были вместе назначены в разведку. Они выехали рано утром в северном направлении.
Захаров взглянул на небо:
— М-да… Сегодня опить будет чертово пекло.
Цитович, небольшого роста боец, произнес с украинским акцентом:
— Нам не привыкать!
Старший разведки Малахов, ехавший между ними, обратился к Захарову:
— Слушай, Захарыч, чей это у тебя конь? Бандитский, что ли?
Захаров похлопал коня по шее:
— Неделю тому назад басмачи ездили, а теперь я. Только немного худоватый. Если его кормить как следует и ухаживать, то будет неплохой конь. А своему коню я дал отдых. Увольнительную…
Малахов вдруг с воодушевлением произнес:
— Да, друзья, скоро конец моей службе! Осенью домой! Дома отец с матерью ждут не дождутся. У меня там есть хорошая девушка, моя будущая невеста. Все время пишет письма. Я, кажись, карточку ее вам показывал? — Малахов спохватился, глянул вперед. — Увлеклись мы с вами. Не на прогулке находимся. Ты, Цитович, веди наблюдение с правой стороны, а ты, Захарчик, с левой. Я прямо и назад буду поглядывать. Хотя местность открытая, но нельзя забывать обстановки.
— Мы без твоего предупреждения смотрим в оба, — сказал Захаров.
Цитович пошутил над Малаховым:
— У твоей невесты большое приданое? Корова, дом, свиньи?
Малахов, не обращая внимания на шутки товарища, продолжал мечтательно:
— Она комсомолка. После демобилизаций будем работать в колхозе. Мы сами все это заработаем с ней и дом еще построим. Ох, какая эта девушка, ребята! И плясунья и певунья! Если бы вы видели ее!
Малахов так размечтался, что пришпорил коня, как будто хотел сию минуту полететь к своей милой. Цитович схватил за повод его коня.
— Захарчик, держи за другой повод, — засмеялся он. — А то он улетит, останемся без старшего.
Малахов достал флягу, смочил теплой водой пересохшие губы, сделал скупой глоток.
— Ну, друзья, хватит лясы точить, наблюдайте по сторонам, а я вам сейчас тихохонько спою песню. Сам я ее сочинил!
Кашлянув, словно прочищая горло и проверяя свой голос, он запел тихим и протяжным голосом:
— Я песню тихую пою
Про черноглазую мою.
Каспийский берег при луне
Мне часто видится во сне.
Как будто мы с тобой вдвоем
Идем, смеемся и поем.
Ты жди меня, моя любовь,
Я здесь в пустыне бью врагов.
Чтоб лучше нам с тобой жилось,
Чтоб расставаться не пришлось.
— Ого! Вот где оказывается талант. Мы и не думали, что такой поэт пропадает в этой далекой пустыне, — смеясь, сказал Захаров.
Цитович поддержал товарища:
— Да, мы не знали, что у нас свой Александр Сергеевич Пушкин.
— Ну-ка, ну-ка, давай-ка повтори еще раз. Я не запомнил, — берясь за повод коня Малахова, настойчиво сказал Захаров.
— Я не из гордых, могу сколько угодно петь вам. Но только не сейчас.
У этих молодых людей были свои взгляды на жизнь, на любовь. Каждый мечтал и любил по-своему, но никогда не открывал или не успел еще ни перед кем открыть свою сердечную тайну. И вот вдали от родных мест, в пустыне, друзья делились друг с другом самыми сокровенными мыслями.
После недолгого молчания вдруг душевно и доверительно заговорил всегда скрытный Захаров:
— Знаете, я в Гурьеве познакомился с девушкой. Ее зовут Галей. Она дочь знаменитого рыбака. Хорошая девчонка, выросла на море. Смелая, с открытой душой…
— Ко всему этому, наверное, очень красивая, — подшутил Малахов. Захаров, будто не расслышал друга, самозабвенно продолжал:
— Кончу службу, ей богу, увезу ее на Волгу. Волга наша все равно что море. Ни в чем не уступит Каспию. Ей там будет очень хорошо, скучать не станет.
— Давай, давай, Захарчик, мы тебе поможем увезти ее. Самого лучшего коня дадим! — Малахов похлопал по плечу товарища.
Приближался полдень. Солнце стояло над головой. Гимнастерки разведчиков взмокли, на них затейливыми узорами выступила соль.
В условном месте бойцы спешились, чтобы дать отдых коням и поразмяться самим.
Захаров похлопал по фляге, посмотрел на своих товарищей:
— Эх, и пить хочется! Сейчас выпил бы полведра холодной воды! А во фляге — прямо кипяток.
— Захарчик, в жаркое время никогда водой не напьешься. Нужно только губы смочить и во рту пополоскать, — наставительно сказал Малахов. — Ну, ребята, мы до указанного места доехали, теперь возвращаться пора. Кони тоже пить хотят. По коням!
Они вскочили на коней, двинулись в обратный путь. Кони теперь часто переходили на рысь. Бойцы их сдерживали, стараясь ехать шагом, чтобы не утомить их.
Захаров все любовался конем Цитовича:
— Хороший конь, настоящий скакун! На таком коне можно любого врага догнать.
— Я ведь его сахаром балую частенько, — Цитович улыбался. — Когда я подхожу с пустыми руками, он мордой в карман лезет и толкает в спину. Словно спрашивает: "Где же твой сахар?" Такой забавник!
Цитович, похлопав своего коня, прищурился и глянул на белесое небо:
— А небо-то здесь словно выжгли.
Малахов, вытянув перед собой руки, как бы проверяя температуру, сказал:
— Градусов шестьдесят! Такая жара обжигает. И до конца осени нам придется быть в этом пекле. События только разворачиваются. Долго еще придется возиться с этими бандитами.
* * *
На взмыленном коне прискакал один из разведчиков, посланных в южном направлении, и доложил:
— В два часа дня, в пятнадцати километрах от гарнизона, наша разведка встретилась с передовым отрядом басмачей. За ним движется большая колонна. Трудно разобрать и определить их численность. По крайней мере, не менее тысячи. Наше отделение отходит с боем.
Через несколько минут дивизион был в боевой готовности. Приказ был коротким и ясным: командиру второго взвода Митракову с двумя отделениями и легким пулеметом выехать на поддержку разведотделения. Отделению станкового пулемета занять огневую точку на большом холме у мазара. А мне с кавалерийским взводом стоять наготове.
В три часа дня в трех километрах от нас мы увидели, как по трем лощинам лавиной спустились всадники I. Один из отрядов направился к нашему левому флангу.
Несколько десятков всадников с белым знаменем двинулись к холму километрах в двух от нас. Вскоре знамя на длинном шесте установили на самой вершине холма. Я подумал, что там находятся все курбаши во главе с ханом. Тактика басмачей была ясна: взять нас в кольцо…
Наше южное разведотделение отходило с боями. К этому времени подоспел командир второго взвода Митраков со своими бойцами. Огнем из винтовок они заставили спешиться басмачей, наседавших на разведывательную группу.
Сотня басмачей успела занять выгодный рубеж на двух больших холмах и своим огнем вынудили бойцов Митракова прижаться к земле в открытой местности.
Началась горячая