— Я в общем-то недавно пообедал... Да и вас беспокоить не хочется. Постельный режим нарушать нельзя.
— Пустое. — Плотно запахнув свой домашний халатик, она встала с дивана. — Ничем я не болею. Просто тоска заела.
— Ну, если тоска, тогда несите чай, — согласился Цимбаларь, видевший в Почечуевой не только важного свидетеля, но в перспективе и обвиняемую.
Как поётся в одной старой комсомольской песне — «были сборы недолги». Не прошло и пяти минут, как они уже сидели друг против друга за столом и пили чай с клюквенным вареньем. Вернее, по-настоящему пила одна Зинка, а Цимбаларь, брюхо которого распирали пельмени, лишь прикладывался к чашке.
Ради такого случая был включён верхний свет, и Цимбаларь убедился, что его предварительная оценка подтвердилась — Зинка оказалась женщиной чрезвычайно интересной. В такую мог запросто влюбиться не только бесприютный бродяга Чалый, но и участковый инспектор Черенков. Странным казалось лишь отсутствие на ней каких-либо украшений.
— Что вы на меня смотрите, словно барышник на кобылу? — поинтересовалась Зинка.
Цимбаларь не промедлил с ответом:
— Мужчинам свойственно обращать внимание на красивых женщин.
— Да нет, вы совсем иначе смотрите... Словно бы примеряете меня к какому-то образцу, уже заранее создавшемуся в вашем представлении.
Зинка оказалась особой весьма проницательной, и с ней надо было держать ухо востро — по крайней мере от лобовых вопросов воздерживаться. Дабы рассеять её подозрения, Цимбаларь пустил в ход слегка завуалированный комплимент:
— Просто я не понимаю, как может скучать человек, которому от природы дано больше, чем другим.
— В том-то и дело... Будь я поглупее да пострашнее, выдула бы сейчас пузырь самогона и завалилась на перину с каким-нибудь местным сердцеедом... Мне ведь здесь, по правде говоря, даже словом перекинуться не с кем. Все хорошие люди куда-то исчезают... — Видимо, она хотела сказать: «Уходят в мир иной», но вовремя сдержалась.
— Разве вы прикованы к этому месту? Собрались да уехали.
— Куда? — горько усмехнулась Зинка. — Нигде меня не ждут... Скитаться по чужим квартирам и общежитиям? Нет уж, извините!.. Да и не так-то просто отсюда уехать...
— Не понимаю.
— Потом поймёте... — Она раз за разом набирала в ложечку варенье и опять выливала его в блюдце.
— Но ведь другие уезжают.
— Уезжают, — подтвердила Зинка. — Хотя и немногие. А прочих держит какая-то невидимая сила. К сожалению, я отношусь к этому числу. — Слеза пробежала у неё по щеке и капнула в чашку с недопитым чаем.
— Вижу, вы совсем расклеились. — Раньше Цимбаларь не постеснялся бы утереть расчувствовавшейся дамочке глазки, но сейчас была совсем другая ситуация. — Вот что, давайте перейдём на «ты», а в честь этого немного выпьем. Согласны?
Продолжая беззвучно плакать, Зинка кивнула и ушла на кухню. На сей раз её пришлось ждать довольно долго, но результат того стоил. Она вернулась нарядно одетая, причёсанная, чуть-чуть подкрашенная, с початой бутылкой коньяка в руке. Только серёжки, ожерелья и кольца по-прежнему отсутствовали.
Зинка разлила коньяк по пузатым рюмочкам, переплела с Цимбаларем руки, а потом сама поцеловала его в губы.
— Ну как, тебе лучше? — спросил он, чувствуя, что начинает терять контроль над собой.
— Да, — слабо улыбнулась Зинка. — Кажется, мелочь: сменила одежду, обмолвилась парой слов со свежим человеком, немного выпила — и от сердца сразу отлегло. Как странно устроен человек... А ведь эту самую бутылку прошлой осенью Митя откупорил в честь дня моего рождения. Так мы её и не допили...
Сделав над собой громадное усилие, Цимбаларь встал.
— Я лучше пойду, — сказал он. — Мне очень нужно поговорить с тобой, но сегодня я не готов к этому. Прости...
— Я провожу тебя, — Зинка вскочила, едва не опрокинув стул. — Ты, наверное, испугался, что я спутала тебя с кем-то другим? Не бойся, я не сумасшедшая.
— Я испугался не за тебя, а за себя. И давай не будем об этом.
Зинка не погасила свет в доме и не стала запирать дверь, а сразу прижалась плечом к Цимбаларю, словно малый ребёнок, ищущий защиты у взрослого человека. Так они и пошли по улице. Можно было не сомневаться, что завтра об этой прогулке узнает вся деревня.
За то время, которое они провели под крышей, тучи рассеялись и на чёрном небе высыпали звёзды, совсем не похожие на тех добрых охранителей, которых воспевали стихи, однажды прочитанные Людочкой Лопаткиной в захламлённом ресторанном дворике.
Скорее это были глаза неисчислимой волчьей стаи, уже готовой к нападению и ожидавшей только сигнала вожака.
Внезапно северная сторона неба побледнела, словно бы там всходила полная луна, хотя её узкий серп мерцал где-то на востоке. Затем странное свечение стало быстро розоветь, пока не приобрело почти багровый, закатный оттенок. Казалось, что за горизонтом разгорается огромный пожар, возможно, тот самый, который, по верованиям древних скандинавов, в конце времён должен спалить весь мир.
— Что это? — вырвалось у потрясённого Цимбаларя.
— Северное сияние, — ответила Зинка. — Но местные говорят иначе: зорники.
Тем временем багровое зарево распалось на отдельные столбы, заигравшие всеми цветами радуги. Столбы сходились и расходились в небе, а на земле заметно посветлело. Когда это титаническое световое представление достигло апогея, раздался треск, похожий на гром.
— Это сполох, зимняя гроза, — сказала Зинка. — Сейчас в округе, наверное, не работает ни одна радиостанция.
Они и не заметили, как оказались возле избы, где квартировал Цимбаларь. Картина северного сияния странным образом успокоила его. Да и Зинка, похоже, уже взяла себя в руки.
Глядя в сторону, она сказала:
— Я догадываюсь, о чём ты хотел спросить меня... Куда девался перстень, который Митя носил в последнее время? Только не говори, что это не так! — Она ладонью прикрыла Цимбаларю рот. — От бабушки мне достался перстень, якобы имевший свойства оберега. Я чуяла беду и отдала его Мите. Потом мы поссорились, и он вернул перстень мне. Через три дня Мити не стало... Перстень и все другие украшения я незаметно сунула в гроб, когда прощалась с ним... Я до сих пор не верю в загробный мир, но если он всё-таки существует, пусть эта жалкая лепта поможет Мите.
— Может, зайдём ко мне? — неуверенно предложил Цимбаларь.
— Нет! Никогда! Я там исплачусь... Прощай. Только не надо меня провожать. Здесь я знаю каждую тропинку, каждую доску забора.
Вырвавшись из рук Цимбаларя, она быстро скрылась во мраке. Северное сияние, теперь больше похожее на смутное отражение Млечного Пути, постепенно тускнело.
Глава 6
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});