Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Знаете, почему этим делом заинтересовались спецслужбы Польши? Потому что там за полтора года больше всего заказных убийств и перестрелок случилось исключительно среди похоронщиков. Улавливаете?
— Это вроде стрельбы в московских редакциях за право печатать учебники? — улавливал Поспелов.
— Правильно, только Польша страна маленькая, там еженедельные похороны выглядели странно. Тем более что стариков по дороге в больницу стало умирать на удивление много, а похоронных бюро осталось на удивление мало. Еле справлялись с оплаченными государством похоронами пенсионеров. Это я ее вычислил! — вдруг повысил голос Ушастый и встал.
— Вы сказали, что и после ухода за нею остались кое-какие обязательства.
— Так, одно маленькое дельце, да только обидно, что никто, кроме нее, его не мог сделать. Она должна была ликвидировать одного человечка, по-тихому, естественным путем, так сказать, как она всегда и делала, да вот незадача… Слишком близкий контакт с объектом, слишком близкий…
— То есть эта ваша учительница пения попалась на чувствах?
— Как сказать, может быть, на чувствах, может быть, на деньгах. Человечек этот непрост, очень непрост, поймать его трудно, а если начнешь открыто ловить — шуму будет на семь газет. Она нашла к нему подход, она ко всем находит подход. — Ушастый остановился в углу и стал ковырять облупившуюся краску. — Были у меня сведения, что бильярдист предложил ей красивую жизнь на Багамах, да я не придал этому значения, дурак, знаете, по-советски полагался на надежность семьи и детей.
— Значит, ваш агент особого назначения, по кличке “Учительница пения”, захотела поменять жизнь, сбежать с объектом, которого вы ей же и заказали, а информацию о готовящемся побеге вам представил, естественно, Успендриков, — Поспелов от такой приятной беседы и собственной сообразительности стащил с носа очки и удовлетворенно прикусил зубами дужку.
— Уже было назначено число проведения операции. Двадцать третье. После этого ей была обещана полная свобода.
— Зачем вы мне это говорите? — насторожился Поспелов.
— Дети, гражданин начальник, что с детьми делать будете?
— У вашей “Учительницы” была помощница? — поинтересовался Поспелов не в тему.
— Понятия не имею. Зачем это вам?
— Тут ведь как получается, — Поспелов тоже встал, подошел к стене, которую продолжал расковыривать Ушастый, — в Оке выловили самоубийцу с металлическим кофром в руке, откачали, допросили, сняли отпечатки, как полагается, и отправили ее на все четыре стороны, то есть отвезли на вокзал и вручили билет на электричку. Под наблюдением, естественно. А она села в такси и поехала по адресу на письме из чемоданчика — прямехонько в Подмоклово, на Московскую, двадцать два.
— И что? — Ушастый смотрел равнодушно.
— Ничего. Сидит теперь там в доме, принимает гостей, кормит детей грудью. Это касательно вашего вопроса о детях.
— Почему она туда поехала?
— А кто ее поймет? Может, ехать больше было некуда. Мы не могли спросить, потому что конверт с адресом находился в тайнике.
— Что было в чемодане?
— О, в чемодане было столько всего, что сразу и не перечислишь, когда мой опер вернется, он вам покажет опись. Но меня вызвали, как я уже говорил, из-за кислоты в термосе.
— Это чемодан самоубийцы?
— Говорит, что ее. Говорит, что подрабатывает анатомопластикой.
— Имя?
Поспелов задумался. Конечно, Ушастому ничего не стоит затребовать протокол допроса вытащенной из реки Моны Кукулевской, но что-то подсказывало следователю, что не стоит сейчас произносить это имя.
— В одном из паспортов в чемодане было имя Марины Крайвец. В двух других — Летиции Фаркинс. Вот я и подумал, если ваша протеже имела напарницу…
— Учту. Спасибо, я в долгу не остаюсь никогда.
— Эта самая Марина Крайвец, или Петиция, посетила дом. Она пришла ругаться. Вместо одного тела, с ее слов, пришлось растворить два — мужчины и женщины. Как она сама сказала, потребовалось три канистры. Вам это о чем-нибудь говорит?
Ушастый, застыв глазами где-то на уровне лба Поспелова, поинтересовался:
— Где у вас тут туалет?
— Налево по коридору, только вы уж простите, пока выяснение личности не закончено…
— Знаю, — перебил Ушастый и сам позвал охранника.
ОШИБКА
Изгнанный из кабинета Петя вышел на улицу. Побродил по двору изолятора и пошел к зданию ОВД через дорогу. Он был раздосадован и ничего не понимал. На разъезде столкнулся с выбегавшими на выезд оперативниками. Женщина облила кислотой соседку, кота соседки, два кактуса на подоконнике в кухне соседки, а остатки ядовитой жидкости вылила в аквариум. Соседки. “Ну что, кислотник, поедешь пробу брать? Нарушительница спряталась на чердаке пятиэтажного дома, заряди обойму, надень бронежилет, вдруг это ваша учительница пения сбрендила и теперь палит по мирным жителям из охотничьего ружья!”
