Читать интересную книгу «Вставайте, братья русские!» Быть или не быть - Виктор Карпенко

ВОЕВОДА ГОРОДЕЦКИЙ АНДРЕЙ РОМАНОВИЧ

1

Как стал лед на Волге, Андрей заторопился домой в Городец. Роман Федорович его не удерживал, понимая, что нет ничего дороже семьи. Навалив подарков для внуков, он проводил из Ошела санный обоз с хлебом и солью. Чтобы избежать голодной зимы, Андрей обратился к отцу за помощью. Хотя Новград Нижний был гораздо ближе, но и там голодовали. По устоявшемуся льду, покрытому тонким слоем снега, ехать было приятно. Мороз стоял небольшой, полозья скользили легко – чего еще надо для скорого возвращения домой. Но какая-то тяжесть мешала радости пути, тревога не покидала Андрея. Он готов был оставить обоз и верхом безостановочно спешить в Городец, но ответственность за людей и груз пересилили.

– Ты чего мечешься, Андрей Романович? То вперед уйдешь, то вернешься… – забеспокоился за друга и военачальника сотник Ярема Лакун. Были они одногодки, многое за последние полтора десятка лет пережили, не раз спасали друг друга от смерти и потому доверяли друг другу всецело.

– Тревожно мне. Я уж какую ночь не сплю. Сон нейдет.

– С чего бы это? Мы вроде молодцы. Вон какой обоз везем… Месяца, почитай, на два хлеба хватит. Да я к тебе не с этим: давно спросить хочу – это правда, что твой отец царю Ошела голову срубил? Мне о том его огнищанин сказывал.

– Было дело, – не без гордости за Романа Федоровича ответил Андрей. – Мне о том Мария рассказывала, она-то врать не будет. Как-никак дочь царя Волжской Булгарии!

– Да ну! – не поверил Ярема. – Это тетка Мария самого царя дочь?

– Да, и что с того? А до крещения ее звали Зора. Ее отец царь Алтынбек дал ей в приданое земли под Ошелом, да и часть земель царя Росу перешли к Роману Федоровичу. А князем-то он уж стал потом.

– Ну, дела! – не без восхищения воскликнул Ярема. – Так это все к тебе перейдет… Ну, потом, как отца не станет.

– Зачем? – усмехнулся Андрей. – Там наследники есть, двое, если ты заметил… Да и не отец он мне вовсе. Вернее, отец, но не по крови.

– Вот те раз! А кто же твой истинный отец? – не унимался Ярема.

– Был, да помер. Погиб под татарами.

– А жена твоя не царских, случаем, кровей? Имя-то какое у нее… не наше…

– Наше имя! И она наша, из-под Новугорода Низовского. Да уймись ты наконец, – с раздражением воскликнул Андрей. – Чтобы языком молоть попусту, лучше бы поехал в конец обоза да подогнал нерадивых. Вона как возы растянулись. Не дай Бог, черемисы нагрянут иль мордва белоглазая.

Сотник ускакал в конец обоза, а Андрей стал перебирать в памяти разговоры с отцом в последний день пребывания в Ошеле. Роман Федорович что-то знал, но скрывал. То тянул с обозом, а то в два дня возы были увязаны и готовы в путь. Неужто татары? Коли так, то сказался бы Роман Федорович. Хотя при прощании как-то мельком проронил: я скоро буду, я следом… Что за этим кроется? – терялся в догадках Андрей.

Последний день пути был самым трудным: запуржило, заметелило. День превратился в ночь. Лошади устали и не хотели идти. И рядом был дом, а пришлось сделать привал и переждать непогоду.

А утром оказалось, что до Городца не дошли всего две версты. Но радость предстоящей встречи с родными была омрачена рыбаком, долбившим лунки под сети в затоне. На вопрос «Как там Городец?» – он угрюмо ответил:

– Нет Городца! Раскатала татарвя по бревнышкам…

– Как это? – вырвалось у кого-то из ездовых.

– А вот так!.. Еще по осени пришли. Налетели яко коршуны. Наши даже ворота не успели запереть. Кто с мечом был взят – побили, остальных в полон увели. Мало кто спасся.

Последних слов Андрей уже не слышал. Обжигая лошадь плетью, он понесся к городу.

Андрея встретил занесенный снегом распахнутый зев ворот, и лишь протоптанная тропинка говорила, что в Городце еще теплится жизнь.

Оставшиеся жители стекались к подошедшему под стены города обозу. Слез не было, они были выплаканы раньше, и лишь ждущие, голодные, наполненные тоской глаза взирали на городецкого воеводу.

– Спаситель ты наш. Мы уж думали, что сгинул в чужой земле или позабыл нас, горемычных.

– Не пережить нам зимы, коли бы ты не пришел, – раздавались то тут, то там выкрики горожан.

Андрей взобрался на ближайшие сани и, обозрев всех, спросил:

– Кто пришел во главе татар?

– Темник Котый, – выкрикнул кто-то из сгрудившихся у обоза горожан.

– Точно он, собака! Темник Котый! – подтвердил стоявший ближе всех к Андрею рыбак, что встретился при подходе к городу.

