– Доброе утро, братья, а почему вы так хмуры в сей славный день? – вопросил пекарь Возчик.
Все остальные танцоры в недоумении уставились на него.
– Ты что, какое-нибудь лекарство принимаешь? – поинтересовался кровельщик Ткач.
– Просто пытаюсь вжиться в роль, – ответил Возчик. – Так обычно изъясняются городские по… по… повисельники.
– А кто они такие, эти повисельники? – удивился ткач Пекарь.
– Насколько понимаю, они обычно ходят с куртизанами. Так мне кажется, – пожал плечами пекарь Возчик.
– Кстати, я спросил у мамы, кто такие куртизаны, – сообщил Джейсон.
– Да?
– Она сказала, это те, кто по лесам лазает. А вокруг нас сплошной лес, значит, это мы.
– Так мы еще и городские повисельники? – спросил ткач Пекарь.
– Видимо.
– Круто!
– Ну, разговариваем мы совсем не так, как эти козлы в пьесе, – возмутился пекарь Возчик. – Они постоянно упоминают эту самую суету, которая вечно сует. А их шуток я совсем не понимаю.
– А ты и не должен понимать шутки, это же пьеса, – объяснил Джейсон.
– Мои штаны! – закричал вдруг ткач Пекарь.
– Слушай, заткнись и толкай тележку.
– Не понимаю, почему мы не можем показать наш Танец с Палкой и Ведром… – пробормотал другой ткач – Портной.
– Мы не будем показывать этот танец! Я даже слышать о нем ничего не хочу! У меня до сих пор болит колено! Так что заткнитесь все! Еще раз о Танце с Палкой и Ведром услышу…
– Мое брюхо! – снова заорал Пекарь, которого не так-то просто было сбить с мысли.
Тележка прыгала по изрытой колеями дороге.
Даже Джейсон вынужден был признать, что танцевать значительно проще, чем лицедействовать. Люди не глазели на тебя и не хихикали. А эти дети… Им только дай повод посвистеть. Ткач и Кровельщик почти открыто бунтовали и умышленно путали слова. Каждый вечер приходилось искать новое место для репетиции.
Даже в лесу невозможно было скрыться. Просто удивительно, и откуда только берутся эти прохожие?
Ткач перестал толкать тележку и вытер пот со лба.
– Я уж думал, у Чертова Дуба нас никто не найдет, – сказал он. – В полумиле от ближайшей тропинки, но, будь я проклят, всего через полминуты там было не протолкнуться от всяких углежогов, отшельников, трапперов, лесорубов, охотников, троллей, сборщиков птичьего помета, хвороста, свинопасов, грибников, гномов, хулиганов и каких-то подозрительных типов в длинных плащах. Удивительно, и как это в лесу еще осталось место для деревьев! Ну, куда теперь?
Они подошли к перекрестку – если его можно было так назвать.
– Что-то не припоминаю я это место, – сказал браконьер Плотник. – А думал, что знаю все тропки.
– Это потому, что ходишь ты по ним, только когда темно, – подсказал Джейсон.
– Все знают, ясна ночь – услада для тебя, – продекламировал извозчик Кровельщик слова из пьесы.
– Для него любая ночь – услада, – возразил Джейсон.
– Эй, – воскликнул ткач Пекарь, – а мы, по-моему, начинаем вживаться в роли!
– Сворачиваем направо, – предложил Джейсон.
– Ни за что. Там сплошной вереск и колючки.
– Тогда налево.
– А там тропинка слишком извилистая, – сказал Ткач.
– Тогда как насчет средней дороги? – предложил Возчик.
Джейсон посмотрел вперед.
«Средняя дорога» действительно существовала, хотя, скорее, это была звериная тропа, петлявшая между тенистыми деревьями. Вдоль нее густо росли колючие кустарники. Зеленая, несколько зловещая тьма сгущалась над тропинкой.
Все его чувства кузнеца встали на дыбы и дружно завопили.
– Э, нет, только не сюда, – помотал головой Джейсон.
– Кончай, – сказал Ткач. – Ну что тебе не нравится?
– А то, что тропка эта ведет к Плясунам, – объяснил Джейсон. – Мама говорила, к Плясунам ходить нельзя, потому что вокруг них зачастую пляшут голые девки.
– Уже не пляшут, – поправил его Кровельщик. – Старая матушка Ветровоск топнула ногой и заставила их надеть штаны.
– Они туда больше не ходят, – подтвердил Возчик. – Так что там будет тихо и безлюдно. Самое то для репетиции.
– Мама говорила, туда никто не должен ходить, – несколько неуверенно возразил Джейсон.
– Да, но, может, она имела в виду, что туда нельзя ходить… с магическими намерениями, – ответил Возчик. – А в наших париках да лохмотьях ничего магического нет.
– Правильно, – согласился Кровельщик. И там нам точно не помешают.
