получила предположительно коварный дар. Сам я это трогать пока не собираюсь. После зубных гранат вообще крайне настороженно отношусь к таким вот предметам: откуда мне знать, какие волшебные свойства туда заложили. А определить нет возможности. Ну ладно, вдруг все-таки пригодится. Никто ж не предскажет, как моя судьба повернется в дальнейшем.
— В общем, да, спасибо, — вторично поблагодарил я, стараясь, чтобы мой голос звучал бодро.
Что-то у этого кулона слишком красивые грани для стекляшки. А, дошло. Хрусталь.
— Если мастер не поймет знак, покажите ему это, — растолковал «некромант». — Однако если он вдруг помянет темную богиню, мертвого господаря, могучую ночь или еще что-нибудь такое — не имейте с ним никаких дел. И сразу оборвите разговор, забыв о всякой вежливости. Они не стоят уважения — это не ученые, это тупой сброд.
Голубой презрительно сморщился и, судя по его виду, проглотил ругательство, которое вертелось на языке.
— Буду знать, — лаконично отозвался я. — С такими бы и не стал… водить знакомство. Все. Э-э, до новой встречи.
Сухо улыбнулся и прижал ладонь к груди, медленно пятясь к кустарнику. Звитка присела в поклоне и заторопилась туда же. Последней стоянку Голубого покинула химера — причем она напоследок гордо вздернула морду, чуть не коснувшись земли хвостом. Это что вообще за театральщина? Тоже мне, драматический момент. Да, пляски злого колдуна больше подходят для детского спектакля, но это же не повод!
Теперь солнце светило нам в спину. Там же остался опереточный, но жуткий заклинатель со своими скройняшками. Путь нам указывали пока еще длинные тени. На запад.
Теперь я точно знаю, куда ты идешь, небывалое существо, невозможное даже по меркам этого сдвинутого мира. Туда, где массово штампуют подобных тебе. Но зачем ты туда идешь, хищное чудовище, которое плачет по ночам? Ищешь своего создателя?.. А вот лично мне это не нужно совсем…
Глава 8
Родственные тела
— Это что он такое делает? — озадаченно спросила Звитка, глядя на странную картину.
— Я так думаю, что это она, — заметил я. — И она… освежает лицо.
Лесное бродяжничество стало настолько привычным, что я перестал считать дни и даже недели. Косатка-скорпион наконец-то окончательно определилась с ориентирами — после того как мы вышли к невысокой гранитной гряде, стеклянно блестевшей на солнце. Ее цель наверняка сильно приблизилась. Это было заметно по тому, насколько резкими, порывистыми стали движения химеры. Сильно нервничает, это точно. Даже замедлила темп, будто оттягивала неизбежное — или морально готовилась к чему-то важному.
И вот наступило утро, когда членистоногая жуть вместо того, чтобы подгонять нас со Звиткой, вдруг решила умыться в ручье. Натурально умыться: зачерпнула воду рукой и попыталась растереть ее по морде. Не удалось, но она сообразила просто поплескать на себя ладонью. По-моему, проще было окунуть челюсть полностью, все равно дыхало на затылке.
Чем дольше мы вместе, тем больше в ее поведении проявляется человеческого — точнее, эльфийского. Может ли быть так, что это связано со мной? Надеюсь, ее в итоге не перемкнет на почве расового превосходства и заботы о мире.
В любом случае, видимо, вскоре нам придется расстаться. Крайне сомневаюсь, что неведомый хозяин химеры примет меня с распростертыми объятьями. Зачем я ему нужен? Разве что тоже для опытов — или как заготовка для нового… изделия. Если из меня еще можно что-то смастерить, потому что плоды антинаучной биоинженерии вроде как не поддаются дальнейшей обработке. Смутно помню такое из книги, которую читал у алхимика Яцека.
А если мое нынешнее тело все-таки было произведено тем же колдуном, который лепит этих тварей… Тогда мне встреча с творцом противопоказана абсолютно. Меньше всего хотелось бы потерять собственную волю — или быть списанным в утиль. Переубедить химеру мне не удастся никак — это кристально ясно. Значит, расходимся… Вскоре. Но не сейчас.
Вроде бы почти ничего нас не связывало с членистоногим китом — кроме разве что эльфийского происхождения. Этого явно мало для того, чтобы чувствовать какую-то там близость. И тем не менее от мыслей о прощании становилось не по себе — как будто с девушкой отношения разрываю. Долгие и теплые отношения… Или словно навсегда теряю сестру. Тролли в этом мире, похоже, чересчур сентиментальны. За собой я раньше такого не замечал. Хотя очень благодарен чудовищу. Оно меня спасало столько раз, что я со счета сбился.
Ближе к ночи мы со Звиткой сидели у костра и жарили на палках надоевшую зайчатину. Опять без соли и специй. Я в прежней жизни так любил всяческие пряности и приправы… Кажется, сейчас готов был вновь пожертвовать парой когтей — ради пакетика с заурядным перцем.
— Толуол, а зубы-то у тебя черные? — вдруг спросила Звитка, перестав жевать и пристально поглядев на меня.
Я глухо кашлянул и уставился на ведьму. Вот это внезапно! Сколько мы с ней по лесам шляемся, и рожу свою от нее никогда не прятал. Тонкий местный юмор, что ли?
— А то я все смотрю, смотрю… — продолжила спутница. — И в толк не возьму никак. Если прямо в рот тебе глядеть — то черные, тонкие. А если просто так — трудно приметить, вроде как у всех… Ну, кроме меня…
Звитка вдруг пригорюнилась, опустила голову. Даже есть перестала.
— Да не страшные у тебя зубы, — сказал я зачем-то и крепко задумался.
Меня до сих пор, когда вспоминал о первых днях в чужом мире, изумляло вот что. Почти двое суток я не понимал, что мое новое тело — не человеческое! Не обращал внимания на те самые когти — даже когда справлял нужду! Заметил один раз — и забыл, тут же отвлекся. Точнее, чувствовал что-то неправильное, однако до сознания это не доходило. Или вот длинные волосы — еще и черные! Которые мотались во все стороны, когда бежал! Сроду они у меня такими не были, а в армии откуда бы взялись?
Понятное дело, шок, стресс… Но не настолько же! Может, виноваты мозги тролля или его привычки. Может быть, разум был так сильно затуманен, угнетен из-за переноса на иной носитель. Я склонялся именно к такой версии. А теперь, похоже, нашлась другая — и гораздо более подходящая.
Если Звитка не прикалывается и не врет, если ее психика не настолько нарушена, то это значит… Что я могу безотчетно, исподволь влиять на восприятие окружающих. Совсем чуть-чуть, можно сказать, ничтожно —