Читать интересную книгу Пикассо - Анри Жидель

К счастью, не все застолья друзей были столь катастрофичны, бывали и хорошие минуты. Вернувшись в Барселону, Пабло напишет Максу: «Дружище, как часто я вспоминаю комнату на бульваре Вольтера, омлеты, фасоль, сыр Бри и жареную картошку…»

Но гораздо больше Пабло волновало отсутствие покупателей на его картины. Он очень рассчитывал на выставку, организованную Бертой Вейль с 15 ноября по 13 декабря в ее галерее. Помимо работ Пикассо там были выставлены картины трех других художников, в том числе Рамона Пичота. Но ни одна из картин Пикассо не была продана. Он в отчаянии. Берта Вейль напишет позже, что ей никак не удавалось заставить его понять всей сложности задачи, которую он поставил перед собой, и что «его отчаяние пугало ее».

Конечно, ему было бы достаточно, чтобы найти выход из затруднительного положения, быстро написать несколько картин на типичные «испанские» темы или исполнить несколько юмористических рисунков. Но об этом не могло быть и речи. Он будет писать только то, что задумал, и ничего другого. Никаких компромиссов.

Естественно, он мог бы поискать, как его друг, какую-нибудь временную работу… только чтобы внести свою лепту в общие хозяйственные расходы — ведь за все платил Макс. Но и здесь он снова упорно сопротивляется, а поэт слишком деликатен, чтобы попросить его об этом.

Во время третьего визита в Париж Пикассо старается избегать встреч с каталонцами Монмартра. Это вопрос самолюбия. Соотечественники очень ревниво относились к успеху Пабло во время его предыдущего пребывания в Париже, и ему совсем не хотелось, чтобы они стали свидетелями его полнейшего поражения…

Его рассказы позже о том, что нужда заставляла его бросать в печь собственные рисунки, чтобы согреться, кажутся скорее легендой, которой он стремился окружить себя. Пикассо всегда очень бережно относился к своим творениям.

Но то, что этот андалусец, привыкший к солнцу, действительно жестоко страдал от необычайно суровой зимы 1902/03 года, на самом деле правда. И это стало еще одной дополнительной причиной, чтобы покинуть город, который в течение трех месяцев не принес ему ничего, кроме разочарований.

Он пытается продать все выполненные здесь рисунки за 200 франков, но тщетно. Тогда он сворачивает их в рулон и оставляет Рамону Пичоту, который забрасывает рисунки на шкаф и забывает о них…

К счастью, в январе Пабло удалось продать пастель Женщина с ребенком у моря жене торговца красками, мадам Бернар. Этого достаточно, чтобы купить билет до Барселоны.

Барселона. Конец января 1903 года. Улица Мерсед, 3. Дон Хосе и донья Мария ведут себя в высшей степени тактично, они понимают, что лучше не задавать Пабло вопросов. К тому же его взгляд достаточно красноречив… За столом царит тягостное молчание.

Если не считать рисунков, то Пабло сравнительно мало написал в Париже. Здесь ему необходимо наверстать упущенное. Его творческий пыл нисколько не поколебали неудачи и лишения, преследующие его в течение последних четырех месяцев. Проблема с мастерской быстро решена: Пабло устраивается в студии на улице Риера де Сан Хуан, которую он разделяет со своим другом Анхелем де Сото. Впрочем, именно здесь он когда-то работал вместе с бедным Касаджемасом. С тех пор минуло уже два года…

Из его мастерской открывается вид на башни собора и церковную колокольню. Он напряженно работает, а в минуты отдыха мысленно переносится в Париж, вспоминает Макса, единственного друга-француза, которого он сохранил. А между тем бедный Макс, совершенно неспособный выполнять обязанности продавца, довольно быстро потерял эту работу. И тогда Пабло приглашает его в Барселону, иллюстрируя свое письмо рисунком с видом города, открывающимся из окна мастерской. «Ты не можешь вообразить, какое удовольствие я испытываю», — пишет он другу. И уточняет, что собирается остаться здесь на зиму и «кое-что сделать». Следует понимать: «работать не покладая рук».

На самом деле он проведет в Барселоне целый год, и именно этот период, все еще под знаком голубого, будет особенно богатым на шедевры, практически все они посвящены теме человеческих страданий и отчаяния, которые он стал еще более обостренно ощущать после неудач в Париже. Красноречивы названия картин, которые, впрочем, не всегда давал сам художник: Нищие на берегу моря, Бедняки у моря, Семья нищих, Старый еврей, Слепой, Трапеза слепого, Старый гитарист. Названия могут быть не всегда показательны, но сюжеты все так же посвящены несчастным: на пастели Объятие[56] изображена пара в полном изнеможении, а в Жизни[57], наиболее знаменитой картине «голубого» периода, почти все персонажи выглядят крайне подавленными. Оставим специалистам-искусствоведам разбор глубокого смысла этих полотен, породивших огромное количество комментариев, вызывавших у художника ироническую улыбку…

В этот период Пикассо создает рисунки, практически полностью посвященные барселонской жизни, целую галерею персонажей, встреченных им на улицах города, — нищих, бедняков, голодных детей, калек, проституток… прохожих. Создается впечатление, что он старался аккумулировать впечатления о городе, который собирался вскоре покинуть. А чтобы развлечься — выполняет и другие, на этот раз — эротические рисунки, впрочем, он не раз делал это в последние два-три года, считая, что художник имеет полное право отражать, без ложной скромности, все аспекты человеческой жизни[58].

