Огненная греза.
Безумная мечта.
Причудливая фантазия.
Женщина, трепеща в его объятиях, выгнулась, насаживая себя до конца на твердокаменную плоть, обволакивая его шелковистой паутиной. Его руки нетерпеливо скользнули по ее телу, застыли на мгновение в роскошных прядях, зарылись в длинные локоны. Но когда он попытался привлечь ее к себе, припасть поцелуем к губам, увидеть бесконечно любимое лицо, она отстранилась.
— Не спеши, любовь моя, — прошептала она голосом таким же неуловимо-прекрасным, как таинственный лунный свет. — У нас впереди целая вечность.
Вечность…
Слово, вселившее новые надежды в его израненную тайнами и утратами душу. Она снова вывернулась, гибкая, ловкая, и, сжав коленями его бедра, начала бешеную чувственную скачку, подогревая напряжение, с каждой секундой нараставшее в нем, раздувая огненные языки с каждым мягким толчком.
Стиснув зубы, он старался держать в узде разбушевавшиеся желания, пытался отразить нежные, но настойчивые атаки. Ему хотелось исступленно врезаться в нее, дать волю буйной похоти, брать снова и снова, пока оба не лишатся рассудка…
Уже не сознавая, что делает, он из последних сил поднял бедра и погрузился бесконечно глубоко…
Она откинула голову, пронзительно закричала и, задрожав как в ознобе, стала извиваться, невероятно возбуждая его. Новый прилив желания, мучительного и отчаянного, пронзил его чресла в неукротимом, великолепном, ненасытном восторге наслаждения…
Али-Баба, застонав, пришел в себя; но хриплый крик страсти еще звучал в ушах…
— И-и-эх, — вновь закричала прекрасная женщина. Черты ее исказились, и она за один лишь миг превратилась в павлина, который кричал громко и отчаянно, временами срываясь на визг.
«О Аллах, повелитель правоверных, но павлины же не визжат… Более того, они и не кричат, подобно джиннам или ифритам…»
От этой мысли в голове Али-Бабы прояснилось и он открыл глаза.
— О Аллах всесильный, да пребудет твоя милость надо мной во веки веков… Это был всего лишь сон… — трудно передать облегчение, которое снизошло на душу юноши от одного лишь осознания этой истины.
Он попытался утереть испарину со лба и понял, что не может пошевелиться…
— Что со мной? — спросил он у незнакомого потолка в незнакомых покоях. — Я болен? Почему я не могу пошевелиться? Меня околдовали злые духи? Или это тоже сон?..
Многоголосый женский смех стал ему ответом. И тогда Али-Баба наконец повернул голову. Три, нет, четыре прекрасных женщины с открытыми лицами, без хиджабов стояли вокруг его ложа.
— Кто вы, женщины? И что делаете здесь, в моих покоях?
В голове Али-Бабы еще царил сумбур, вызванный странным сном и вчерашней бессонной ночью. (Если бы Али-Баба жил ближе к холодным странам и не был приверженцем Аллаха всемилостивого и всесильного, он бы сказал, что вчера вечером слишком много внимания уделил веселой браге…) И сейчас сумбур говорил голосом юноши. Ибо разум еще прятался от страшного, воистину ведьмина визга приснившейся красавицы.
— В твоихпокоях? Наглец… Вы слышали, сестры?
Прекрасные девушки вновь рассмеялись. Каждая нота этого смеха смывала сонную одурь, которая еще пряталась в мыслях Али-Бабы. И вот настал миг, когда он пришел в себя. Но лишь мысленно. Ибо до сих пор не мог двинуть ни ногой, ни рукой.
— Смотрите, сестры, это же просто мальчишка-вор. Никакой не горный дьявол… Только молоденькому дурачку могло прийти в голову попировать в покоях, которые он собирался ограбить…
— Ограбить, женщина? Почему ты решила, что я грабитель?
— Юноша, неужели ты глупее, чем мне показалось сначала? Неужели ты не сам придумал отправиться в пещеру сокровищ, а тебе кто-то приказал это сделать? Тогда жаль…
— О сестра, что ты такое говоришь? Чего тебе жаль?
— Ну подумай сама, Зульфия… Ведь если бы этот юноша сам решился нас ограбить, он должен был бы предусмотреть тысячу разных разностей. И судя по тому, что мы нашли у двери мешки, а в стенных опорах — новые факелы, кое до чего он все же додумался. Но если же его послал кто-то другой, более умный, более хитрый или просто более ленивый, то наш нечаянный гость и пленник велик лишь лихостью и глупостью… А это очень обидно.
Девушка задумалась над словами подруги. А Али-Баба вновь попытался пошевелить плечами. И понял, что он связан по рукам и ногам. Но добрые хозяйки, связав юношу, все же уложили его на мягкое ложе под шелковым балдахином.
— Развяжите меня, добрые девушки, — негромко попросил он.
— О нет, незнакомец, — заговорила самая решительная из них. — Мы не развяжем тебя. Что, если ты горный дьявол? Что, если ты только и ждешь мига, чтобы убить всех нас?
— О нет, я вовсе не горный дух… Я просто несчастный Али-Баба, которого бросила возлюбленная… И который скитался по горным тропам, пока не набрел на уютное пристанище…
— О Аллах! Вы слышали, сестры? Несчастный, которого бросила возлюбленная… Несчастный, который с факелами и мешками бродил по горным тропам… Несчастный, который привязал в роще четырех мулов…
Али-Баба потерянно молчал. О да, эта грациозная, словно кошка, девушка была необыкновенно, сказочно красива. И столь же необыкновенно, сказочно умна и наблюдательна.
— Но, прекраснейшая, подумай, взвесь, — почти взмолился Али-Баба. — Если бы я был горным дьяволом, разве дал бы я себя связать? Да я бы в единый миг стал невидимым… Только для того, чтобы творить свои черные дела и никому не попасться на глаза…
«Ну, не такие уж и черные дела, — с некоторой обидой подумал горный дух, который невидимым парил над головами хозяек пещеры. — Но, о Иблис-покровитель, юноша прав… Связать себя он бы точно не дал…»
Девушка нахмурилась. Что-то в словах этого смешного юноши было чистой правдой. Но и мешки у входа, мулы в роще, кресало и факелы тоже были правдой. Значит, он просто вор… Но это уже не так страшно. Хотя и необыкновенно противно, ибо одно осознание того, что их приют осквернен, делало присутствие этого юноши просто ужасным.
— Ну что ж, юный глупец… Раз ты не горный дух, а просто воришка-неудачник, то мы тебя, конечно, развяжем… Но из пещеры никогда не выпустим… И ты не сможешь выдать нашей тайны…
«О Аллах, да я бы и рад остаться здесь на какое-то время… Хотя богатство, почет, уважение — вещи, радующие каждого настоящего мужчину. Но пусть будет так… А попозже я придумаю, как отсюда сбежать».
«О нет, юный глупец, — подумал горный дух, которому все мысли Али-Бабы были видны, как яркая рыбка в стремительной горной речке. — Я не дам тебе сбежать отсюда… И не надейся…»