— Лиззи Олсон, — закончил за нее Майкл, стараясь сохранить терпение. — Это и мой родной городок, Лиззи.
— Тогда ладно.
— Мне просто не хочется там жить.
— Ты называл его дохлым местом.
— Правда? — засмеялся он. — Может быть. Я думаю, мы все так изредка называли его.
— Я — никогда.
— Послушай, Лиззи. Я ждал и искал женщину, в которой должно было быть что-то и от Уилсон-Крика и от Нью-Йорка.
— Во мне нет ничего от Нью-Йорка.
— Есть. Но в тебе больше всего от самой себя.
Положив руки на колени, она отвернулась:
— Элизабет Гест просто выдумка.
— Я не верю в это, не совсем верю, — спокойно сказал он. — Ты не можешь постоянно прикидываться простой девчонкой из Уилсон-Крика, которая никогда не хотела ничего, кроме домашнего очага и кучи детей. И я не могу притворяться, что и шагу не хочу ступить по Уилсон-Крику и не думать о том же. Не надо чувствовать своей вины в том, что ты хотела уехать. Он навсегда останется твоим домом. Ничто не сможет изменить этого. Поверь мне, я знаю. Но и вернуться ты тоже не можешь, как и я.
Не глядя на него, она упрямо сказала:
— Я смогу.
— Нет, даже если очень захочешь, ты не сможешь навсегда приехать туда. — Он вздохнул. Терпение его уже подходило к концу. — Лиззи, я даю тебе три секунды на размышление. После этого я поцелую тебя, и одному Господу известно, что потом произойдет. Если собираешься уйти — уходи. Но не думай, что этим все и закончится, потому что я хочу тебя. Ты так много для меня значишь… И я не собираюсь отказываться от своих намерений из-за того, что ты чувствуешь себя виноватой.
Она резко обернулась:
— А я не чувствую себя виноватой! Он ухмыльнулся:
— Ага, задел за живое! Ну, считаю! Раз…
— Майкл, черт побери, я не люблю никаких ультиматумов!
— Два…
— Можешь отсчитывать свои секунды.
— Три!
Она все еще была здесь. И знала, что никуда не уйдет. Руки сложены на груди, ноги напряжены. Она была в страшном гневе. Майкла, похоже, это не волновало. Он обнял ее за талию и повернул к себе. В ее глазах плясали веселые огоньки, и она едва сдерживала смех.
— Женщина-дьявол, — сказал он и поцеловал ее.
В огромной спальне Майкла ощущался мужской дух. Здесь ничто не напоминало стиля Кунин. Лиззи уже собиралась сказать ему об этом, как он, обнимая ее за талию, предупредил, что выбросит ее из окна, если она заикнется о стиле.
— Эта черта мне в тебе и нравится, Майкл, — смеясь, сообщила она. — Ты говоришь без обиняков.
— Я всегда так делал.
— Это точно. Я вспоминаю, как в шестнадцать лет ты…
— При воспоминании о моей юности холодок пробегает у тебя по спине.
— Ха! Хотела бы я посмотреть на это. Вспомните, мистер Вольф: мне единственной удавалось сталкивать вас с Королевской горки!
Его руки приостановились чуть ниже ее груди.
— Я уступал тебе.
— В своей жизни ты никому не уступал.
— Ты была словно маленькая заноза в пальце с этими своими браслетами и сережками.
— Тем более ты не мог мне уступать…
— Тогда мать сказала мне, что я не должен обижать малышей.
Лиззи не нашлась что ответить.
— Хорошо, Майкл, — проговорила она наконец. — Я не стану вспоминать истории из твоей жизни, а ты не будешь рассказывать про меня. — Она откинула голову и посмотрела на него. — Маленькая колючка, да?
Он усмехнулся:
— Но очень острая. Да, мы здорово изменились.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Хочу сказать, что… — Он издал боевой клич.
Она шутливо подтолкнула его локтем в низ живота, что, конечно, причинило ей большую обеспокоенность, чем ему боль. Он назвал ее маньячкой. А когда он попытался схватить ее сзади, она толкнула его бедром.
— О, — сказал он, — мне это нравится.
Притворившись испуганной, она вывернулась, но осталась в его объятиях. Майкл был ненамного выше, но крепче и сильнее, и она уже убедилась в силе его мышц. Тогда она ударила его по рукам. Но вместо того чтобы разжать объятия, она смогла лишь еще теснее прижаться к нему. Теперь ее грудь находилась на уровне его груди, а руками он крепко держал ее повыше талии.
— Конечно, я так и хотела сделать, — сказала она.
— Безусловно.
— Если бы захотела, то запросто смогла бы вырваться.
— Смогла бы.
— Я посещала занятия по самообороне. Его темные глаза смеялись.
— И от кого вы собираетесь защищаться, мисс Олсон?
— От одного несчастного труса, который…
— Несчастного труса? Она засмеялась.
— Это выражение Челси. Кстати, ее настоящее имя Люси Тервилигер. Она поменяла его десять лет назад на Челси Бернард потому, что ей не понравилось, как его произносят англичане. Помнишь Люси?
— Да. Вы с ней на два долгих года оставались бессменными заложницами магазина стройматериалов. Вы по-прежнему подруги?
— А почему бы нет? Разве плохо, когда рядом с тобой человек, который знает тебя с пеленок и при этом разделяет твои взгляды?
Нежно улыбаясь, он ответил:
— Конечно, это отлично.
И тут он наклонился вперед, и Лиззи стала терять равновесие, но вместо того, чтобы поддержать ее, он начал падать вместе с ней.
И они упали на удобную и фантастически огромную кровать Майкла.
— Не надо слов, — прошептала Лиззи. Руки ее обвились вокруг шеи Майкла, и, улыбаясь, она стала пальцами гладить его волосы. Она прижала его к себе, и он, поддавшись, прижался к ней, и губы их медленно и упоенно слились в жарком и жадном поцелуе.
Затем он вытащил руки из-под нее и, упершись одной в спинку кровати, несколько секунд смотрел на Лиззи.
— Не надо слов, — согласился он. И снова прижался к ней так плотно и так призывно, что она не могла не ответить ему тем же. Майкл начал движения, и точно такие же движения совершал его язык.
И Лиззи уже не помнила, то ли она просунула руки ему под рубашку, то ли он первым добрался до нее. Она только ощущала теплоту и упругость его тела и прохладу его рук у себя на животе и чувствовала, как желание охватывает ее, растекаясь по всему телу.
— Я не очень хорош в одетом виде, — прошептал он. — А ты не против потерять несколько пуговиц?
Она рассмеялась, приподнимаясь, и он скатился с нее. И, стоя рядом, они начали раздеваться. В атмосфере комнаты нарастала страстность, ощутимое сексуальное напряжение, но было и еще что-то. Лиззи не могла понять, в чем дело, но что-то особое явно присутствовало. У них это происходило в первый раз, но складывалось такое впечатление, что это когда-то уже случалось. Тишина была заполнена страстью и обещанием, но и тем непонятным, что заставило ее призадуматься.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});