– Рука распухла. Лучше снова приложить лед. Можно ей какое-нибудь обезболивающее? – спросила она миссис Джексон, которая следила за происходящим.
– Я сама этим займусь, – сказала выглянувшая на шум Сьюзан Бонифас. – Пойдем, Лекси.
И они снова скрылись в палате.
За Хамфри в приемную набились Харли и другие гайяисты, которые принесли с собой кастрюли и миски под крышками, корзинки для пикника и переносные холодильники. Приемная наполнилась запахами снеди.
– Давайте вот что сделаем, – предложила Пэм. – Я и Лекси пообедаем с Хамфри в палате Лекси, но еды тут хватит на целую армию. Почему бы вам, ребята, не расположиться в ординаторской и не угоститься, чем есть. Вы не против? – спросила она медсестру, которая счастливо кивнула; по всей видимости, больницу впервые заполнило столь радостное оживление. – Спасибо. А потом все поможем с посудой.
– Вот пирог для Хамфри, – объявила Мерседес, двойник Джейми в здешней миссии. – Забирайте блюдо с собой.
Это действительно был смородиновый пирог, еще теплый. Пэм с изумленной благодарностью подняла взгляд от его лиловой поверхности.
– Как…
– У меня оставался один в морозилке с прошлого лета. Пусть Хамфри съедает весь. Смородина нового урожая уже почти поспела.
10.
– У местных гайяистов есть один большой плюс, – сказала она хефну позднее, когда все разошлись по домам, а Лекси заснула. – Они бывшие эфраимиты и умеют устроить первоклассный пир из того, что бог послал. Боевой дух моабской миссии высок, как никогда.
Пэм сидела на стуле с высокой спинкой, Хамфри устроился на койке рядом с Лекси (ему сидеть на таком стуле было практически невозможно), прижимая к волосатому туловищу круглую стеклянную кре-манку с пирогом и держа раздвоенной лапой ложку на длинной ручке. Он поделился лакомством с Лекси и Пэм, но две трети съел сам.
– У гайяистов Моаба есть повод веселиться без устали, – мягко сказал он. – Это земля, которую они обжили, место, где Гея недвусмысленно являет себя. Истинный Иерусалим, и они это знают. – Хамфри последний раз провел ложкой по креманке и поставил ее рядом с собой. – Как тебе удалось найти Лекси Оллред?
Пэм подробно описала свой сон.
– Лекси не знала, куда ее везут, – закончила она. – Она задавала сопровождающему этот вопрос, но он не отвечал. Джаред знал, каноник знал, РоЛейн думала, что знает. А Лекси не знала. Поэтому во сне я либо прочитала мысли Джареда и каноника, либо как-то заглянула в будущее…
Рассказывая историю освобождения Лекси, она смотрела, как девочка посапывает, но, уловив внезапное движение, тут же открыла глаза. У кровати замер Хамфри. Каждый волосок на его теле стоял дыбом. Большие плоские глаза были устремлены на Пэм.
– В чем дело? – спросила она и тоже встала.
Хамфри издал звук, какого она никогда от хефнов не слышала, высокий и гулькающий, поразительно чуждый человеческому. Его руки описывали круги. Лекси проснулась.
– В чем дело? – испуганно спросила она. – Что случилось?
– Ничего не случилось, маленькая Лекси, – высоким сдавленным голосом сказал Хамфри. – Все хорошо. Все чудесно! – и, словно опомнившись, сел.
Разумеется, Лекси не заснула. У нее болела рука, ей требовался лед, таблетки и питье, но больше всего ей нужно было, чтобы Пэм расправила ей простыню, подоткнула одеяло и вообще утешила. Когда веки девочки затрепетали и наконец сомкнулись, Пэм снова повернулась к Хамфри, готовая напомнить ему о тишине, но хефн уже успокоился. Шерсть улеглась, обе руки он держал перед собой – жестом умиротворения. И заговорил он хриплым шепотом:
– Я буду вести себя тихо, моя дорогая. Но сказанное тобой наполняет меня радостью. Ведь твой душевный кризис спровоцировал трансформацию.
Пэм стало не по себе.
– Ты не перебарщиваешь? Я не назвала бы сон трансформацией. Хотя, если уж на то пошло, уверенность в том, кто похитил Лекси, расширение сознания Пэм… если эти явления и сон как-то связаны…
– Просто ты слишком мало знаешь. – Ворс Хамфри снова начал вставать. – Пойдем.
Круто развернувшись, он решительно вышел в коридор, где встал у одного из плакатов.
Последовав за ним, Пэм остановилась рядом. На плакате изображались две длинные статичные красные фигуры, чем-то напоминавшие те, которые она видела в моабской миссии. У фигуры слева была сплющенная голова с огромными выпученными глазами, а еще – худые руки, которые она уперла в бока: на инопланетянина она походила даже больше, чем сам Хамфри. У правой тоже были худые руки, но головка оказалась маленькой и заканчивалась словно антеннами, прямыми и перистыми, а вокруг этого «головного убора» ореолом роилось облако насекомых или крошечных птиц.
– Посмотри, моя дорогая. Видишь маленьких птичек? А человека? Это шаман. Знаешь, кто такой шаман?
– Э… что-то вроде колдуна? Лекаря?
– В ранних культурах вашей планеты шаманами звали тех, кто ради своего народа совершал путешествие в мир духов. В этот мир он входил различными путями. Некоторые из них – например, пост, очищение травами, отказ он сна и поедание отвратительных на вкус кореньев – весьма неприятны, но у многих шаманов не было других средств выйти из физического тела. Они должны были так поступать, чтобы отыскать лекарство от болезни или привести свое племя к победе в войне. Это трудно и опасно, но зато очень престижно.
– Откуда, скажи на милость, ты это знаешь? – Пэм изумленно воззрилась на Хамфри. – Вот уж не думала, что это по твоей части.
– Одна из самых распространенных причин путешествия в мир духов – найти потерянное. Ценные предметы. Пропавших людей. Шаманы знали пути туда. Покинуть тело можно, например, с помощью барабанного боя. А еще известно, что самые могучие шаманы видели яркие сны.
Пэм переводила взгляд с Хамфри на плакат и обратно. Сердце начало ухать у нее в груди.
– Этим картинкам тысячи лет, – запротестовала девушка.
– Нарисованный шаман не есть отображение именно того, что пережила ты, дорогая. – Он просеменил к стойке сестры и завозился там с компьютером, а Пэм все смотрела на страшноватую фигуру с антеннами на голове и перистым ореолом.
– А вот это шаманы другой древней культуры, – сказал он минуту спустя. – Смотри.
Он развернул экран к Пэм.
Изображение было выполнено совершенно в ином стиле. Пэм удалось выделить пару силуэтов: две одинаковые красные сардельки, каждая с четырьмя конечностями-палочками; обе они почти лежали на беловатой неровной поверхности. Каждая рука и нога заканчивалась трехпалой птичьей лапой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});