– А кроме того, – подхватил Ткач, – если каким-нибудь девчонкам снова приспичит прокрасться туда, чтобы поплясать без штанов, мы их обязательно увидим.
Воцарилась абсолютная задумчивая тишина.
– Наверное, – сказал Кровельщик, выражая тем самым невысказанную точку зрения почти каждого из них, – это наш долг перед обществом.
– Ну-у-у, – протянул Джейсон, – мама говорила…
– Во всяком случае, – перебил его Ткач, – уж кто бы говорил, да только не твоя мамаша. Мой отец рассказывал, что в молодости она сама частенько бегала без…
– Хорошо, хорошо, – сдался Джейсон перед явным численным превосходством. – Вряд ли какой вред будет, если мы там чуть порепетируем. Это же обыкновенное, как его… притворничество. Но никаких танцев. Тем более, и я хочу, чтобы все это поняли, никаких палок и ведер.
– О, мы будем просто играть, – заверил его Ткач, – ну и следить за ситуацией, конечно.
– Таков наш долг перед обществом, – повторил Кровельщик.
– Ох и сложная это наука, притворничество… – вздохнул Джейсон.
Бим-бом-блям-динь…
Этот звук эхом разнеся над Ланкром.
Взрослые мужчины, копавшиеся в садах, разом бросили лопаты и поспешили укрыться в домах…
Бим-бом-динь-блям…
В дверях появились женщины и принялись отчаянно зазывать детей домой.
…Блям-бом-динь-дон-бом…
Захлопнулись ставни. Некоторые мужчины, сопровождаемые испуганными взглядами домочадцев, заливали огонь в очагах и пытались заткнуть мешками дымоходы…
Нянюшка Ягг жила одна, потому что всегда уверждала: пожилые люди должны уважать себя и ни от кого не зависеть. Кроме того, прямо за стенкой спал Джейсон, и его самого или его жену, как там ее, легко можно было разбудить, если хорошенько постучать по балке башмаком, а с другой стороны жил Шон, которого нянюшка заставила натянуть веревку и повесить на нее жестяные банки, при помощи которых его легко можно было вызвать, в случае если мамочке вдруг потребуется помощь сына. Бим-блям-динь…
Ванной комнаты у нянюшки Ягг не было, зато была жестяная ванна, обычно висевшая на гвоздике на задней стенке уборной. В данный момент нянюшка тащила эту самую посудину в дом. Она проволокла ее через весь сад, задев по пути несколько деревьев, углов и садовых гномиков.
Три большие черные кастрюли стояли на печи. Рядом лежали с полдюжины полотенец, губка, пемза, кусок мыла, второй кусок мыла – вдруг потеряется первый – ковш для выуживания пауков, раскисший от воды резиновый утенок с выпавшей пищалкой, долото для срубания мозолей, большая жесткая щетка, малая жесткая щетка, жесткая щетка на длинной ручке для мытья труднодоступных мест, банджо, какая-то штуковина с трубами и кранами, назначения которой никто не знал, и бутылка «Клатчских Ночей» – эссенции для ванн, от одной капли которой трескалась краска.
Блям-бом-бух…
Каждый житель Ланкра обязан был досконально изучить ритуал омовения нянюшки Ягг – в порядке самообороны.
– Но ведь сейчас еще не апрель! – удивлялись живущие по соседству люди и задергивали шторы.
В доме, что располагался по улице чуть выше хижины нянюшки Ягг, госпожа Тощага схватила мужа за руку.
– Коза осталась на улице!
– Ты с ума сошла! Нет, я туда ни ногой. Ни за что на свете!
– Ты помнишь, что случилось в прошлый раз?! Мы ее едва с крыши стащили, да и то она потом три дня лежала парализованная!
Господин Тощага высунулся из двери. Было тихо. Слишком тихо.
– Наверное, воду наливает, – сказал он.
– У тебя есть пара минут, – предупредила жена. – Давай, или придется целую неделю йогурт пить.
Господин Тощага снял висевший за дверью поводок и пополз к привязанной у изгороди козе. Животное узнало признаки готовящегося банного ритуала и сейчас стояло, в буквальном смысле слова окаменев от ужаса.
Сдвинуть козу с места не представлялось возможным. Пришлось волочь ее на себе.
Послышались далекие, но настойчивые, хлюпающие звуки, затем о край жестяной ванны ударилась пемза.
Господин Тощага перешел на бег.
До его слуха донеслось позвякивание струн настраиваемого банджо.
Мир затаил дыхание.
И это началось, пронеслось, как торнадо над прерией.
– А-а-а-а-а-и-и-и-и-и-и…
Три цветочных горшка над дверью по очереди раскололись. Шрапнель просвистела рядом со щекой господина Тощаги.
– А на волшебном посохе – нехилый набалдашник…
Господин Тощага забросил козу в дверь и нырнул следом. Жена быстро задвинула засов.