цветок подворотни несколько озадаченно. Виталя принимает это за восхищение и приосанивается. Усмехаюсь:
— Ну, пойдем ко мне в кабинет, агент ноль-ноль-семь…
Виталя закрывает дверь и торжественно сообщает:
— Саня, меня пытались захантить.
— Чего? По-русски можешь сказать, во что опять вляпался?
— Ну вербовали меня! Переманивали то есть. Мажоры эти из «Марии». Денег предлагали почти в три раза больше, чем тут у нас. В штат обещали взять без испытательного срока.
Складываю руки на груди:
— И что ты им ответил?
Виталя лукаво улыбается:
— Спросил, не ели ли они уху.
Определенный прогресс налицо — долго я отучал этот цветок помойки материться на работе.
— Ни за какое бабло не сменяю нашу шарагу на этих гнид, — проникновенно говорит Виталя. — Разве они вписались бы за меня перед Рязанцевым? Я тебе торчу, Саня…
Открываю рот, чтобы по привычке одернуть Виталю, но успеваю передумать: больно уж искренне говорит этот уличный самурай. «Торчать кому-то» на сленге значит «быть должным», вроде бы.
Однако раз «Мария» тянет лапы к Витале, значит, планирует расширяться и отжимать нашу нишу. Интересно, к Ксюше они уже подкатывали? Или к моим экспертам по поиску собачек?
Стоило вспомнить Ксюшу, как она вваливается в кабинет. Без стука — это я так всех приучил. Стучаться в рабочий кабинет — дурной тон, будто предполагаешь, что тут может происходить такое, что надо скрывать.
— Вызов — пустышка! — выпаливает Ксюша, плюхаясь на стул. — Зря скаталась в Каменку, три часа убила… Представляешь, Саша, эта фифа сама без понятия, что надо искать! То ли флешку, то ли жесткий диск, то ли QR-код, то ли вовсе бумажку с паролем! У нее не то что фотографии нет, она даже не знает, в какой форме пароль этот вообще существует! Вот такие пироги с котятами!
— Ксюша, расскажи, пожалуйста, с самого начала. Что за заказ, в чем там проблема?
Оказывается, заказ оформила женщина, у которой месяц назад умер дядя. Официальное наследство она делит с его братом, но домик в Каменке и счет в банке — это далеко не все. Дядя оставил любимой племяннице десяток биткоинов, купленных по дешевке в благословенные времена до бума криптовалюты. Вот только смерть от сердечного приступа настигла пожилого мужчину внезапно, и пароль от сетевого хранилища он передать не успел. Заказчица полагает, что пароль должен храниться где-то в доме, но в каком виде — не знает. Завещание дядя не написал, так что с точки зрения имущественного права этих биткоинов как бы не существует. По факту доступ к ним получит тот, у кого будет пароль.
Киваю. Мутная тема с этой криптой… Десять биткоинов — это четыре-пять квартир бизнес-класса в лучших новостройках города… ну или одна, зато в Москве, да не в Новой какой-нибудь, а у Садового кольца. У заказчицы есть веские причины использовать все возможности. Вот только Ксюша, как и Виталя, умеют искать лишь конкретные предметы, настраиваясь по фотографии или упаковке, а не «то, не знаю что». Мой Дар на первый взгляд тоже бесполезен — покойнику невозможно задать ни обычный вопрос, ни особенный. Но ведь не Даром единым, как говорится. Можно тряхнуть стариной и мозгами поработать — как-то же выживало человечество тысячи лет до этого расчудесного Одарения.
Прошу Ксюшу:
— Дай мне телефон заказчицы. Сам к ней выеду.
— Я с тобой, — встревает Виталя.
— Ты не понял? Неизвестно, в каком виде существует этот пароль. Как ты будешь искать? Настраиваться-то не на чем.
— Да поэл я, не тупой… Ну а чо я, как служебная собачка, что ли, только нюхом могу работать? У меня башка не только чтобы в нее есть. На подхвате у тебя буду, ну или вдруг чего намозгуем вместе.
Удерживаю готовый сорваться с языка саркастический комментарий о ценности Виталиного мозга. Прекрасные порывы следует не душить, а поощрять.
— Ладно, выезжаем через час. Я пока Лехе звякну, узнаю, что там в полицейских базах есть на покойника.
* * *
— Расскажите нам о своем дяде.
— Признаться, мы не были особенно близки, — говорит наследница, интеллигентная дама лет пятидесяти. — Лев Викторович жил достаточно замкнуто. Он ценил одиночество, даже семьи не создал. Наше общение сводилось к тому, что я поздравляла его с праздниками, а он неизменно вежливо благодарил. С другими родственниками он также не поддерживал близких отношений. С Кириллом Викторовичем, это его брат и мой дядя, и вовсе не общался много лет.
— Перед смертью Лев Викторович не пытался с вами связаться, передать какую-то информацию?
— Увы, нет. В последнем разговоре жаловался, что сердце пошаливает. Он почувствовал себя плохо и успел вызвать скорую помощь, но когда она приехала, было уже поздно. Надо ли говорить, что похоронами занимались я и мой супруг, а дядя Кирилл даже не явился, — дама поджала накрашенные неброской помадой губы. — Зато теперь претендует на половину наследства.
Мы беседуем в доме покойного, который, если не считать биткоинов, и был основным его наследством. Каменка еще с советских времен считалась городским районом, однако состояла в основном из частного сектора. Дом добротный, кирпичный, двухэтажный, с асфальтированным подъездом к большому гаражу. Покойник в свои семьдесят лет явно не бедствовал.
— А что еще дядя вам сообщил в последнем телефонном разговоре?
Заказчица с полминуты жует губы, потом тянет:
— Слушайте, да не помню… Это ж первого мая было. Дядя День Труда уважал, я его всегда поздравляла.
С такими случаями я сталкиваюсь регулярно. Мой Дар может вытаскивать из людей не только то, что они пытаются скрыть, но и то, что они добросовестно забыли. На каком-то уровне мы все помним, просто не все можем сознательно воспроизвести. Правда, эксперименты показали, что и тут есть ограничения: слишком уж далекие или развернутые воспоминания мой Дар не оживляет. Если запросить что-то вроде «перечислите последовательно, что вы ели каждый день в детском саду», человек просто теряет сознание от перегрузки. Но на воспроизведение одного телефонного разговора моего Дара как раз хватает. Объясняю все это заказчице и получаю ее согласие на «скажи как есть» под запись.
Женщина слово в слово воспроизводит телефонный разговор. Действительно, ничего особенного: дежурные поздравления с праздником, вопросы о здоровье, общие слова. Типичная беседа двух чужих, по сути, людей, которым надо имитировать внимание друг к другу. И только одна фраза привлекла мое внимание посреди стариковских жалоб на сердце и ревматизм: «утешаюсь только