В обрыве на морском берегу имелась узкая щель, заросшая репейником. Протискиваться в нее надо было боком, но затем ход расширялся и постепенно переходил в низкую пещеру. Здесь и увидел Алексей “гвардию Шаворского”, которой предстояло сегодня “обеспечить” пожар на элеваторе.
Это было пестрое сборище, человек двадцать. Большая часть — обыкновенные уголовники, те, что по ночам наводили ужас на одесских обывателей.
Распоряжался в пещере плотный мужчина с выпуклой грудью и интеллигентной острой бородкой. Низкий рокочущий голос его показался Алексею знакомым. Он подошел ближе, вслушался. И вспомнил: лестничная площадка, витражи в оконных проемах, медная дощечка на двери… Баташов!
Это было важное открытие, но за ним тотчас последовали новые.
Как и Шаворского, Алексей давно знал этого человека. На фотографии, принесенной Инокентьевым, он был изображен в морской форме с погонами капитана второго ранга. И фамилия у него была другая: Сиевич, один из организаторов прошлогоднего заговора в Одессе…
Наедине переговорив с Баташовым-Сиевичем, Микоша подошел к Алексею.
— Потопали! — сказал он.
В проходе их ждали еще какие-то люди.
— Запалим в два ночи, — сообщил им Микоша. — Слушайте все: вести себя тихо! Шпалерами не шуметь, только в особенном случае.
И велел отправляться.
По одному вылезли из пещеры и двинулись в город.
Шли через центр, растянувшись цепочкой.
Спустились к порту. Вблизи Потемкинской лестницы Микоша остановился и подождал приятелей. Когда все подошли, он велел Алексею остаться с ним, а прочим идти к элеватору в обход, занять удобные места и ждать. Когда загорится и набежит толпа, учинить панику. Главное, помешать тушить.
— Займется покрепче, тогда смывайтесь, — сиплым шепотом наставлял он. — Если налетят чекисты, можно и пострелять. Однако не слишком. Эй, Гоша, слышишь меня? Не особенно разоряйся! Пусть Одесса думает, что мы здесь ни при чем.
— Не учи ученого… — отозвался Гоша, очевидно, большой любитель пострелять.
— На нас с тобой — самый ответственный момент! — заявил Микоша, когда они с Алексеем остались одни. — Хлопчики поработают, как надо. А мы в нужное время запалим в другом месте, чтобы “товарищи” побегали туда и сюда! Вразумел? Держи! — Микоша сунул Алексею бидон. — И двинули скоренько.
…Они шли какими-то одному Микоше известными переходами. Сворачивали в переулки, перелезали через заборы, обходили склады и заброшенные мастерские, шагали по шпалам портовых железнодорожных путей. Алексей скоро перестал понимать, где они находятся, и заботился лишь о том, чтобы не потерять Микошу из виду.
Миновали какой-то пустырь, и дорогу им преградила каменная стена, укрепленная толстыми контрфорсами. За ней возникла тень огромного здания. Элеватор.
В одном месте стена была разрушена. Темнел широкий пролом с острыми зубчатыми краями.
Микоша остановил Алексея.
— Тут, — шепнул он. — Подходяще: все увидим, как в театре.
Алексей поставил бидон и огляделся.
За пустырем сгрудились жилые дома. Кое-где еще светились окна. Слева начиналась просторная территория грузовой пристани. Было слышно, как далеко-далеко, за молом, шумят волны. Свежий ветер гулял по пустырю, шевелил мусор…
Теперь надо было запастись терпением и ждать столько, сколько потребуется Микоше, чтобы осознать провал затеянного бандитами поджога.
Они сели на землю возле пролома. Микоша придвинулся к Алексею.
— Ветерок-то, а? — зашептал он, не слишком даже заботясь об осторожности. — Раздует, будь здоров! Погреются нынче комиссары!
— Слушай-ка, — сказал Алексей, — ты мне объясни. На элеваторе свои люди, что ли?
— А то как же! — охотно отозвался Микоша. — Главный кладовщик. Сам ему английскими фунтами заплатил, можешь себе представить? Иначе ни в какую не соглашался.
— Но согласился же?
Согласился… Две трети вперед, остальное после.
— А как он все устроил?
— Ну то просто. Подрядил пару биндюжников из наших. Зерно возить. Они ему и завезли под мешками ни много ни мало — тридцать четвертей керосина. Увидишь, как полыхнет!..
Микоша вдруг осекся…
По двору кто-то ходил. Алексей затаил дыхание: это могли быть чекисты.
В темноте за стеной тлел огонек папиросы. Трое мужчин прошли мимо пролома. Один говорил:
— …Соснуть надо. Утром два пульмана разгружать…
По-видимому, это были рабочие с элеватора.
Когда их шаги затихли в отдалении, Микоша иронически просипел:
— Ты слышишь, он еще беспокоится за разгрузку! Завтра он будет искать полку, куда зубы положить!..
Алексей подумал, что так бы, пожалуй, и случилось, если бы поджог удался. Тысячи рабочих семей не получили бы хлебного пайка. Тысячи людей, ребятишки!.. Их завтрашний день — в том здании, что темнеет впереди, в хлебных закромах, куда бандиты завезли тридцать четвертей керосина… Алексей почувствовал, как к горлу комком подкатывает ненависть.
“Спокойно! — сказал он себе. — Спокойно. Не распускаться. Все получат сполна, дай срок!..”
Больше они не разговаривали.
Прошло еще с полчаса. Становилось прохладно. Ветер то утихал, то занимался снова.
Вдруг Микоша приподнялся на локтях и потянул носом.
— Чуешь?
Алексей понюхал воздух и почувствовал только кислый запах давно не мытого тела, исходивший от Микоши.
— Ни черта нет, — сказал он, — помнилось тебе!
Микоша еще посопел, внюхиваясь, и лег. Но через минуту снова поднялся.
— Да что тебе, заложило? Пахнет!..
И тут Алексей действительно уловил тонкий, едва ощутимый запах гари. У него похолодело внутри. Он оглянулся на пустырь: не горит ли там чего? Может быть, от жилья нанесло?..
Пустырь был черен. В домах погасли последние огоньки.
А запах становился все отчетливее, все гуще. И вдруг приутихший было ветер швырнул в лицо теплую удушливую горечь дыма…
— Теперь чуешь? — возбужденно прохрипел Микоша. — Началось!..
Алексей вскочил, бросился к пролому.
Со стороны моря быстро розовел воздух, и на его фоне проступили четкие контуры здания с косой висячей галереей зерноподъемника. Темнота над ней шевелилась, меняла очертания, и с каждой секундой все заметнее было, что это не темнота, а дым, плотной массой текущий к небу…
Алексей еще не верил, еще надеялся на что-то. Но тут, на мелкие осколки дробя тишину, во дворе элеватора тревожно и часто забился пожарный колокол…
Все смешалось в голове у Алексея. Из сумятицы мыслей выплыла одна, страшная в своей неопровержимости: предательство!.. Оловянников не узнал о готовящемся поджоге. Предупреждение Алексея не дошло до него!..