В то же время Акация была слишком занятой для всего этого; Роза говорила своей сестре, что ей нужно оставить административные вопросы наследнице и заняться своим здоровьем. Она говорила об этом во время их встречи в прошлом году, и в позапрошлом, и в поза-позапрошлом…. Акация её не слушала. Она была слишком ответственной; в этом году Роза промолчала. Возможно, она понимала, подсознательно, что момент упущен…
Семья провела свой личный праздник в мирной тишине. Азель приготовила картофельный тортик. Роза пожарила свиную ножку. Акация молча сидела на стуле и с лёгкой улыбкой смотрела на родных через толстые очки… Это был последний раз, когда они виделись вместе. Через несколько месяцев ученицы нашли Благословенную Акацию за столиком в её башне; женщина была неподвижной и холодной, как кукла…
Последовали самые грандиозные похороны за всю историю человеческой расы; тысячи ведьм со всего света пришли, чтобы проститься с Благословенной Акацией. Она была великой учительницей всего человеческого народа… Первое время Розу немного раздражало подобное столпотворение; она хотела его разогнать, но потом, заметив, как блестят искренние слёзы на глазах собравшихся; женщина покачала головой и устало вздохнула.
После смерти Акации встал вопрос, кто станет следующим предводителем человеческой расы. В тот же день в обитель Розы заявилась делегация Верховного совета, однако женщина, довольно сухо, им отказала. Выбора не было. Временное правительство возглавила Благословенная Джульетта, которая тоже довольно скоро оставила должность в пользу последней, самой молодой ученицы Акации — юной девушке по имени Лукреция. Последняя тут же стала работать над приближением плана «Н», над котором Благословенная Акация трудилась многие годы, и который должен был изменить облик всей человеческой расы.
Розе было на это всё равно.
У неё были свои заботы.
Сразу после смерти Акации поплохело и Азель; последняя, несмотря на свою великую силу, была немного старше и заодно являлась полнокровным человеком, а значит продолжительность её жизни изначально была ограниченной. Женщина оказалась прикована к постели… Роза день и ночь ухаживала за своей мамой. Готовила эликсиры, смотрела за ней, говорила… Она возила её на кресле-каталке по садику, который Азель так любила, пока та, тщедушною рукою, поливала нежные цветы из кривой, маленькой леечки… Так продолжалось ещё несколько лет, пока однажды Азель просто не проснулась… Пришёл её срок.
Вот и всё.
Погибла первая ведьма.
Это была трагедия.
Погибла мать.
После смерти Азель, на следующее утро после похорон, которой прошли совсем без фанфар, Роза вдруг обнаружила, что была совсем одна. Во всём мире не осталось ничего, что имело бы для неё значения. Он вдруг сделался удивительно бессмысленным и пустым. И тогда Роза осознала, почему Акация с таким рвением исполняла роль учительницы, — каждая вторая ведьма могла называть её своим мастером — и почему, в своё время, Азель подобрала её и сестёр в грозу посреди холодного леса…
Роза всегда была своеобразным человеком; она была закрытой от прочего мира и нелюдимой, но тех, кого она действительно любила, она любила всем своим сердцем. Поэтому, когда их больше не осталось, заполнить её сердце стало нечем…
Что теперь?
Задаваясь этим вопросом, Роза стала ходить по земле; некоторое время она следила за другими ведьмами и даже пыталась примерить роль Акации, однако довольно скоро стало ясно, что она не создана для этого; Роза отклонила приглашение открыть первый летучий город и вместо этого уединялись в старой хижине.
У неё оставалась ещё дюжина лет. За это время можно было многое сделать, Ромашка прожила немногим дольше, но… Роза просто не видела в этом смысла. Стареть, чахнуть, бороться за каждую минуту, и всё ради чего? Ради мира, который был ей больше не интересен? Который не трогал её сердце? Нет. Зачем.
