Уже давно она не испытывала столь сильной страсти, какую пробуждали в ней все эти вещи.
Выбрав самый мягкий свитер из пряжи рыжего, кремового и черного цветов, который великолепно гармонировал с ее собственной полосатой шкуркой, она совсем забыла о прежних добрых намерениях. Волоча его, словно леопард убитую антилопу, она спрыгнула на пол и отправилась к складу. Там она остановилась, оценивая расстояние до окошка над дверью. Голова у нее шла кругом от пьянящего наслаждения чудесной добычей, которая сейчас принадлежала ей и только ей. Она уже было приготовилась к прыжку, когда позади нее раздался глухой удар. Она резко обернулась, ощетинившись.
Она учуяла его прежде, чем смогла разглядеть. В непроглядной тьме, черный на черном, он стоял, буравя ее своими янтарными глазами. Затем он неторопливо вышел из темноты, улыбаясь самодовольно и покровительственно.
— И что же ты тут стащила, дорогая?
Дульси присела, во все глаза глядя на него.
— Ну-ну. И ты еще собиралась сообщить о нас с Грили в полицию, когда ты сама просто мелкий воришка. Скажи мне, Дульси, куда ты тащишь этот чудесный мягкий свитерок из викуньи?
— Я собираюсь вздремнуть на нем. На складе, а то прилавок слишком ярко освещен, — соврала она. — А что, это незаконно?
Кот сел, одарив ее гаденькой улыбочкой.
— Хочешь сказать, ты ничего не украла? И ты никогда не воровала, скажем, у соседей? Никогда не забиралась в их дома, чтобы стащить шелковое бельишко, чулки или расшитую кружевную пижамку?
Ее сердце бешено колотилось; будь она человеком, у нее бы пылали щеки.
— Моя дорогая Дульси, я все знаю о твоих мелких шалостях. И о коробке, которую твоя Вильма Гетц держит на заднем крыльце, чтобы соседи могли вернуть себе украденные вещички, и о замшевых перчатках мистера Уоррена, которые подарила ему жена, и о собственных дорогих часах Вильмы, которые якобы потерялись почти на целый год.
Дульси пристально смотрела на него, лихорадочно соображая, где он мог об этом услышать. Конечно, все соседи знали, но… Мэйвити. Это наверняка она. Она могла об этом слышать. Возможно, она рассказала эту пикантную историю Грили, даже не подозревая, что это может как-то повредить Дульси.
— Мэйвити считает, — сказал Азраил, — что ты просто очаровательна. Надо же, таскать у соседей нижнее белье… – Кот пошевелил усами. — А Грили, конечно, был просто в восторге от твоей, скажем так, сообразительности и хитрости.
Он посмотрел вверх, на полки, и она невольно перевела взгляд на ряд резных статуэток – уродливых человечков из черного дерева.
— Эти фигурки, моя дорогая, эти уродцы с перьями… Ты ведь знаешь, что такое куклы вуду?
— Ну и?
— Эта темная магия вуду – могущественная штука, — сказал он, масляно улыбаясь. — Это та же темная сила, что живет в тебе, Дульси, и подбивает тебя воровать. Да, дорогуша, в этом мы с тобой похожи. Ты ведь знаешь, что рассказывают о черных котах: якобы они – вечные спутники ведьм. Все эти истории говорят о том, что тьма существует внутри нас, она и побуждает нас искать наслаждение в воровстве. Эта тьма живет в тебе и повелевает тобой. Вот так-то, дорогая.
Она попятилась и подняла переднюю лапу, готовая полоснуть его по морде, но золотистые глаза и вкрадчивое мурлыканье завораживали ее и манили.
— Мы с тобой, Дульси, принадлежим этой тьме. Такая магическая сила и такая страсть – редкость в наше время, их нужно ценить. Да, моя сладкая, тьма зовет тебя, колдовская тьма вуду. — Он пристально смотрел на нее, басовитое мурлыканье рокотало где-то в глубине его глотки. — Черная магия вуду… Хочешь, я произнесу для тебя заклинания, темные заклинания? Те, что так дороги твоим братьям в джунглях? Ну же, Дульси… – И он придвинулся ближе, отчего ее охватила дрожь.
Зашипев, она отступила и приготовилась прыгнуть на фрамугу, но он преградил ей путь. Она метнулась в зал – он за ней, не отступая ни на шаг.
— В дремучих джунглях, дорогая Дульси, бормочут свои темные заклятья колдуньи вуду; их дивные чары пьянят и возбуждают… Есть заклинания, которые делают тебя непобедимым – и немощным врага, а есть еще любовные заклятья… Послушать хочешь?
Она отскочила, но он снова оказался рядом, нависая над ней, пригибая к полу. Она снова раздраженно вывернулась; он же явно забавлялся: его желтые глаза горели, черный хвост двигался в размеренном танце.
— Темная сила влечет тебя, моя сладкая Дульси. И хотя мое искусство – человеческое, но под черным мехом моя шкура пестрит леопардовыми пятнами. Я сражался в джунглях с драконами в два человеческих роста и остался невредим. Я охотился среди удавов шестиметровой длины и умел перехитрить змей таких огромных, что могли бы проглотить десять кошек за раз.
Бормотание Азраила и его жаркий похотливый взгляд порождали у нее видения, которых она отнюдь не желала.
— Я охотился в мангровых джунглях и встречал там мохнатых тварей с лицами призраков – существ, что висят вверх ногами средь ветвей, с когтями кривыми и острыми, словно ножи мясника, их шкуры кишат паразитами… – Рокочущий голос Азраила шел из самых глубин его глотки. — Я был свидетелем ритуалов вуду, когда образ Христов рисовали кровью козла, и видел освежеванных заживо кошек, чьи потроха…
— Хватит! — Она извернулась и прыгнула на шкаф, но он, сверкая глазами, снова оказался рядом, а ее сердитое замешательство, казалось, лишь сильнее распаляло его.
— Пойдем со мной, Дульси, красавица со смеющимся взором. Пойдем на берег, где светит полная луна. Туда, где гнездятся болотные птицы, где мы можем полакомиться яйцами и восхитительными нежными птенчиками, где мы можем разогнать этих грязных бродячих котов, что жмутся под пристанью, — голодные жалкие твари, трусливый и бессловесный сброд. Пойдем, моя сладкая…
Его слова, пугающие своей жестокостью, будили в ней что-то первобытное и дикое; тем временем он, навалившись, начал облизывать ее ухо, не переставая бормотать:
— Пойдем со мной, Дульси, пока луна еще не скрылась с неба. Пойдем, пока эта ночь предоставлена нам… – Его вкрадчивый голос смущал ее и лишал воли.
Она что было сил полоснула его когтями по морде и отскочила – позади нее на пол упала груда свитеров и деревянный человечек – затем опрометью пронеслась через склад, взлетела на ящики и выскочила в окно.
Скатившись по вьющимся плетям на влажную от тумана дорожку, она метнулась по боковому проулку через Восьмую и Седьмую улицы, через Морской проспект, мимо темных пустых магазинов; она летела без оглядки, а ее сердце колотилось так, что она не услышала бы и десяток зверей, пустись они в погоню; и уж конечно, она не смогла бы услышать бесшумное и стремительное преследование Азраила.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});