футуристской встрече в театре Костанци 21 февраля 1913 года
После оркестрового исполнения Футуристской музыки Балиллы Прателлы и краткой речи поэта Маринетти Джованни Папини прямо со сцены среди художников-футуристов Боччони, Руссоло, Карра, Баллы и Арденго Соф фичи и поэтов-футуристов Лучано Фолы горе, Каваккиоли, Либеро Альтомаре и Ауро д’Альбы в течение часа противостоял животной враждебности публики со следующей речью:
Кое-кто из тех, кто думает, что знает меня, вероятно, удивится, увидев меня здесь среди футуристов, готового выть с волками и смеяться с сумасшедшими (отлично). Но я, зная себя гораздо лучше, чем кто-либо другой, отнюдь не удивлён, обнаружив себя в такой дурной компании (браво!). С тех пор как десять лет назад я бежал из дома погибели, коим являются школы (первые крики), чтобы выбросить всё накопленное в долгом и одиноком заключении, у меня всегда была скверная привычка принимать сторону сумасшедших против мудрецов. Быть с теми, кто поднимает шум в поле, и против тех, кто хочет установить опасный порядок и смертельное спокойствие, с теми, кто затевает драку, и против тех, кто наблюдает за ней из окна (разные крики). Меня называли шарлатаном, меня называли хулиганом, меня называли хамом (хорошо!). И я с постыдной радостью получал все эти оскорбления, которые в устах тех, кто их произносил, становились великолепными похвалами. Я хулиган – это архиверно (доподлинно!). Мне всегда нравилось разбивать окна и морочить голову1 другим (огромный шум голосов), и в Италии есть славные черепа, на которых ещё видны свинцовые шишки от моих ударов (протесты, некоторые дамы встают). Увы, в нашей дорогой стране нет парвеню и недостаточно интеллектуального хулиганства. Мы в руках буржуа, бюрократов, академиков, размазней, копуш (смущённый шум). Нам недостаточно открыть окна – нужно высадить двери. Недостаточно журналов – требуются пинки ногами (иронические одобрения). Из-за этого моего состояния духа, из-за моей прирождённой и непобедимой склонности к интеллектуальной наглости я, не будучи футуристом (припадочный смех), не мог не принять приглашение Маринетти прийти сюда, чтобы присоединиться к шутам-крикунам перед столькими серьёзными людьми (это – так!).
Я уже написал и напечатал всё плохое и всё хорошее, что думаю о футуризме2, и не хочу повторяться. Однако остаётся важный и базовый факт, что в этот момент в Италии нет никакого иного живого и смелого движения авангарда, нет другой возможной и терпимой компании для души разрушителя, для души, иссушённой вечным вчера и влюблённой в божественное завтра. Остаётся серьёзнейший факт, господа мои, что среди этих поднятых на смех футуристов есть подлинно талантливые люди, которые стоят гораздо больше тех грациозных шимпанзе, которые смеются им в лицо (животный вой).
Этих оснований мне было достаточно, чтобы бросить вызов позору, который может пасть на мою взбалмошную голову, отсюда – мой жест симпатии и, если хотите, солидарности (волнение в партере).
К тому же если я должен поведать вам всю правду, я принял приглашение с определённым удовольствием, не без дрожи радостной злобы, поскольку речь шла о том, чтобы приехать именно в Рим (спасибо!). Не ожидайте, что я сейчас запою провинциальную песнь любви к нашей славной столице, благодатному городу, из которого выходили Орлы на завоевание мира и оставались для охраны гуси (дикие крики). Напротив. Многие годы я испытываю к Риму, нашей дорогой и великой столице, отталкивающее чувство, которое в некоторые моменты доходит почти до ненависти (Уходи). Я говорю не о городе Риме, в котором есть прекраснейшие части и вещи, но о том, что Рим олицетворяет собой в теории, в истории, в Италии (газетный гомон). Я не раз публично выражал эту глубокую антипатию к граду всех риторик, но сегодня я испытываю редкое удовлетворение, особое сладострастие от возможности сказать некоторые вещи именно здесь, в сердце священного города всем чичероне и всем профессорам (перекрёстные оскорбления).
Если использовать словарь Маринетти, Рим – это вечный и главный символ того пассеизма и археологизма, исторического, литературного и политического, который всегда разжижал и изнурял самобытную жизнь Италии. Из-за исторического пассеизма мы имели у себя дома верховного епископа христианства, который принёс Италии столько несчастий, на самом деле не искупаемых ни роскошью двора, ни многочисленными пышными церквями, ни паломниками из-за Альп (протесты). Из-за пассеизма мы упорствуем в желании иметь столицу в Риме, посреди пустыни, вдали от самых богатых и активных регионов страны и слишком далеко от других европейских столиц. Местное население по скудости памяти или в силу дурного управления священников считало пьемонтцев итальянцами3 и не имело ни малейшего желания проявлять изобретательность или работать, привыкнув как некогда жить церковной прибылью и монашескими супами (неразличимые крики). Из-за пассеизма наши старцы, от Данте до Мадзини4, одержимые видёнием всемирной империи, всегда воспринимали Рим как маяк и символ всего итальянского, в то время как из самих подлинных и настоящих римлян – ни античных, ни современных – никогда не вышло ни одного и тех гениев, что воплотили дух нашей расы и образовали собой великую итальянскую культуру (общий грохот).
Пусть эта простая констатация истинной правды не кажется вам беспочвенным оскорблением. Рим обрёл величие оружием и администрацией и никогда – искусством или мыслью. Он был величественным городом, центром красоты, но всегда за счёт далёких и близких соседей. Этруски дали ему первые основы цивилизованности; греки дали ему грамотность и искусство; религия, для которой он является главным центром, пришла из Малой Азии и Египта; в средневековье это был феодальный посёлок без собственной культуры; в Возрождение он был украшен художниками, архитекторами и скульпторами, происходящими из Тосканы, Умбрии, Венето и приглашёнными сюда папами, которые получали доход от меценатства во Франции и Германии (шумные хрюканья). Даже тот, кто придал Риму его окончательный характер в XVII веке, Бернини5 – не римлянин, но рождён в Неаполе у отца-флорентийца! (хватит! хватит!) Кто тот великий художник или великий поэт, который здесь бы действительно родился и вырос? При большом желании я не нахожу. Сладкий Метастазио, остроумный Белли, звонкий Косса6 – всё это люди второго порядка и все трое, за исключением второго, скорее сведущие в литературе, нежели поэты (ужасный ослиный рёв). Знаменитая «римская школа» живописи была основана умбрийцем7, и в лице его последователей была не чем иным, как жалким декадансом виртуозных декораторов (адский шум, драки в партере).
Сегодня, спустя сорок три года после очистки8, не смогли сделать из этого католического и национального святилища большой и настоящий современный город. Сегодня Италия Кавура, придя в Рим, не может сделать ничего, кроме как воздвигнуть на площади