За исключением Жизни, которую он уступил за приличную цену в июне 1903 года, Пикассо практически ничего не сумел продать. Он считал зазорным суетиться, чтобы «пристроить» свои картины. Но постоянная нужда причиняла ему столько страданий, не давала возможности удовлетворить собственные запросы, например прилично одеться. И это толкало его подчас на непредсказуемые поступки. Чтобы хоть как-то поправить свое бедственное положение, он решает оплатить натурой костюм, сшитый портным Солером: он пишет портрет Солера, а затем и всю его семью на загородном пикнике, что очень напоминает наивные полотна Таможенника Руссо, которым Пабло заинтересуется четыре года спустя.

Мало-помалу интерес, который Пабло испытывал к барселонской жизни, стал угасать. Он пресытился большинством своих друзей, их беседами, их избитыми шутками, над которыми они продолжали делано смеяться.

Ему казалось, что он ходит по замкнутому кругу. «Глупцы», — с неприязнью бросает он Сабартесу, покидая одну компанию. И даже присутствие друга, похоже, не способно дольше удерживать его в городе.

И вновь, как и в 1903 году, им овладевает непреодолимое желание увидеть Париж. Несколькими неделями ранее, в январе 1904-го, он сменил мастерскую, обосновавшись на улице Комерс. Затем, стремясь к полной независимости, снял небольшую комнату. Но все это временно. Впрочем, его каталонские друзья никогда не тешили себя иллюзиями: как только он вернулся в Барселону, они стали заключать пари на дату его нового отъезда. Они были даже удивлены, что он так надолго «задержался» в Барселоне.

12 апреля 1904 года Пабло отправляется на вокзал, сопровождаемый на этот раз Жуниером, с которым подружился в «Четырех котах». Жуниер — тоже художник, на три года старше Пабло, которому уже двадцать два. В финансовом отношении Жуниер не знает проблем, так как унаследовал фабрику одежды. Он веселый, остроумный спутник; Пабло не раз изображал его на эротических рисунках. Его можно также увидеть на картине, представляющей довольно грубую пародию на Олимпию Мане: Пабло изобразил двух обнаженных мужчин, себя и Жуниера, пытающихся соблазнить молодую женщину. При этом он изменил одну существенную деталь — чернокожая служанка занимает место госпожи и принимает ее позу…

Поездка в Париж доставила Пабло такое удовольствие, что он решил запечатлеть ее в целой серии юмористических рисунков.

Глава VI ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ ПЕРЕЕЗД В ПАРИЖ. БАТО-ЛАВУАР

Наконец Пабло и Жуниер на вершине холма Монмартра, перед домом № 13 по улице Равиньян[59]. Это здание уже знакомо Пикассо — он жил по соседству на улице Габриэль во время первого визита в Париж. Кроме того, после разрыва с Маньячем он нашел здесь приют на несколько дней в мастерской своего друга — скульптора и мастера по керамике Пако Дуррио, протянувшего ему руку помощи в трудную минуту суровой зимой 1902/03 года.

В данный момент Пако собрался переезжать, и Пабло решил поселиться в его студии вместе с Жуниером, который будет оплачивать аренду жилья, что, впрочем, нисколько не ставит под сомнение искренность их дружбы.

В 1904 году это здание на улице Равиньян представляло собой довольно странное сооружение: фасад — один этаж, дверь и три окна. Но так как дом стоял на крутом склоне холма, то с противоположной его стороны, выходящей на улицу Гарро, было уже три этажа. Эта задняя часть дома пятнадцатиметровой высоты практически полностью состояла из дерева и витражей. На крыше возвышалось несколько застекленных сооружений, похожих на маленькие теплицы. Весь ансамбль сооружения напоминал, по меткому выражению Макса Жакоба, Бато-Лавуар — баржу-прачечную, одну из тех, что стояли в те времена вдоль берегов Сены. Это название закрепилось за домом и стало знаменитым. Правда, существовала одна немаловажная деталь, которая не оправдывала придуманное поэтом название, — отсутствие воды. Умывание для обитателей было настоящей проблемой. Более того, на тридцать-сорок жильцов имелся всего один туалет, двери которого не закрывались из-за отсутствия щеколды и постоянно хлопали от сквозняков, гуляющих по многочисленным коридорам и лестницам. В здании не было ни электричества, ни газа на всех этажах, что, впрочем, характерно в те времена для многих старых жилых домов Парижа.