Читать интересную книгу Эдинбург. История города - Майкл Фрай

Во всяком случае, все это не особенно похоже на Рим или Кампанью.

* * *

Сочинения Дугласа были «учеными», произведения Хенрисона и Дунбара — гораздо менее сложными; другие макары также скорее ориентировались на широкие массы — в особенности когда дело касалось, например, драмы. Разумеется, пьеса могла быть представлена перед королевским двором, как часто и случалось. И все же по-настоящему оживала она перед аудиторией, состоящей из представителей всех сословий одновременно. Эдинбург видел такие представления. В 1456 году там был официально создан открытый театр. Похоже, что, как и везде в Европе, представления обычно предлагались публике в июне, к празднику Тела Христова. Возможно, по происхождению они были религиозными мистериями, со временем превратившимися в пантомимы. Развились ли они далее — неясно, так как тексты этих пьес не сохранились.

Можно утверждать, более того, что, когда была написана первая из сохранившихся шотландских пьес под названием «Сатира о трех сословиях», принадлежащая перу сэра Дэвида Линдсея, религиозные мистерии уже остались позади. Ее премьера состоялась в Кьюпар-Файф, в его собственном графстве, однако существуют свидетельства того, что позднее ее показали и в Эдинбурге, 12 августа 1554 года, в новом открытом театре в Гринсайде, на северной стороне холма Колтон (где традиция развлекательных публичных выступлений некоторым образом продолжается и сегодня, в уродливом современном кинотеатре). Линдсей провел жизнь, служа короне — вначале присматривая за малолетним Яковом V, а в итоге став главой Лайон-Корта, суда, ведающего делами, связанными с геральдикой. Вельможа и король остались друзьями, не в последнюю очередь потому, что оба были макарами (Яков V сам сочинял стихи; ему приписывается длинная пастораль «Церковь Христова в Грин»). Живым языком, с едким сарказмом, пьеса «Три сословия» обличает моральное разложение и порочность высших сфер. Линдсей не спускает и светским властям, однако его главной мишенью является церковь.

Автор играет на публику, в частности упоминая местные географические названия, как, например, там, где сопоставляет небольшие шотландские города с крупными европейскими королевствами:

Рэнфроу и все королевство французское,Да, Рагланд и город Рим,Касторфин и весь христианский мир!

Линдсей использует отсылки к местным реалиям для создания комического эффекта:

После Судного дняЯ разбогатею,Когда в угольных карьерах ТранентаБудет бурлить кипящее масло!

Менее ожидаемо предполагаемое Линдсеем в зрителях знание национальной истории, более отдаленной, чем такая очевидная точка отсчета, как война за независимость. Джон Коммонвелл, простолюдин, спрашивает:

Что, если бы сегодня был жив король Давид,Который основал столько славных монастырей?Или что, если бы он посмотрел с небесИ увидел великую мерзость,Процветающую среди этих аббатис в монастырях,Их публичное распутство и разврат?[92]

Несмотря на тесную связь с местными реалиями «Три сословия» — произведение отнюдь не местного значения, ни в смысле пространства, ни в смысле времени. Оно являет собой важную веху в истории европейской драмы, с одной стороны связанное со средневековыми моралите, с другой стороны — с современными ему придворными масками, и с третьей — скорее даже не с классической европейской драмой, но с политическим театром позднейшей эпохи, например с театром Бертольда Брехта, который был не так заинтересован в психологии индивида, как в движении масс и образах, созданных на публику. Отражением этой широты является язык пьесы, варьирующийся от пародии на латинизированную поэзию Макаров до отголосков уличного языка, в том числе вульгарного и непристойного. Линдсей позволял себе слова, которые были запрещены к употреблению на сцене чуть ли не до конца XX века, когда в Британии была отменена цензура лорда-камергера. Используемые Линдсеем бранные слова показывают, что в том, что касается их употребления, разница между его Эдинбургом и нашим невелика.

Со времен Линдсея литература Эдинбурга редко страдала жеманством в том, что касается откровенных описаний физиологии. Пьеса «Три сословия» доказала свою актуальность, когда Тайрон Гутри вновь поставил ее в 1948 году для показа на Эдинбургском фестивале, и еще не раз с тех пор.

