страшила. Наступал момент, когда в нескольких ярдах от волнореза, за которым лежал беглец, преследователь начинал метаться то вправо, то влево, После нескольких бесплодных прыжков то туда, то сюда он останавливался, поднимал вверх руки и бросался прямо к волнорезу.
На этом, несмотря на все усилия, Паркинс открывал глаза. Долгое время он провел за опасениями о своем здоровье: начинающееся ухудшение зрения, сильная усталость, чрезмерное курение и тому подобное. Наконец, он решил, что лучше зажечь свечу, взять книгу и провести ночь без сна, чем изводить себя этим нескончаемым видением, которое являло просто болезненное отражение его прогулки и размышлений прошедшего дня.
Чирканье спички и вспышка, должно быть, потревожили каких-то ночных существ – то ли крыс, то ли еще кого; он услышал, как кто-то на большой скорости засеменил прочь от его кровати.
Боже, боже! Спичка погасла! Идиотизм! Но со второй попытки свечу зажечь удалось, и он достал книгу, за которой и просидел до тех пор, пока благосклонный сон не охватил его. Впервые за свою благонравную и предусмотрительную жизнь Паркинс забыл задуть свечу, и, когда в восемь часов утра его разбудили, на дне подсвечника подрагивал огонек, а на столике расплылось пятно грязного сала.
Когда после завтрака он у себя в номере переодевался для игры в гольф – судьба вновь предоставила ему в качестве партнера полковника, – в номер вошла горничная.
– Простите, – сказала она. – Вам не нужно еще одеяло?
– Благодарю, – ответил Паркинс. – Да, пожалуй, нужно. Похоже, скоро похолодает.
Горничная сбегала за одеялом.
– На какую кровать его положить, сэр? – спросила она.
– Что? На эту… на которой я сплю. – И он указал на свою кровать.
– Ах да! Простите, сэр, но вы, кажется, лежали на обеих; понимаете, утром нам пришлось застилать их обе.
– Правда? Как глупо! – воскликнул Паркинс. – Вообще-то на другой я не лежал, а только клал на нее вещи. Неужели она выглядела так, словно я там спал?
– Да, сэр! – заверила его горничная. – Все белье было смято скручено, будто там всю ночь ворочались, сэр.
– О господи, – расстроился Паркинс. – По-видимому, когда я распаковывал на ней чемоданы, я привел ее в беспорядок. Простите за причиненное беспокойство. Кстати, ко мне скоро приедет друг – джентльмен из Кембриджа, – он переночует на ней ночи две. Ведь это можно?
– О да, сэр, конечно. Спасибо, сэр. Я думаю, все будет в порядке, – ответствовала горничная и удалилась, дабы похихикать со своими коллегами.
А Паркинс отправился улучшать свою игру.
И я с радостью докладываю вам, что это ему удалось настолько, что полковник, в глубине души роптавший на судьбу, заставившую провести его еще один день в компании с Паркинсом, по мере игры становился все непринужденнее, и голос его все увереннее рокотал над полем – как сказал один из наших второстепенных поэтов, «словно басовый регистр органа в кафедральном соборе».
– Ну и ветер был прошлой ночью, – сообщил он. – Как говаривают в моих краях, будто кто-то специально вызвал его свистом.
– Да что вы! – изумился Паркинс. – Неужели в ваших краях до сих пор верят в такие вещи?
– Что значит «такие вещи»? – возмутился полковник. – В это верят по всей Дании, Норвегии, да и по всему Йоркширскому побережью. И я, заметьте, уже удостоверился, что обыкновенно в этих народных верованиях что-то есть, раз они держатся веками. Ваш драйв (или что-то там еще. Читатель, играющий в гольф, пусть сам вставляет нужные термины, где надо).
Когда беседа возобновилась, Паркинс с некоторым колебанием проговорил:
– Кстати о том, что вы только что сказали, полковник. Полагаю, я обязан сообщить вам, что у меня собственный взгляд на этот вопрос. Я ведь на самом деле абсолютно не верю в то, что вы называете «сверхъестественным».
– Что?! – рассердился полковник. – Вы хотите сказать, что не верите в потусторонние силы, привидения и тому подобное?
– Именно так, – твердо заявил Паркинс.
– Что ж, – заметил полковник, – в таком случае, сэр, по-моему, вы мало чем отличаетесь от саддукеев.
Паркинс хотел было ответить, что считает саддукеев наиболее разумными из всех, о ком он читал в Ветхом Завете, но, засомневавшись в том, как часто они упоминаются в данном труде, предпочел отделаться смехом.
– Может быть, и так, – согласился он, – но… Мальчик, подай мне клюшку! Одну минуту, полковник, извините, небольшой перерыв. Ну, а что касается вызывания ветра свистом, у меня своя теория. Законы, правящие ветрами, мало кому известны – рыбакам и другим местным жителям они точно не известны. Возьмем такой пример: на берегу время от времени в необычный час появляется мужчина или женщина, имеющие склонность к странным привычкам, а может, и вообще неизвестная личность, и вот он свистит. Вскоре после этого поднимается сильный ветер. Человек, умеющий определять погоду по небу или просто владеющий барометром, мог вполне предвидеть. У простых же рыбаков барометров не имеется, погоду предсказывать они не очень-то умеют. Естественно, что тот странный человек будет обвинен в том, что он вызвал ветер и что он или она ухватятся за возможность иметь репутацию обладающих подобной властью. Возьмем наш ветер. Так получилось, что я сам свистел. Я дважды дунул в свисток, и ветер будто специально явился на мой зов. Если бы кто-нибудь меня видел…
Во время этого разглагольствования аудитория становилась все беспокойнее, а Паркинс, я боюсь, впал еще и в лекторский тон, но на последней его фразе полковник встрепенулся.
– Свистели, вы сказали? – вопросил он. – А в какой свисток? Ваш удар.
Перерыв.
– Так о свистке, полковник. Он очень интересный. Он у меня… Ах нет, я оставил его в номере. Вообще-то, я нашел его вчера.
И Паркинс поведал о том, как обнаружил свою находку. Полковник же заворчал и высказал мнение, что на месте Паркинса он был бы осторожен со штуковиной, принадлежащей банде папистов, которые могут быть на все способны. От этой темы он перешел к гнусностям викария, который заявил в воскресенье, что в следующую пятницу будет праздник святого Апостола Фомы и в церкви по этому поводу в одиннадцать часов состоится служба. Подобный да и другие поступки викария вызвали у полковника сильное подозрение, что викарий – тайный папист, если не иезуит, а Паркинс, не придерживавшийся взглядов полковника в этой области, предпочел с ним не спорить. Поэтому время они провели вместе приятно и решили после ленча не разбегаться в разные стороны.
Играли они весь день хорошо или, во всяком случае, достаточно хорошо, чтобы забыть обо всем до тех пор, как начало сморкаться. Тут Паркинс вспомнил, что хотел продолжить изыскания в претории, но