Поэтому однажды женщина встала посреди родной лачужки, взмахнула рукой и вызвала пламя. Яркое зарево тотчас захватило деревянную хижину. Загорелась кухня, спальня, кровать; вспыхнула крыша и порог, на котором были вырезаны, в три ряда, засечки… Бешеное пламя разрывало дерево в клочья, вздымая его в небеса, хрустело им, как собака хрустит костью… В какой-то момент оно перекинулось и на сама Розу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Ведьма медленно закрыла глаза…
При этом огонь был осторожным, и даже когда обвалилась крыша здания, и алые языки взмыли до небес, ни одна искорка не коснулась цветочного бутона. Вскоре домик в лесу превратился в сплошное пепелище, а цветы и дальше безмятежно покачивались на ветру, пока последний медленно разносил по лесу белый прах…
Глава 37. Всё
Смерть — это только начало…
Пламя поглотило Розу, и на смену всем чувствам, которые испытывала женщина, пришёл страшный жар; впрочем, она была вовсе не против. Всякое тепло было для неё предпочтительней того холодного мрака, которым предстал для неё весь окружающий мир после того, как у женщины больше никого не осталось; нет ничего холоднее одиночества. Из-за него иная птичка бросается в камин… Роза закрыла глаза, позволяя алым языкам слизать сперва свою кожу, затем мышцы, кости и наконец самую душу; она растворилась в небытие…
…
…
…
Почти.
После того, как прекратился хруст, Роза оказалась как бы на грани существования — на подобии рубежа, отделяющего сновидение от реальности, с той небольшой разницей, что вместо дрёмы женщина могла провалиться в небытие; её сознание напоминало свечку посреди бушующего мрака.
Как долго она пребывала в этом состоянии? Сложно сказать. Сонный человек может проморгать целый час, барахтаясь между реальностью и дрёмой; возможно, прошла всего минута. Возможно — целая вечность…
Вдруг, Роза открыла глаза.
Над её головой протянулась застеклённая голубая бездна, обрамлённая железной рамкой. По сторонам от неё расходились лакированные деревянные стены.
Женщина медленно приподнялась, осмотрелась. Она была в небольшой комнате с высоким потолком. За её спиной журчал каменный фонтан. Перед ней находилась высокая дверь, слева и справа от которой, заменяя плинтус, бежали пёстрые цветы. Их бутоны мерно покачивались на ветру…
Да, на ветру… Роза чувствовала ветер на своей коже. Это было странно, ибо она была внутри помещения.
Женщина нахмурилась и уже собиралась пройтись вперёд, как вдруг справа от неё со щелчком открылась дверь. Роза повернулась и вздрогнула всем своим телом и сердцем. Через отворившийся проём зашла юная черноволосая девушка в белом наряде; её глаза расплывались за толстыми стёклышками. Она поправила свои очки…
— Акация… — прошептала Роза.
— Давно не виделись, Роза, — кивнула юная девушка и улыбнулась. — Нам надо многое обсу… Ох! — девушка охнула и шагнула в сторону. В коридоре у неё за спиной раздался звонкий голос:
— Роза! Роза! — когда женщина его услышала, всё внутри неё как будто перевернулось. Она застыла. Остолбенела. Из-за спины Акации юркнула низкая девочка с пухленьким носиком, одетая в платье служанки. Она выбежала вперёд, подпрыгнула и, прежде чем Роза пришла в себя, захватила её в объятия и как таран повалила на пол. Девушка рухнула на фонтанчик и, приоткрыв губы, растерянно посмотрела на маленькую бестию у себя в руках.
— Р-ромашка? — прошептали губы Розы.
— Зачем ты, зачем ты себя… — щебетала девочка, обнимая сестру настолько крепко, насколько могла своими тонкими ручками. Роза растерялась, не зная, что и отвечать. В итоге она сглотнула и прохрипела:
— Извини…
Меж тем в комнату, мимо Акации, медленно зашла Азель; женщина с нежной, трепетной, вымотанной, но совсем не грустной улыбкой посмотрела на своих дочерей и сложила руки. Наконец, — наконец! Впервые за многие, многие годы они снова были вместе… Вскоре Ромашка отпустила Розу и позволила ей подняться на ноги. Акация покачала головой, и все вместе они вышли в коридор. Тогда Ромашка стала взволнованным голосом рассказывать о месте, в которое они попали — она говорила о Валерии, Аколипте и о том, какие чудесные в здешнем саду растут цветы. Роза слушала её и растерянно кивала.