рядом со столом выписки пациентов. Он выглядел сейчас менее похожим на довольного Будду и больше — на страдающую расстройством пищеварения гориллу, которую чересчур долго держали в небольшом упаковочном ящике. Когда подошел старший коллега, он скорбно глянул на инспектора.

— Официально меня не выпустят, пока за меня не распишется кто-то из Департамента, — проворчал он. — В такие времена я жалею, что холост. А то чувствую себя какой-то чертовой посылкой, которая одиноко стоит на почтамте, дожидаясь, пока кто-то явится ее забрать.

— Значит, я могу поставить на тебя штампик «Отказ, вернуть отправителю»? — съехидничал Карденас. Хаяки ответил нехарактерным для него ругательством. Покуда Карденас расписывался на необходимых бланках, сержант не переставал обиженно ворчать.

Когда ему наконец официально дозволили покинуть кресло-каталку, он пнул его в подъезд перед приемным покоем. Пинок получился слабоватым, иначе кресло не пережило бы такого обращения.

— Как спина? — сочувственно спросил Карденас.

Спрашивать ему, конечно же, не требовалось. Он и так знал. Но после долгих скучных дней, проведенных в реабилитации, его другу требовалось поговорить.

Нельзя сказать, что Хаяки был особенно разговорчивым малым. Сержант лишь вкратце коснулся омерзительных удовольствий госпитального простоя, прежде чем вновь проявить интерес к делу, которое и привело его к вынужденному отпуску. Толкая свой якк и слушая ответы Карденаса, он часто встряхивал плечами или вращал торсом, словно его заново отросшая кожа была слишком тесной и сидела не совсем как надо.