— Ради Бога, Дороти, не делай все хуже, что и без того плохо, — хрипло прошептал Дункан. А потом — это невероятно! — обнял ее, не обращая внимания на слабые протесты. — Тебе уже не пятнадцать лет, милая. И между нами уже нет никаких запретов. Теперь нам все можно.
Последние слова он произнес, почти касаясь губами ее губ. Дороти поняла, что он собирается поцеловать ее, но никак не могла понять почему. Может, из жалости?.. Ей надо отвернуться и попросить не терзать ее, не ранить этой пародией на настоящие чувства, которые ей грезились столько лет. Она попыталась произнести его имя и вдруг поняла, что не может. Потому что его губы уже приникли к ее губам. Он целовал ее бережно, осторожно, будто боясь обидеть…
Это был сон. Бредовый, горячечный сон… Такое не могло быть явью. И все-таки было.
— Дороти… — Он произнес ее имя медленно, словно наслаждаясь его звучанием.
Она сама не поняла, как это произошло но ее руки сами скользнули ему под пиджак и лежали теперь на его груди. Он придвинулся к ней еще ближе. Он буквально прижался к ней. Она вся трепетала. Ее страсть вышла из-под контроля разума, она закрыла глаза и вцепилась ногтями в рубашку Дункана. Тот чуть шевельнулся, и от этого движения соски Дороти болезненно напряглись.
— Дункан, пожалуйста, — взмолилась она.
— Один прощальный поцелуй. Простая формальность в ознаменование конца старой дружбы. Это нужно нам обоим, — успокаивающе проговорил Дункан, и Дороти знала, что уже не сможет отказать ему ни в чем, хотя ее сердце болезненно сжалось при слове «прощальный».
Он дотронулся до ее лица, провел рукой по ее губам. Она еле дышала, все ее тело болело, но не той болью, что бывает из-за простуды. Эта боль была вызвана жгучим желанием, которое Дункан будил в ней…
Дороти невольно вздрогнула, когда увидела, что он смотрит ей прямо в глаза. Его глаза потемнели, сделались почти черными, но они все равно мерцали в темноте. Она хотела было отодвинуться, но ее рукав зацепился за пуговицу у него на пиджаке. Она попыталась сбросить его руки, но было уже поздно. Он легонько потянул платье, и оно полностью сползло с плеч.
Под платьем не было бюстгальтера, при таком покрое в нем нет нужды. Так что оголились не только ее плечи, но и мягкая выпуклость груди… и даже соски, набухшие страстью.
Дороти попыталась отодвинуться от Дункана и отвернуться. Но тот по-прежнему держал ее голову. Она замерла, изумленная, поняв, что он все еще пытается поцеловать ее… — Дункан, нет, Дункан… Ее возражение превратилось в тихий покорный стон, потому что он уже целовал ее. Но не так, как раньше — с раздражением и злостью, а тепло и нежно. Бережно, и осторожно. Его поцелуй был таким мягким и медленным, будто Дункан хотел насладиться каждой секундой, проведенной с Дороти, навсегда запомнить ее мягкие губы, раскрывшиеся навстречу его губам.
Дороти уже не сопротивлялась. Она беспомощно прижалась к Дункану, утопая в волне обжигающей страсти. Когда же его язык раскрыл ее губы и поцелуй обернулся не ласковой нежностью, а яростным и требовательным желанием, она забыла обо всем на свете. И, отбросив смущение и страх, ответила на ту страсть, которой он с ней делился.
Он дотронулся до ее груди, и Дороти не почувствовала тревоги — только бесконечное, божественное наслаждение. Тело не слушало больше, что говорил разум. Она забыла о благоразумии, об осторожности. Больше не испытывала стыда. Она как будто раскрылась — вся, без остатка — перед этим мужчиной, разрешая ему узнать о том, сколько радости и наслаждения ей доставляют его прикосновения.
Она услышала, как он застонал, почувствовала всю силу его крепкого тела, когда он снял с нее платье и начал ласкать ее, гладить ее соски — при этом он не прерывал поцелуя. Дороти и представить себе не могла, что в жизни бывает такое пронзительное наслаждение.
С ней был Дункан. Настоящий. Не тот принц из сказки, которого она придумала в пятнадцать лет. Не тот далекий и замкнутый незнакомец и даже не высокомерный враг, которым он был для нее эти последние дни. Совсем другой Дункан, близкий и нежный.
Когда он наконец оторвался от ее губ и стал целовать ей плечи, Дороти уже не владела собой. Ее ноготки впились ему в спину, грудь напряглась. Она вся подалась навстречу Дункану, ее тело трепетало от сладостного предвкушения.
Дункан тоже дрожал… Или Дороти опять показалось?.. Она застонала, когда он начал ласкать языком ее напрягшиеся соски.
— Дункан… Дункан… Дункан…
Дороти повторяла его имя, моля только о продолжении этого божественного наслаждения, по сравнению с которым все остальное меркло. Дункан крепко обнял ее и поцеловал с такой страстью, какую она и не надеялась когда-нибудь испытать.
Лишь огни встречной машины вернули их к реальности, они резко отпрянули друг от друга. Дороти покраснела и вся напряглась, лицо Дункана потемнело.
— Прости, — процедил он сквозь зубы. — Этого не должно было случиться. У меня и в мыслях не было…
— Послушай, отвези меня домой, — попросила Дороти.
Она натянула платье на плечи и отвернулась, не находя в себе сил смотреть на него.
— Дороти…
—Пожалуйста, Дункан, я не хочу ни о чем говорить. Ты сам сказал: этого не должно было случиться. А теперь будь-гак добр, отвези меня домой.
Дороти была близка к истерике. Боже мой, что же она наделала?! Дункан теперь догадается, что она испытывает к нему. У мужчин все по-другому, они способны хотеть женщину, не любя. Она не представляла себе, как посмотрит ему в глаза. Как ей послеЧлучившегося с ним общаться… Впрочем, вряд ли они теперь будут общаться.
Погруженная в свои мысли, Дороти не сразу сообразила, что Дункан уже подъезжает к ее дому. И лишь когда он остановил машину, решилась украдкой взглянуть на него. Он не смотрел в ее сторону. Что ж, в этом нет ничего удивительного.
Как вежливый человек, Дункан предложил проводить ее, проверить, что с ней все в порядке, ведь она все .же больна… Но Дороти не дала ему договорить.
— Со мной все будет нормально, — быстро проговорила она, сражаясь с дверной ручкой.
Ей хотелось уйти, прежде чем он решит, что она специально медлит, ожидая… Ожидая чего? Что он, может быть, поцелует ее опять. Что он снова станет ласкать ее. Дороти сделала глубокий вдох и… едва не выпала из машины, когда непослушная дверца все же открылась.
Тут Дороти заметила, что Дункан выключил двигатель и, похоже, собирается выйти из машины.
— Нет, Дункан, ты не выходи, — испуганно выпалила она.
— Ну, если ты настаиваешь…
Он был на редкость немногословен. И не смотрит на меня, безо всякого удивления отметила Дороти. Он, наверное, смущен не меньше ее самой, хотя и совсем по другой причине. Должно быть, сожалеет о том, что вообще предложил подвезти ее домой.