Читать интересную книгу Костюм Адама для Евы - Дарья Донцова

– Все равно толпа.

– Подожди, – остановил меня Веня. – Судя по записям в медкарте, ребенок Гудковых появился без патологий, здоровым, доношенным, с нормальным весом. А еще его родили в частной клинике.

– Чем ты там занимаешься? – не поняла я.

– Шарю по базам детских поликлиник, – пояснил Веня. – Вот что, ложись спать, дело не очень простое. Авось к утру будет результат.

Я послушно отправилась в кровать и начала вертеться под одеялом. Настя родила мальчика? Это невозможно! Более того, Гудкова незадолго до смерти поделилась со мной новостью, что беременна. Я отлично помню, как Настена за пару минут до того, как пойти в чулан за вареньем, говорила, что у Гриши не могло быть детей и она смирилась с тем, что никогда не станет матерью. Настя очень любила мужа и решила: они с ним проживут без чад.

Помнится, меня поразили слова подруги. Настя стала вдовой не так давно, всем казалось, что они с Гришей идеальная пара. Я, узнав о кончине Гудкова от инфаркта, даже испугалась за Настену, думала, та помешается от горя. Но она, отплакав на похоронах, довольно быстро познакомилась с Егором и начала новую жизнь, ей удалось забеременеть. И сейчас возникает вопрос: почему в браке Гудковых не было наследников? С кем Гриша ходил в клинику? Может, в Москве есть полная тезка моей подруги? Ага, и она заодно близкая подруга Григория!

Так и не поняв, что же происходит, я заснула и была разбужена около десяти утра негодующими стонами Фиры и Муси. Мопсихи хотели гулять и есть.

После того как довольные собаки улеглись в кресло и мирно захрапели, я пошла в ванную. Но меня остановил телефонный звонок.

– Знаешь ли ты, что младенцы, получившиеся «in vitro»[4], часто менее здоровы, чем те, кого зачали естественным путем? – забыв поздороваться, спросил Веня. – И в их медицинских картах всегда укажут, что ребенок образовался в пробирке.

– Никогда не задумывалась на эту тему, – ответила я.

– Двадцать седьмого ноября нужного нам года среди общего числа рожденных детей только у одного в документах стоит «in vitro», – торжествующе продолжал Греков. – Не спрашивай, как я это выяснил, важен не путь, а результат. Мой ум потрясающ! Додумался ведь, что про процедуру искусственного оплодотворения должны где-то написать для сведения педиатра.

– Назови имя малыша, – потребовала я.

– Григорий Майский, проживает вместе со своей матерью, Елизаветой Алексеевной Майской, незамужней, несудимой, учительницей биологии в колледже «Профессор», – словно глашатай, провозгласил Греков. – Сейчас пришлю эсэмэской все адреса, домашний, рабочий. Ну и телефоны в придачу.

– Молодец! – похвалила я Вениамина.

– И только? – обиделся помощник. – Я гений!

Дома у Елизаветы Алексеевны никто не снимал трубку, зато на работе ответил приятный баритон, он сообщил:

– Госпожа Майская на занятиях. Сделайте одолжение, перезвоните после пятнадцати часов. Что передать Елизавете Алексеевне?

– Хотелось поговорить с ней об одном из учеников, мальчик не очень успевает по ее предмету, – прикинулась я озабоченной мамашей. – До которого часа преподаватель планирует находиться на работе?

– До восемнадцати, – обнадежил меня незнакомец.

Спустя пару часов я, проклиная верблюда Маффина и всех его родственников, с большим трудом припарковала джип Макса в одном из кривых старомосковских переулков. Муж любит массивные, похожие на троллейбус автомобили, а я предпочитаю юркие малолитражки, с ними меньше хлопот. Вот сейчас пришлось кружить по району в поисках места для стоянки. Свою «букашку» я бы уже пять раз приткнула к тротуару, а внедорожнику все не находилось нужного пространства. Но делать-то нечего, хорошо хоть Макс пока отсутствует и я могу раскатывать на его джипе, а то пришлось бы маяться в общественном транспорте.

Елизавета Алексеевна оказалась худенькой, невысокого роста женщиной, совсем не красавицей. Представить подобную особу хищницей, разбивающей чужую семью, невозможно, скорей уж от Майской уйдет муж.

– Пойдемте в переговорную, – предложила она. – Мы беседуем с родителями с глазу на глаз, ведь иногда вынуждены сообщать о ребенке не только приятную информацию, не хочется прилюдно конфузить людей.

– Когда я училась в школе, там никто не думал о чувствах детей и взрослых, моей маме часто доставалось от училок математики или химии, – улыбнулась я. – А физкультурник, помнится, обзывал меня «кособоким мешком с мукой, который не может ни бегать, ни прыгать и непременно утонет, если упадет в лужу».

