Усабий вышел из оружейной, пройдя мимо Измала, который, похоже, даже не заметил этого – или не придал значения, и вёл себя так, как будто ничего не случилось.
Спросил лишь: «Слежка была?»
Я покачал головой и добавил: «Но патрули с каждым часом заходят всё дальше. Ещё немного – и доберутся до гор, а потом… Чтож, мы все хорошо знаем, что будет потом. Финал всего этого».
Внимательное молчание Салнара заставило меня продолжить.
– Время почти вышло. Мы больше не можем оставаться здесь, а если останемся, то нас найдут и уничтожат. Нужно уходить.
Он был категорически откровенен: «Мы не можем». Он откатился назад и показал на лазарет за спиной: «Нет возможности уйти. Большинство легионеров не выдержат». Тише добавил: «Я не выдержу. Для большинства нет такой возможности, Ра'стан. Наш крестовый поход закончится в чёрных песках Исствана, оборванный обманом и предательством. Не думаю, что так должно быть, но я достаточно прагматичен, чтобы понимать, что это так же неоспоримо, как и наша участь».
– А как же участь лорда Мануса? Почему ты сомневаешься в ней?
Измал опустил взгляд: «Потому что должен во что-то верить. Сейчас я лишь остатки себя былого. Меня нельзя восстановить – не в этих условиях и не имеющимися средствами, так что я должен сидеть, когда предпочёл бы стоять. И должен ждать, хотя предпочёл бы хоть что-то сделать вместе с тобой. Этого отрицать не могу, и оно подавляет меня. Смерть отца? Это отвергать могу. Пока не увижу его обезглавленный труп своими глазами, а не в кошмарах, я выбираю надежду, а не отчаяние. Ты так и сделал, так почему бы и мне не поступить так же?»
Возразить было сложно, да и заставить себя это сделать я не мог. Но это не отменяло некоторых бесспорных истин.
– Они идут, – повторил я. – Уже скоро. Вам надо приготовиться.
– Даже и не сомневайся, – заявил Салнар и, чтобы подчеркнуть свои слова, наклонился на кресле вперёд, – мы все встретим ублюдочных предателей на ногах, Ра'стан, так или иначе. Мы готовы, потому что нам не осталось ничего, кроме мести.
Я хотел продолжить спор, но понял, что это бессмысленно. Он останется, как и другие, и, сделав так, встретят смерть как герои. Какое право я имею отнимать это у них? И кивнул.
Измал ответил мне тем же и, немного погодя, вернулся к расспросам: «Насколько глубоко проникновение на занятую врагом территорию?»
– Далеко вглубь Ургалльской впадины. Основные силы врага ещё сосредоточены там, но уже начинают растягиваться. В кордонах есть промежутки, которые небольшая опытная группа может использовать. – Я облизываю губы, во рту резко пересохло. – Думаю, что подобрались к его кораблю. Ещё одна вылазка и я уверен, что…
Салнар подъехал ко мне и взял за руку.
– Ты вовсе не обязан делать это, Ра'стан.
Но, конечно же, я должен был.
– Лучше умереть снаружи в поисках надежды, чем запертым здесь, с отчаянием и обречённостью в роли соратников.
Я смотрел на Руумана, который тщательно записывал сейсмические данные с шестов и составлял карту местности, охватываемой ими.
– Датчики получают информацию с расстояния пять километров по всем направлениям, – объяснил тот происходящее на экране, когда там стало медленно вырисовываться грубое изображение рельефа Исствана. Данные скользили по одной стороне экрана так быстро, что я не успевал за ними уследить – но для Сотворённого такой проблемы не было.
Мгновением позже картинка свернулась, экран стал пустым – просто зелёное неоновое свечение.
– Что случилось? – спросил я.
– Сбой сигнала.
Один или несколько шестов были уничтожены.
– Но что-нибудь выяснилось? – спросил настойчивее, чем хотелось бы.
– Да, – ответил Эразм. Казалось, продолжать он не собирается.
Мой голос дрожал от нетерпения: «Ну и?»
– Да, это его корабль.
Сердце радостно застучало, но я зажал его в кулаке прагматизма.
– Целый?
