Потом опомнился и все-таки спросил:
– А ты сама-то не голодная?
– Сто грамм водки с закуской были бы в самый раз.
– Водку тут, увы, не держат, а сейчас тебе действительно это было бы в самый раз. Пойдем в терем, чайку налью.
Чай с мятой и пирожки немного притушили горечь ситуации. Я поела и пошла в спальню.
Спала я в обнимку с бессонницей. Когда из небытия вынырнула Лотта, я уже провалялась часа два, глядя в потолок.
Лотта проговорила:
– Я тоже спать не могу, что делать-то будем? Все эти заверения и уверения разных…., что я сама строю свою жизнь, пустая болтовня. Вероника, вот тебя ко мне подсадили – и придумывай, как с этим быть. Тело-то мое, а нас двое, как делить будем?
Понимала, что не такое уж ценное приобретение для человека обрести в своей голове вторую личность, которая еще и старше вдвое.Но лисичкой, которую пустил зайчик на постой(а она его потом выгнала), быть не могла, а куда самой идти в этой ситуации – было неясно. Мой опыт и знания Лотта теперь имеет, а вот с моими решениями или желаниями как считаться, никто не знал. У нас вариант уплотненной коммуналки, причем по самому худшему варианту – мы не в одной квартире, а в одной голове живем.
Мы долго обсуждали сложившуюся ситуацию и договорились, что я буду стараться не вмешиваться в дела, пока Лотта не просит – все-таки голова-то ее, поэтому я в уголке тихо посижу, пока не спросят совета. И, конечно, договорились, что будем искать способ разменять «квартирку», то есть найти тело, куда меня выселить. Мысль о выселении куда ни попадя меня не грела, хотелось бы тело покрасивше и, конечно, не дряхлое там совсем, а молоденькой и хорошенькой девушки. Сама засмеялась своему желанию: как говорят, сорок лет – ума нет, и не будет. Только у меня теперь ничего нет – ни своего тела, ни своих мозгов – так, чистый разум и память в чужой голове.
За обвалом новых впечатлений как-то забыла подумать, что же со мной потом будет. Интересная, однако, тема. Сейчас я зачем-то кому-то нужна, а потом могут вышвырнуть в небытие – и все, никто не вспомнит и где могилка моя – не узнает, так как ее нет, соловей не прилетит и не заплачет. И грустно так стало, но почему-то в тоже время смеяться захотелось. Странно. И тут я себя поймала на мысли, что так хорошо я себя уже лет пятнадцать не чувствовала. В мыслях ясность, эмоции яркие, красочные, сочные, не замутненные ни отчаянием, ни жизненным опытом. А должно бы, исходя из ситуации. Не чувствую ни излишней озабоченности, ни настороженности – в общем, пофигистические какие-то эмоции, такие, как в молодости бывают, когда думаешь, что все само собой образуется, рассосется, решится.
Моя склонность к осознанию действа возрастной и житейской мудростью затрепыхалась и заелозила. Короче, одним органом чувствую (ой его же теперь нет тоже), что что-то не так, неправильно. Смешно, конечно, было бы говорить про какую-либо правильность, сидючи в чужой голове, но мой разум пока еще мой и мои чувства – они же мои, я с ними сроднилась за столько лет, привыкла, одним словом: а тут и они как-то странновато себя ведут, подозрительно.
На всякий случай Лотту спросила:
– Тебе как, не грустно? Или, может, весело?
– С чего веселиться-то? Но и плакать, в общем, не собираюсь. Думаю, Кот прав, завтра многое может проясниться, тогда и будем эмоциями разбрасываться. А сейчас уснуть бы. Вот только не поняла – ты вроде как повеселела. Мысль какая дельная пришла что ли?
– В том-то и дело, что нет, просто почувствовала, что все кажется не таким ужасным. Хочется просто отмахнуться от обдумывания ситуации и вместо этого пойти посмотреть на красоты острова, с тетками твоими познакомиться поближе. Хочется пойти и подвигаться, как щенку, а не думу думать. Интересно, почему это? У тебя как?
– Да я и по жизни надолго в печаль не впадаю, но особых изменений не отмечаю в себе. Может, это я на тебя каким-то образом влияю?
Мысленно хлопнула себя по лбу (ой, лба-то своего тоже не было, а по Лоттиному стучать было как-то неправильно). Да и послушались бы моего желания Лоттины руки, вот еще один интересный вопросец. Надо попробовать попозже руками захотеть что-нибудь невзначай потрогать. А может, и не надо самодеятельности. Поняла, что проблем по совместному проживанию, как моральных, так и физических, будет масса.
А ведь действительно, гормоны и энергетика-то теперь у нас общие, вот они и влияют. А что, мне нравятся новые ощущения – живенько так, давно забытое чувство легкости и беспечности молодости.
Под утро мы все-таки заснули и проснулись отдохнувшими. Лотта сказала, что на Буяне энергетика очень располагает к отдыху и здоровому самочувствию. Пошли завтракать. Тетушки внимательно смотрели на Лотту, но предпочли серьезный разговор оставить на после завтрака. Они явно очень переживали. Смотрела и думала: «Прелюбопытные особы. Как с ними общаться?» И еще одолевало такое стойкое и привычное за столько лет желание, что аж язык (не мой) щемило: чашечку кофейка бы. Но тут такого не водится. Лотта про такой вряд ли слыхивала, да и вкус ей незнаком. Вот и предпочтения в еде и питье у нас не так чтобы очень сходились. Ладно, буду есть, что дают. «А кофейку?» – не унималось сознание.
Не успели мы доесть, как воздух задрожал, и перед нами возникли две особы. Лотта тихо ахнула, и по ее реакции, что пробежала и в моем сознании тоже, поняла, что эти дамы – богини, а именно – Макошь и Морана.
Тайны приоткрываются
Меня они впечатлили. Морана, о которой думала почти с ненавистью, выглядела как истинная ледяная королева. Она была действительно изумительно красива дивной, холодной красотой. И взгляд притягивал – не просто холодный, от такого в сосульку того и гляди превратишься. Он, как скальпель хирурга, так и норовил проникнуть в сознание, посмотреть, что или кто там еще обитает.
Тетушки тревожно захлопали крыльями, а Алконост, глядя на Морану, просто шипеть начала, ничего членораздельного произнести не могла.
Макошь, напротив, отличалась неброской внешностью: занятая работой женщина за тридцать, руки натруженные, привыкшие к труду. Немного озабоченная какими-то проблемами, задумчивая, но с твердым и властным взглядом. Под ним не было холодно, как под взглядом Мораны, но и было понятно, что расслабляться и загорать нам не предложат и не благословят на такое времяпрепровождение. Она с легкой грустью и сочувствием смотрела на Лотту
– Держись, подруга, прорвемся, – послала я Лотте слова поддержки.
Но Лотта и не думала падать в обморок, хотя воспоминания о Моране, ее замке, замораживании, депрессии в результате отнятия смысла жизни вспомнились сразу и горячей волной охватили и мое сознание.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});