пока не получу на каждый из них.
— Верона, — удивленно произносит мой отец, когда я врываюсь в кабинет.
Я помню, как ребенком пробиралась сюда. Темная антикварная мебель обычно интриговала меня, и я часами сидела, разглядывая замысловатые резные узоры и листая его старые пыльные коллекции книг.
Эта комната всегда приносила мне ощущение покоя, потому что никому другому сюда не разрешалось входить. Даже мне не разрешали, но мой отец пускал, когда не занимался бизнесом.
Я молча киваю Данте, прежде чем закрыть дверь, фактически отгораживаясь от него. Я доверяю Данте, и благодарна, что он согласился подвезти меня сюда сегодня, но хочу, чтобы этот разговор остался между мной и моим отцом. Я не хочу, чтобы вкрались какие-либо сторонние мнения.
— Что-нибудь случилось? — спрашивает отец.
— Я хочу, чтобы ты рассказал мне, как умерла Джанна Витале.
— Ты знаешь, как она умерла, — говорит он, отмахиваясь от меня рукой.
— Нет, не знаю. Я полагала, что это была автомобильная авария или что-то внезапное, но ты никогда не говорил мне правды. Никто не сказал мне правды о том, что произошло.
Папа встает и подходит к одному из больших окон от пола до потолка, выходящих на территорию поместья. Спустя долгое время он наконец говорит: — Джанна Витале была убита в своем доме.
— Кем? Это был ты? — Спрашиваю я, отчаяние наполняет мой голос.
Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня.
— Только не говори мне, что ты пришла сюда, чтобы обвинить своего собственного отца в убийстве.
— Мне нужно знать, кто ее убил.
— Никто не знает. Ее убийцу так и не поймали. Я слышал, это произошло внезапно, вор посреди ночи.
— Ты знал, что Лука видел, как она умирала?
Папа морщится от этой информации.
— Нет, я не знал. Он на мгновение задумывается над этой информацией. — Неудивительно, что он стал таким ожесточенным, проблемным мальчиком.
— Ты знал, что Витале винят тебя в ее смерти?
— Да, конечно, знаю. В конце концов, именно из-за этого и началась война между нашими семьями. Но я сказал им, что ничего об этом не знаю, и я правда не знаю. Я никогда этого не делал и никогда не сделаю. Дело закрыто даже для полиции. — Он подходит к своему столу и снова садится. — Я бы никогда не нанес удар по невинной женщине. Даже если у нас были проблемы с Витале, Джанна была невиновна.
— Лука сказал, что ей трижды перерезали горло.
Мой отец, кажется, не ошеломлен этим открытием.
— Кто-то хотел подставить нас, заставить Витале поверить, что это были мы, — непреклонно говорит он.
— Так вот почему ты отослал меня? Ты думал, они попытаются отомстить мне?
— Да. — Он достает сигару из маленькой коробки на углу своего стола, отрезает кончик и закуривает, надувая щеки, пока на ее конце не образуется вишенка. Струйка дыма срывается с его губ, когда он смотрит на меня. — Я хотел обезопасить тебя. И это был единственный известный мне способ. Я должен был увезти тебя из дома, чтобы ты была как можно дальше от всего этого. — Он вздыхает и делает еще одну затяжку. — Все успокоилось, когда они не смогли доказать, что я заказал убийство, или найти человека, который это сделал. Но, очевидно, Лука Витале все еще питает некоторую неприязнь к нашей семье.
Я хочу сказать своему отцу, что это больше, чем недоброжелательность. Это чистая, неразбавленная ненависть. Но я держу рот на замке. Я здесь не для того, чтобы убегать из дома… Даже если особняк Луки не кажется мне домом. Кроме того, я не могу уехать, даже если бы захотела, из-за контракта, обязывающего нас быть женатыми и жить вместе.
— Дедушка думал, что контракт все исправит навсегда?
Папа кивает.
— Два патриарха строили козни за нашими спинами. Они хотели гармонии в семьях раз и навсегда. — Он садится за свой стол и кладет сигару в ближайшую пепельницу. — Валериус Витале и мой отец были друзьями детства. Они, очевидно, устали от всех этих разборок, и это было единственное, что они могли сделать, чтобы предотвратить любую будущую войну между семьями. Их предсмертным желанием было принести мир всем нам.
— Я не знаю, наступит ли когда-нибудь мир, — бормочу я себе под нос.
Он пожимает плечами.
— Возможно, нет. — Затем он спрашивает: — Что еще ты хочешь знать?
— У тебя есть какие-нибудь подозрения относительно того, кто мог хотеть убить Джанну Витале?
Он качает головой.
— Никто не знает. Иначе этот человек был бы уже мертв.
Это правда. Если бы Витале знали, кто убил Джанну, этот человек уже был бы на глубине шести футов под землей.
— Что еще тебе от меня нужно, Верона?
— Можем ли мы… можем ли мы провести день вместе? — Спрашиваю я его, и мой вопрос явно удивляет его. Мне нужно отдохнуть от Луки, и я уже много лет не проводила по-настоящему качественное время со своим отцом. Все эти разговоры о покойной матери Луки заставляют меня задуматься о моей матери.
Я уже потерял одного из родителей. Мой отец — единственная семья, которая у меня осталась, и я была бы опустошена, если бы потеряла и его тоже. Я знаю, что это неизбежно, но могу наверстать упущенное, начиная с сегодняшнего дня.
— Конечно. Для тебя — все, что угодно.
Я улыбаюсь ему.
— Спасибо тебе, папа.
— Знаешь, тот самый магазин мороженого, в который мы водили тебя, когда ты была маленькой девочкой, все еще находится дальше по улице. Хочешь сходить?
— Я бы с удовольствием.
Я знаю, Лука будет недоволен моим отсутствием на весь день, поскольку я точно не сказала ему, что ухожу. Но, насколько знаю, он даже не знает, что я ушла. И я предполагаю, что если он узнает, ему определенно все равно.
Глава 30
Лука
Я не могу сосредоточиться. Вероны не было весь день, и это чертовски меня достает. Данте ответил только на одно из моих сообщений, в котором говорилось, что она в доме своего отца, и это было несколько часов назад. Все остальные сообщения были проигнорированы. И хотя ему платит семья Моретти, я собираюсь сделать выговор этому ублюдку, как только он попадет в мои руки.
Он вывез отсюда мою жену без моего разрешения. Мне похуй, на кого он работает. Он живет под моей гребаной крышей. Он ест мою еду. Он гадит в мои туалеты. Он выслушает все, что я, блядь, скажу. И если ему это не понравится, он