– Он разбился в нескольких километрах от Ургалльской впадины, к северу от вашей последней зафиксированной позиции, брат Ра'стан.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я пытался сохранить спокойствие, скрыть пробудившуюся надежду резкими конкретными действиями.
Сказал: «Нужно идти».
Усабию захочется услышать такую новость.
– Сперва всё надо обсудить, – сказал Салнар, когда я протискивался мимо. – Нужна стратегия, подборка амуниции и оборудования. Даже легионер не может просто, без проработки тактики, зайти на территорию, захваченную таким врагом. Нужно спланировать следующий ход.
Я задержался у громоздкого наплечника и недоверчиво посмотрел на искалеченного воина: «Следующий ход? Единственно возможный. Пойти и найти примарха. Спасти Вулкана».
Я изо всех сил старался не поддаваться надежде. На Исстване она была жестока и непредсказуема. Залезала в сердце и душу, тихо расползаясь дальше, наполняя тело энергией и теплом. Но не настоящими. Тот, кто позволял себе надеяться, не понимал, что надежда – пламя, выжигающее изнутри, превращающая дух и волю в пепел. И когда она неизбежно уходила, не оставалось ничего, кроме пустой оболочки.
Я поклялся, что если Вулкан, как и Феррус Манус, был мёртв, то не поддамся тому же отрицанию, что Салнар. Выдержу это так же стойко, как каждого истинного Огнерожденного сына Ноктюрна учили переносить невзгоды.
Если отец убит, то оплачу его, а потом выплесну горе на врага в последнем насильственном и кровавом акте.
Но если Вулкан жив…
Надежда зажглась, и стало ясно, что я её добровольный раб.
Усабия отыскал наверху, у носа. Десантные корабли немаленькие, но наш в основном был необитаем. Помимо лазарета, оружейной и, как ошибочно говорил Салнар, «стратегиума», было лишь одно место, куда можно было пойти.
Оно было выпотрошено и растерзано, крыша давно обвалилась – сейчас это были лишь обломки, усыпавшие Исстван. К кабине вёл длинный коридор, и я уныло прошагал его весь. По каждой стороне были сдвоенные пехотные отсеки – сейчас разорванные и вывернутые наизнанку. Когда был на полпути вниз, увидел снайпера. В чёрной броне с гордо начертанной белой рукой, сын Медузы на посту выглядел удивительно непринуждённым.
Таркан склонил голову, когда я прошёл по посеревшему коридору в кабину. Он стоял на коленях, что-то царапая боевым ножом на металлической стене, и встал, когда я приблизился. Кое-что вспомнил о его «гнезде» и остановился, но снайпер уже отключил детекторы мин, когда я ещё не добрался до секции носа, открытой стихиям. После чувствовал его прицел, пока полностью не вышел в полусвет.
Приходил я сюда не в первый раз. Обычно один, и Таркан оставлял меня наедине с моими мыслями и заботами. Никогда не спрашивал, зачем я здесь, и не пытался завести разговор.
Красная луна всходила над головой, похожая на глаз – кровавая радужная оболочка, чёрный зрачок из клубов дыма. Пепел покрыл сломанные механизмы и зияющие внутренности корабля серо-белым саваном. Трубы забиты, когитаторы и экраны дисплеев запорошены. Как будто огонь решил вернуть его себе, затянуть обратно в море пыли, где тот умолкнет навеки. Может, и нас затягивало туда же, но слишком медленно, и мы не осознавали грозящую опасность. А когда наконец поймём, будет уже поздно.
Когда снайпер покинул нас и, как обычно, вернулся в тень, я подошёл к Усабию и проследил за его взглядом вдоль гор и дальше.
Ещё один горный хребет, отражение Чёрных Клыков, протянулся на юг. Позади была огромная пустая солевая равнина, унылая, как и моё настроение. Погребальные костры всё ещё горели, даже выше и ярче, чем всегда. Они напоминали топки какой-то адской машины, топливом для которой были вероломство и предательство. При виде них трудно было сдержать гнев – и я отвёл взгляд.
– Ещё одно задание, друг мой, – сказал я.
Усабий наполовину обернулся: «Рууман что-то нашёл?»
Значит, брат тоже затаил надежду.