Майская распахнула дверь в небольшую комнату и спросила:

– Чай? Кофе? Или минеральной воды?

– Спасибо, не беспокойтесь, не хочу занимать у вас много времени, – прощебетала я. – Речь пойдет о Грише.

Брови Елизаветы Алексеевны чуть сдвинулись к переносице.

– Пожалуйста, назовите фамилию, среди моих ребят два Григория.

– Майский, – без колебаний ответила я. – Хорошо, что мы покинули учительскую, потому что мне придется задать вам несколько очень личных вопросов.

– Вы кто? – прошептала женщина. – Откуда знаете про моего мальчика?

– Разве наличие сына секрет? – удивилась я.

Елизавета Алексеевна начала вертеть обручальное кольцо на пальце. Я посмотрела на простой золотой ободок, вспомнила ночной разговор с Веней и тихо произнесла:

– Вы ведь не замужем. Зачем же носите кольцо семейной дамы?

– Какая разница? – вспыхнула преподавательница. – Немедленно представьтесь, иначе я уйду. Мои личные дела никого не касаются.

– Ну да, до той поры, пока не погибли Гриша и Настя Гудковы, – парировала я.

– Гриша скончался от инфаркта… – начала было Елизавета и замерла.

– Очень внимательно вас слушаю, продолжайте, – поторопила я учительницу.

– Настя погибла? Что с ней случилось? Вы кто? – пролепетала Майская.

– Анастасия только что умерла в больнице, и ее смерть выглядит подозрительно, – отчеканила я. – Меня зовут Евлампия Романова и…

– Так вы Лампа? – выдохнула собеседница. – Я вас другой представляла.

Настал мой черед удивляться:

– Кто вам обо мне рассказывал?

– В основном Настюша, – всхлипнула Елизавета. – Вы для нее самый близкий человек. После меня и Гриши, конечно. Я часто от нее слышала: «Мне бы научиться у Лампуши оптимизму и умению стойко относиться ко всяким неприятным коллизиям. Я в истерику не от того направления ветра впадаю, а позвоню ей, и она мирно скажет: «Бывали в твоей жизни и худшие ситуации. Все проходит, минует и это».

– Просто царь Соломон, а не госпожа Романова, – смутилась я.

Елизавета Алексеевна вытянула вперед руки.

– Вы же меня не обманываете? Насти нет?

– Она скончалась в больнице, – повторила я.

– Инфаркт? – с выражением ужаса на лице поинтересовалась Майская.

Я решила быть откровенной.

– Пока не знаю результатов вскрытия, медики считают, что Настя потеряла сознание, упала и получила травму затылка. Но по какой причине она лишилась чувств, точно не выяснено.

– Мы так и не успели помириться… – печально сказала Елизавета. – Моя бабушка не раз говорила: «Лизонька, никогда не конфликтуй с человеком, который тебе близок. Вдруг тот случайно попадет под машину? Потом будешь мучиться совестью». Бабуля была очень ранимой. Я над ней посмеивалась…

– Мальчика Гришу родила не Настя, а вы, – озвучила я внезапно пришедшую мне в голову мысль. – Но почему в документах указано, что процедуру ЭКО делали Анастасии Гудковой? Зачем вам пользоваться чужим паспортом? Вы поругались из-за того, что ее муж стал отцом вашего ребенка?

Майская выпрямилась.

– Да, Гришенька мой сын, но не его появление на свет стало причиной конфликта… Настюша очень любила Гришанечку. Раньше она нас часто навещала, но мальчик подрос, пришлось прекратить визиты. Ведь Гриша мог спросить…

Она замолчала.

Я не поверила своим ушам.

– Хотите сказать, что вы дружили?

Елизавета встала.

– Нам не стоит беседовать в колледже. Давайте встретимся в пятнадцать минут седьмого в кафе «Будильник». Оно тут совсем рядом, у метро. В школе слишком много любопытных глаз и ушей, и я не тот учитель, с предметом которого у учеников возникают сложности, всего лишь биология, не особо кому-то и нужна. Просидим тут с вами долго – пойдут сплетни. Кто приходил к Майской? Зачем? Отчего она общалась с родительницей прорву времени? И мне надо прийти в себя, собраться с духом, я не могу вот так сразу все рассказать.

– Хорошо, в шесть с четвертью я приду в кафе, – пообещала я.

– Там немного шумно, но это даже к лучшему, – завершила беседу Елизавета, – в гвалте легче говорить о тайных вещах, никто не подслушает.

– Вероятно, вы правы, – согласилась я. – Но если хотите соблюсти секретность, могу приехать к вам домой. Или давайте поговорим в моей машине.