Андрей кивнул и чуть тише спросил:

– Понимаю, у всех горе. Но хочу знать: что с Цветаной и мальчишками?

Молчание было ему в ответ.

– Кто что знает, не таись. Может, кто видел что?

Из толпы городчан выступил мужик в добротном заячьем тулупе, поярковой шапке. В заросшем волосом горожанине Андрей с трудом признал купца Артемия Кучку.

– Ты уж прости нас, Андрей Романович, но здесь собрались те, кто мало что видел. Потому и живы остались. Одно скажу: среди тех, кого земле предавали, ни жены твоей, ни детишек не было. Видно, увели басурманы в полон. Надысь из Володимира человек был, говорит, что хан Неврюй с Дона приходил. Туда и ушел. Туда и полон увели.

Это уже было что-то, и это что-то давало надежду. Андрей еще раз оглядел толпу горожан и медленно проговорил:

– Что же, други мои, надо жить. Пройдет время, и татарам отольются ваши слезы. Я был в княжьем тереме – разорен, но стоит цел. Туда обоз приведем. Ноне устраиваться будем, возы разгружать, а завтра поутру приходите. Все получат долю, никого не обидим.

Но никто из горожан не ушел от обоза. Дорогу до терема очищали от снега всем миром. В кладовые княжеские перетаскивали привезенный груз. Во дворе терема разожгли большой костер, возле него и скоротали ночь. Утром, раздав часть зерна и соли, дружинники занялись устройством жилья. Как ни рвался Андрей сердцем на Дон, здравый смысл заставлял думать об оставшихся в живых городчанах, а кроме того, зимой идти в Орду, не зная пути, не подготовившись, – обречь себя на неудачу и, возможно, смерть.

Не прошло и десяти дней, как в Городце объявился Роман Федорович. С ним было три сотни воинов, большей частью булгары.

Роман Федорович все понял по запавшим глазам, черному, исхудавшему за короткий срок лицу. Андрей поведал о случившемся. Первая горячка потери спала, теперь же он говорил спокойно, рассудительно. Но заявления Андрея, что, как только подготовится, пойдет на Дон, Роман Федорович не одобрил.

– Даже если Господу будет угодно, ты дойдешь до ставки хана Неврюя, и если сразу тебя не убьют, то на одного полонянина у хана станет больше. Я завтра возвращаюсь в Булгарию. Заручившись грамотами Гази Бараджа, а он мне не откажет, пойду на Дон. Ты жди. Я найду и Цветану, и внуков. Не найду у Неврюя, пойду в Сарай. Обязательно их отыщу. И вот еще что, – Роман Федорович немного помялся, подбирая слова, – мог в Ошеле сказать, да не решился. Может, и ноне твое спокойствие нарушу напрасно, но умолчать не могу. На великокняжеский стол во Владимире сел князь Александр. Он знает, что у князя Юрия Всеволодовича был еще один сын и он должен был унаследовать великокняжеский стол. Но кто он, того Александр не знает. А коли узнает, тебе не жить!

– Я – твой сын и о столе княжеском не помышляю…

– О том, что ты сын Юрия, знает митрополит Кирилл, у него и грамоты от великого князя Юрия Всеволодовича. Ноне он дружен с Александром, а не дай Бог, дружба та пойдет прахом, вот тогда митрополит может явить народу грамоты… Так что поберегись. И еще, через неделю придет еще обоз с мясом, рыбой, хлебом. В феврале еще обоз направлю. Так что перезимуете. По весне присмотри место тайное в лесах, за болотами, и поставь там крепостицу, чтобы в тяжелую годину народ мог спастись. Ноне сражаться с татарами – смерти подобно. Их много, они оружны и крепки родственными узами и… страхом. Я видел, как за трусость одного воина убивали весь десяток, в который тот входил. Главное – выжить и копить силы.

Роман Федорович спешил и уже на следующий день прощался с Андреем.

– Оставляю тебе пять десятков молодцов. Воины отменной выучки. Были в полоне, да я их выкупил еще детьми. Теперь мне служат. Кроме меня, у них нет родственников. Будь им вместо отца, а они за тебя жизни положат, но не предадут. От меня жди вестей: коли на Дону твоих не найду, пришлю весточку, а коли отыщу, то сам приеду. Прощай, сын. И бережись.

2

Новгород опять напомнил о себе, своем буйном, безудержном характере. Воцарившееся с приходом на княжеский стол Василия Александровича спокойствие вновь было нарушено приверженцами жить по старине. Они посчитали, что Василий стал на княжеский стол не по решению веча, а по воле Александра Ярославича. И посадник Степан Твердиславич занял место тоже по княжеской воле.

Вечевой колокол гудел ежедневно, собирая толпы новгородцев. Споры о нарушении вечевых вольностей доходили до мордобоя, и только вмешательство епископа Далмата разводило непримиримых противников. В конечном счете приверженцы старины одержали верх над стремившимися к дружбе с Владимиро-Суздальским княжеством, и княжич Василий со своей малой дружиной был изгнан из Новгорода, а на его место вече пригласило младшего брата великого князя Ярослава Ярославича, считавшего себя обделенным и хитростью, а больше силой завладевшего псковским княжеским столом.