* * *

С популистской непочтительностью к церкви подходим мы к теме Реформации. Однако суть сказанного Линдсеем делает его не большим бунтарем, чем Эразм например, который, даже будучи реформистом, так и не порвал с Римом. Оба были прежде всего гуманистами, занятыми в первую очередь мыслями об образовании, проповедничестве и духовном возрождении — об всем том, чем пренебрегала развращенная церковь. Трудно сказать, насколько широко эти просвещенные взгляды были распространены среди населения, и не менее трудно вообще оценить религиозную ситуацию, сложившуюся в Шотландии к тому времени. Исследования, проводившиеся до XX века, имели тенденцию увлекаться восхвалением протестантизма; современные исследователи испытывают по этому поводу чувство вины и стараются прислушиваться и к объяснениям католиков. Таким образом, единого взгляда на религиозную обстановку, сложившуюся в середине XVI века, еще не существует. Достоверно известно то, что в страну контрабандой ввозились английские библии и лютеранские труды. Католическое правительство принимало меры к тому, чтобы скорее распространить, нежели подавить подобные отступления от «истинной» веры, возможно, единственное, что оно могло сделать. Парламент 1543 года узаконил чтение библий на национальных языках, «и Нового, и Ветхого Завета на народном языке, английском или шотландском». Локальные соборы, созывавшиеся между 1549 и 1559 годами, пытались одновременно обуздать злоупотребления внутри церкви и изобличить ересь.

Во всяком случае, через пять лет после того, как в Гринсайде были представлены «Три сословия», на Шотландию обрушилась Реформация. Ничто другое, даже восстановление независимости, обретенной за четверть тысячелетия до того, не оказало на Эдинбург столь мощного влияния.

Можно предположить, что протестантизм попал в Шотландию на остриях английских мечей.

После смерти Якова V в 1542 году Генрих VIII предпринял еще одну попытку завоевания Шотландии, которая так и не далась в руки его предшественникам. Это было «грубое сватовство», имевшее целью силой заставить инфанту Марию Шотландскую сочетаться браком с его собственным наследником, впоследствии Эдуардом VI. Если бы он преуспел в этом, Шотландия, без сомнения, получила бы в итоге Реформацию а ля Генрих VIII и англиканскую церковь. Образ Генриха был для последней плохой рекламой. Его армия сожгла аббатства в Пограничье, Драйбурге, Джедбурге и Мелроузе, которые так и не восстановили. В 1544 году армия дошла до Эдинбурга и разграбила город, хотя, как и прежде, дальше ей продвинуться не удалось. Французы выслали подмогу, но шотландцам тем не менее в этой войне, продолжавшейся до 1551 года, пришлось несладко. Окончилась она тогда, когда Франция нанесла Англии поражение на той стороне Ла-Манша, похоронив тем самым неудачную внешнюю политику Генриха VIII. Во всяком случае, к тому моменту Генрих VIII уже был мертв, и, по унизительным условиям мирного договора, его армия принуждена была покинуть Шотландию. Отношения между двумя соседними странами были хуже, чем когда бы то ни было (даже в будущем), не только в политическом смысле, но также и из-за конфессионального контраста между Англией, только что ставшей протестантской, и Шотландией, все еще католической.

Все это в последний раз оживило Старый Союз. Ни в какое другое время Шотландия и Франция не были столь тесно связаны между собой, чем как раз перед тем, как разойтись навсегда. Правили в Шотландии регенты, делавшие эти узы еще более прочными: Джеймс Гамильтон, граф Арранский, также пэр Франции и герцог де Шательро, дядя покойного Якова V; вдова короля, Мария де Гиз, которая относилась к Шотландии как к части Франции. Она назначала французов на государственные посты и обороняла страну силами французских отрядов. Слабая, отсталая экономика казалась готовой к тому, чтобы попасть в зависимость от экономики более сильной и продвинутой; в 1550-х годах более 60 % всех товаров, производимых в Эдинбурге, шло во французские порты.[93]

То же было верно в отношении образования и культурного развития. Короли Франции, даже будучи католиками, следовали духу времени в том, что касалось разделения образования и церкви. Особого внимания стоит основание Королевского коллежа, впоследствии Коллеж де Франс. Его целью было поощрить новые, светские дисциплины. Мария сделала то же для Эдинбурга, в котором до сих пор не было университета (занятия, проводившиеся по ее указанию, проходили в часовне кузнецов в Каугейте, посвященной святой Марии Магдалине). В 1556 году она сделала Александра Сима и Эдварда Хенрисона королевскими лекторами, соответственно, по римскому праву и греческому языку, без которых культура эпохи Ренессанса немыслима. Возможно, экономический базис действительно определял культурную надстройку в классическом марксистском смысле: даже шотландская Реформация оказалась по сути французской.[94]