Петя попросил задержать выезд на пару минут и бросился в изолятор к следователю. Правая рука сама нащупала кобуру, он увидел Поспелова, что-то объясняющего охраннику, и только было собрался его окликнуть, как наткнулся на отстраненный ускользающий взгляд следователя.
Охранник у двери кабинета, путаясь и иногда покручивая пальцем у виска, кое-как объяснил Пете, что передал Поспелов.
Сначала Петя ничего не понял. Поспелов — человек, приезжий из Москвы, — не имел никакого права увольнять оперуполномоченного, приставленного к нему на время ведения дела. Самое большое, на что тот имел право, — попросить у местного начальства заменить его другим опером, но какого черта?!
Охранник не разрешил ему войти в кабинет и немедленно все выяснить лично у Поспелова.
Петя отошел к окну и задумался.
Ему показалось, что огромное темное облако над деревьями провисло тяжелым холодным выменем. Петя сам не понял, почему ему, человеку городскому, вдруг пришло на ум это странное и зловещее слово — “вымя”? — но вместе со словом на сердце легла тревога ощущением где-то допущенного промаха.
— Тут ребята спрашивают, ты едешь? — окликнули его из конца коридора.
В машине, в гомоне и трясучке, Петя достал из кобуры оружие, рассмотрел его и даже не удивился — только похолодело сердце. Это был “ПМ”, достаточно ухоженный и тоже старый, но не его. Так, спокойно, что там в обойме?.. Полная… Такого Петя от судьбы не ожидал. Если бы он сейчас не ехал с ребятами, а бродил по коридорам изолятора, то направился бы прямиком к начальству — подать рапорт об увольнении. Халатность — это мягко сказано. Полное помутнение рассудка должно было наступить у двадцатичетырехлетнего оперуполномоченного отдела по особо тяжким, если он такое натворил с личным оружием.
Петя попросил добросить его до поста ГАИ.
У поста он пытался поймать попутку, потом воспользовался своим удостоверением и нагло остановил шикарный джип.
В Подмоклово он прибыл через двадцать две минуты. Татуировки на руках водителя, его недавно зашитое правое веко и пластырь на щеке впечатлили молодого оперуполномоченного. Когда джип остановился на Московской, Петя строгим голосом поинтересовался, не хочет ли водитель еще немного помочь правоохранительным органам и вскрыть небольшой сейф.
— Не могу, — бесстрастно ответил водитель и, покопавшись в “бардачке”, от души протянул Пете гранату. — Попробуй этим.
Стоя перед запертой калиткой, Петя смотрел на дом и изнывал сердцем до непреодолимого желания влезть через окно, утащить сейф и подорвать его гранатой тут же, у дыры в сетке, под неусыпным оком наблюдающего из фургона.
Замок на калитке щелкнул, Петя подошел к двери в дом, и дверь открылась.
В проеме возник длинный подросток с гипсом на ноге и младенцем под мышкой. Посмотрев на его лицо, Петя подумал, что теперь точно знает значение слова “зашибленный”. Юноша был зашиблен чем-то до состояния полнейшей паники и отчаяния.
— Не надо носить ребенка под мышкой лицом вниз, — на всякий случай заметил Петя и попытался вытащить младенца из-под руки.
— Он так перестает плакать, — объяснил юноша, ребенка не отдал и заковылял с ним в кухню. — Как хорошо, что вы так быстро приехали, спасибо, я не знаю, что делать! Ребенок плачет уже второй час. Заснет минут на пятнадцать и опять плачет. Понимаете, я не знаю, чем его можно кормить, позвонил по ноль три, а мне сказали — смесью для детей до шести месяцев, а в доме нет таких смесей, нет их, понимаете?! — юноша перешел на крик, ребенок под его рукой дернулся и неуверенно подал голос.
— Ты вызвал врача? — спросил Петя, придумывая предлог, чтобы подняться на второй этаж.
— Нет, я вызвал “Службу спасения”! — гордо заявил юноша. — У вас, надеюсь, есть врачи?
— Почему — “Службу спасения”? — опешил Петя.
И тут юноша, хромая по кухне, жестикулируя свободной рукой и так резко разворачиваясь, что ножки ребенка взлетали и он при этом судорожно всхлипывал, рассказал Пете совершенно невероятную историю. Та женщина, “которая Ляля, нет… она не Ляля, она просто кормила ребенка”, зачем-то на рассвете выбежала в одной пижаме на дорогу, догнала мусоросборник и запрыгнула в него, и он, Коля, видел это своими глазами, хотя, конечно, сразу не поверил. Женщина была в яркой пижаме и босая. Коля сначала от таких ее действий совсем потерял способность соображать и двигаться, застыл на месте, но, когда мусоросборник завернул к бочкам у двенадцатого дома, Коля нашел в себе силы дохромать туда и увидел, как мусор из зацепленных и перевернутых бачков засыпает желтое пятно — ее пижаму.
- Новый год с летальным исходом - Оксана Мелякина - Детектив
- Необитаемое сердце Северины - Нина Васина - Детектив
- Алые паруса бабушки Ассоль - Нина Васина - Детектив
- К чертовой бабушке - Светлана Алешина - Детектив
- Мачеха для Золушки - Нина Васина - Детектив