– Вы, ребята, просто скороходы. – Я был рад их видеть. – Думал нагнать вас гораздо раньше.
– Тебе, в отличие от нас, требуется сон, – ворчливо сказал Проповедник. – Пока твоя телесная оболочка отдыхала, я сходил в город.
Его мина говорила сама за себя:
– «И раздражали Бога делами своими, и вторглась к ним язва[23]». В восторге только Пугало.
– По нему незаметно. – Я бросил взгляд на темный силуэт, остервенело срезающий серпом верхние ветви кустарника.
– Я напомнил ему, что ты расстроишься, если оно не будет паинькой.
– Правильно сделал. Вы идете со мной?
Он крутанул головой так, словно у него судороги:
– Нет уж! Уволь! Мне противен один вид такого количества трупов. Если ты не возражаешь, я подожду тебя здесь.
– Прямо здесь? На камушке? – на всякий случай уточнил я.
– Тут гораздо лучше, чем там. Точнее там настолько все плохо, что, умей я спать, меня бы мучили кошмары.
– Возможно, я задержусь надолго, – предупредил я его.
– Что с того? Ты же знаешь, я умею быть терпеливым. Если соскучусь, найду тебя в городе. Береги свою шею. Там черт-те что творится. Мародеры, сумасшедшие, святые, умирающие и мертвые носятся по улицам, выпучив глаза от ужаса, а за ними по пятам ходит смерть.
– Я удивлен. В проповеднике из деревушки под Мальмом умер настоящий поэт.
– Во мне много кто умер, Людвиг, – горько ответил тот. – Но мои мучения позади. А тех, кто сейчас гибнет из-за эпидемии, действительно, жаль. И я не хочу это видеть, потому что слишком слаб.
Он запел один из пасхальных гимнов, давая мне понять, что разговор окончен.
– А ты идешь со мной? – обратился я к Пугалу.
Оно тут же кивнуло.
– Как я мог в тебе сомневаться, – пробормотал я, стукнув коня каблуками. – Ну, не отставай.
И Пугало не отставало. Когда было надо, оно двигалось удивительно быстро, словно туман, стелющийся над землей. Впрочем, вскоре я забыл о его молчаливом присутствии – с одушевленным тяжело вести беседу, потому что говорить приходится только мне одному.
Теперь трупы стали появляться на дороге. Кого-то смерть застала, когда он шел пешком, кто-то ехал на телегах со своим скарбом, а кто-то навсегда остался в золоченой карете, из которой были выпряжены лошади. Некоторые умерли совсем недавно, другие очень давно. Но мертвых оказалось гораздо меньше, чем я ожидал. Беглецы, желающие покинуть город, прошли здесь в первые дни эпидемии, почти месяц назад, разнося мор по стране и умирая уже в окрестностях Легнаго, окружающих его деревень и монастырей.
Конь нервничал, ему не нравилось то, что лежало на дороге, и я его вполне понимал. Зрелище было крайне отталкивающим. А вот Пугало несколько раз останавливалось, склоняясь над мертвецами и продолжая, как и прежде, беспрерывно скалиться улыбочкой идиота. В отличие от меня, чувствовало оно себя превосходно.
Вереницу душ я встретил перед огромнейшим дубом, в лучшие времена росшим рядом с маленьким дорожным трактиром, служившим хорошим приютом, а сейчас пустым, с выбитыми окнами и сгоревшим сараем. Во дворе, в свете умирающей луны, белели тела в исподнем, лежащие на пожухлой траве. Этих убил не мор, а арбалетные болты. Скорее всего, сюда нагрянул кто-то из мародеров.
Души шли от города бесконечно длинной цепочкой. Мужчины, женщины, старики и дети. У всех было одно и то же выражение на лицах. Смерть от юстирского пота[24] – не самая приятная доля. Она искажает черты в немом, бесконечном крике ужаса, заставляя мышцы застыть и окаменеть, а кожу стать темно-синей, почти черной.
Я натянул поводья и остановился. Душ было больше двух десятков, колоссальная цифра для одного города за столь короткое время.
Тот, кто шел первым, поднял на меня взгляд пораженных бельмами болезни глаз.
– Есть ли среди вас те, кто желает уйти? – спросил я у них. – Я готов избавить вас от такой не жизни. Тот, кто не хочет, может двигаться дальше.
Страшные лица, одно за одним, обращались ко мне.
– Мы все хотим уйти, – прошелестел у меня в голове голос самого первого.
Кинжал в ножнах до сих пор вибрировал. С тех пор как оружие выковал кузнец, ему еще ни разу не приходилось пить так много за один раз. Меня тоже немного трясло, горло саднило, а в пальцах ощущалось сильное онемение. Сбор вышел щедрым, но я был ему не рад.
Пока я работал, избавляя их от страданий подобного существования, Пугало пристально наблюдало за каждым моим жестом, за каждой фигурой, которую я создавал. Оно всегда питало какой-то нездоровый интерес к моему дару и тому, что я делал. Впрочем, судя по ощущениям, которые от него исходили в такие моменты, смотрело оно на меня, точно на горную гадюку, с выражением одновременного интереса, отвращения и священного ужаса. Моя работа и привлекала его, и отталкивала одновременно.
Теперь же оно выглядело несколько задумчивым для того, чтобы обращать внимание на мертвых, и отстало от коня шагов на пятьдесят, то и дело скрываясь за поворотами дороги. Я услышал стук копыт за спиной и увидел всадника в темном плаще и одеждах цветов герцога ди Сорца.
На этот раз у мужчины не было на лице повязки. Он был старше меня лет на десять, на висках уже появилась седина, темные волосы на лбу начали редеть, но его взгляд был ясным, а движения точными и уверенными.
– Не возражаете, если я составлю вам компанию до города, страж? – спросил он.
– Присоединяйтесь, – сказал я, ничего не имея против, хотя и удивляясь. – Вы сняли повязку, это необдуманно. Как говорят врачи, загнивший воздух и миазмы способствуют распространению болезни.
– От повязки все равно не было никакого толку, – отмахнулся он. – Я болен.
Похоже, этот дворянин покинул своего герцога, заметив у себя первые признаки недуга. Я посмотрел ему в глаза и проронил:
– Мне жаль.
– А мне – нет. За этот месяц я повидал столько мертвецов, что они трогают меня столь же сильно, как останки какой-нибудь козы или кошки. А с учетом того, что я тоже уже мертвец…
Он не закончил.
– Не все умирают от юстирского пота. – Я попытался вселить в него надежду.
– Конечно, – равнодушно ответил он. – Один из двухсот или трехсот заболевших выздоравливает. Но надо быть очень везучим сукиным сыном, чтобы так посчастливилось. А я, представьте себе, невезуч. Никогда не выигрывал в азартные игры, ни на скачках, ни на львиных боях, чего уж говорить об игре со Смертью? Впрочем, не думайте, что я опустил руки. У меня еще есть как минимум несколько чудесных часов в вашей компании. А если фортуна улыбнется, я протяну пару дней.
– Вы уверены, что больны?
Он закатал рукав, показав легкую сыпь на тыльной стороне предплечья. Я с сожалением цокнул языком.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});