Шествуя дальше, Данте и Вергилий различают вдалеке подобие башни. Это гиганты, стоящие в колодце, который ведет в самую нижнюю часть Ада. Зевс сбросил их в преисподнюю за то, что титаны покушались на его власть. Сотворив такую колоссальную силу, говорит Данте, и не наделив ее доброй волей, природа совершила ошибку, но, раскаявшись, пресекла жизнь этого племени и оставила лишь гигантских животных. Мысль Данте об опасности соединения злой воли и силы, более того, об эволюционной бесперспективности такого синтеза, достойна внимания. Один из гигантов — Немврод, ответственный за трагедию Вавилонского столпотворения и смешения языков. Он произносит скрежещущую бессмысленную фразу, как бы демонстрирующую утрату священного дара речи в адских глубинах. Гигант Антей в ладони переносит Данте и Вергилия на дно колодца, и они оказываются на льду озера Коцит. Это и есть девятый, последний круг Ада.
Коцит делится на четыре пояса, в центре же — сам владыка зла Люцифер. Здесь место тех, чей грех — обманутое доверие. В Каине предатели родных, в Антеноре — родины, в Толомее — друзей и гостей, в Джудекке — благодетелей. Они вмерзли в лед настолько глубоко, насколько тяжек был их грех. Знаменитый разговор Данте с Уголино и ряд других выразительных эпизодов рисуют картины духовной смерти, глубины которой столь ужасны, что физическая смерть становится при этом уже чем-то несущественным. Здесь встречаются души, чьи тела здравствуют на земле (в них вселился бес), а сами они пребывают в Аду. Цепенящий холод символизирует сущность сферы Коцита. Если в верхних кругах была утрачена лишь надежда, в средних — вера, то внизу потеряна любовь. Один из героев Ф. М. Достоевского говорит, что ад — это невозможность любить. Обитатели Коцита навсегда отторгнуты от очеловечивающей силы любви, которая ближайшим образом связывает душу с богом через ипостась святого духа. Здесь Данте показывает, что хорошо усвоил уроки Вергилия: он полон ненависти, колотит одного из грешников, обманывает другого. Последний эпизод (XXXIII 109–126) особенно примечателен: Данте клянется, что очистит ото льда глаза грешника, если тот расскажет ему о себе, но затем отказывается выполнить обещание. И это происходит в той части Ада, где несут кару за поруганное доверие. Но в перевернутом мире Ада (а он, как мы узнаем чуть позже, перевернут вверх дном и в буквальном, физическом смысле), в мире зеркально измененных этических норм этот поступок — моральный подвиг. Данте не чужд идее непротивления злу насилием, этому можно найти подтверждения в «Чистилище» и в «Рае», однако в Аду справедливость и Первая любовь требуют адской логики, делающей зло добром. Этот диалектический принцип проходит через всю кантику. Мы встречаемся с ним уже вначале (III 124–125), где души сами торопятся в Ад, потому что их страх превратился в тягу к наказанию, и далее во многих эпизодах, которые демонстрируют превращение противоположностей друг в друга, нередко приобретающее характер дурного круговорота.
Последняя песнь «Ада» описывает встречу с Люцифером. Данте издалека видит нечто, похожее на гигантскую ветряную мельницу. Оттуда дует пронизывающий холодный ветер. Вергилий подводит поэта к царю преисподней, по пояс вросшему в лед. «Я не был мертв, и жив я не был тоже», — сообщает читателю Данте. Действительно, это особая точка адского мира: пространство здесь сжато, время — даже адское — остановилось, движения тут нет, но и покоя также нет, поскольку крылья сатаны бьют с такой силой, что рождают вихрь; здесь исчез даже тот призрак жизни, который еще оставался в верхних кругах, но и смертью назвать это состояние было бы неточно, и мы понимаем, что Ад — это бессмертие. Вечное «сейчас», в котором оцепенели обитатели Ада, доведено до предела в Коците, где освобождающая сила смерти не действенна.
О, если вежды он к Творцу возвелИ был так дивен, как теперь ужасен,Он, истинно, первопричина зол! (XXXIV 34–36).
Это первое восклицание Данте при виде дьявола. В «Чистилище» Люцифер именуется так: «…тот, кто создан благородней, чем все творенья….» (XII 25–26). По преданию, Люцифер — ближайший к богу серафим, порвавший духовную связь с богом, что привело к расколу небесных сил на два воинства, а затем к падению Люцифера. Грех его — это первопреступление, которое стало источником всех остальных злодеяний в истории. Заметим, что Люцифер борется не с богом: война идет между ратями Люцифера и архангела Михаила, она есть следствие более значительного, таинственного события. Нарушив связь, основанную на доверии, Люцифер из самого прекрасного творения превратился в самое ужасное. Видимо, первоначальная красота и запечатлена именем Люцифер — «светоносец». В Средние века главными темами при истолковании сущности Люцифера стали его гордыня и неправедная светоносность (ср. античный образ Прометея). Свет без тепла любви — вот коренной изъян Люцифера.
Картина, открывшаяся Данте, такова. У Люцифера три лица и шесть крыльев. Среднее лицо красное, правое — бледно-желтое, левое — черное. В средней пасти торчит ногами наружу Иуда; дьявол жует его и сдирает ему когтями кожу со спины. В правой пасти Кассий, в левой — Брут. Убийцы Цезаря и предатель Христа — самые большие грешники в Аду, ибо они предали земное и небесное величие. Картина довольно динамична: конвульсивно трепещут крылья, скрежещут зубы, стекает кровавая слюна, глаза источают слезы, холодный ветер превращает все это в лед, к тому же, как мы помним, сверху в Коцит впадают кровь и слезы адских рек (их источник — Критский старец), а из южного полушария сюда течет ручеек Леты. Данте не жалеет поэтических средств, чтобы внушить нам ужас и отвращение. Его Люцифер совсем не похож на сатану Мильтона, романтиков, Гёте. Данте остро ощущал красоту добра, и ему не надо было искать косвенных путей ее изображения — через ложную красоту зла, как это порой будут делать романтики. Легко заметить, что Люцифер сохранил следы своего былого величия, но падение превратило их в страшную пародию на небесный образец. Три лица соответствуют трем ликам бога, но вместо любви святого духа — кроваво-красное лицо ненависти, вместо силы Отца — бледно-желтое лицо бессилия, вместо всезнания Сына — черное лицо неведения. Если три креста Голгофы — это перекресток спасения и гибели, то три жертвы Люцифера — это абсолютный тупик непросветленных мучений.
Затрудненность движений, теснота, холод, тяжесть, ужас, неощутимость границы между жизнью и смертью, мрак, лед, уродство дьявола — все это имеет у Данте и философский смысл. Люцифер несет кару в центре Земли, месте, «где гнет всех грузов отовсюду слился» (XXXIV 111), в этом источник его сковывающей силы. Здесь вещество потеряло духовный смысл и не подчиняется космическому ритму движения, отражающему жизнь идеального мира. Здесь вечная ночь, потому что божественный свет не проникает в Ад. Здесь холод и лед, т. е. отсутствие любви и мертвая правильность кристаллов вместо асимметрии жизни (ср. мотив холода в «Докторе Фаустусе» Томаса Манна). Здесь утрачен дар речи (XXXIV 37) и искажено естественное состояние сознания (XXXIV 25–27). Люцифер — это «червь, которым мир пронзен» (XXXIV 108), и образ плода с червоточиной, который навевает эта метафора, подкреплен дантовской физикой земного шара, с одной стороны, и ассоциациями с райским плодом и змеем из Книги Бытия — с другой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});