Холли раздвинула листья растения, которое росло на подоконнике в горшке. Пальцы ее коснулись маленькой рамы, и та повернулась на петлях, давая возможность не только видеть, но и слышать, что происходит снаружи.
По тропе увядшего сада быстро шел Сет Элкинс. На нем был длинный плащ и шляпа с широкими полями и высоким верхом. Но его лицо она не скрывала, и было видно, что он улыбается.
— Ах, дорогая, ты вышла ко мне так же радостно, как радостно я жду тебя! — Он развел руки, собираясь обнять Агарь. Но та, смеясь, отступила и ускользнула.
— Не так быстро, смельчак, — сказала она. — Неужели хочешь пролить все, что я так тщательно готовила для нашего будущего?
Она держала обеими руками бутылку, и он, увидев это, остановился.
— Значит, ты сделала, как грозилась, — медленно сказал Сет Элкинс. Счастливое выражение покинуло его лицо.
Агарь сделала еще шаг назад и нахмурилась.
— Почему ты говоришь «грозилась»? Я пообещала сделать то, что будет хорошо для нас обоих. И ты согласился на это. Почему так говоришь со мной, твоей единственной и верной возлюбленной? Или ты согласился с отцом и теперь будешь ухаживать за той, за которой он велит?
— Ты знаешь, что это не так! — сердито ответил он. — Ты поистине моя единственная и верная любовь. Ни за кем больше я не ухаживаю. Отец не заставит меня идти по дороге, по которой я не хочу идти. Но…
— Но? — повторила Агарь с резкостью, которую раньше Холли в ее ласковом голосе не слышала. — Значит, есть «но». Объясни мне его.
— Ты сама сказала — это ведьмовство.
— Ведьмовство? Что такое ведьмовство? — Она подняла голову и посмотрела ему в глаза. — Ты называешь меня ведьмой? Тогда скажи это всем — преподобному Имсу и всем ему подобным. Пошли меня на смерть и смотри, как меня будут вешать. Меня обязательно повесят. Я никому не причинила зла, я целительница и желаю всем добра. Если хочешь склонить отца в мою пользу, я смогу тебе помочь. Я это обещала и смогу это сделать, если ты позволишь. Я не желаю ему зла — неужели я настолько глупа? О Тамаре уже ходят слухи. Она дура, и я много раз говорила ей это. Неужели теперь будут говорить и обо мне?
Говоря, она медленно приближалась, глядя ему в глаза. На лице молодого человека появилось странное выражение, которого Холли не поняла: он как будто во всем мире видел одну Агарь и слышал только ее голос.
Теперь Агарь держала бутылочку в левой руке. Правую она вытянула вперед, распахнула плащ Сета и прижала ладонь к его груди.
— Неужели я дура, Сет? Неужели дам тем, кто желает нам зла, доказательство, что их злые мысли — это правда? Неужели, Сет?
— Нет! — Он схватил ее руку и крепко сжал. — Нет, Агарь, ты мое сердце и весь мой мир. В тебе не может быть зла!
— Помни это, — сказала она. — Теперь, если такова твоя воля, я с готовностью вылью это на землю. Хотя оно может принести нам счастье, я не хочу, чтобы ты верил, будто я желаю зла хоть одной живой душе!
Она высвободилась и отодвинулась, держа пробку правой рукой, готовая выдернуть ее и сделать, как пообещала.
Несколько мгновений он переводил взгляд с бутылочки на Агарь и назад.
— Что в ней?
— Только травы, — сразу ответила она.
— Как же это склонит моего отца к нашим желаниям?
— Оно смягчит его характер, и он готов будет прислушаться к тебе. Послушай, разве я сделала бы это, если бы в этом было зло?
Теперь Агарь достала пробку из бутылки. Держа ее большим и указательным пальцами, мизинец другой руки просунула в горлышко и окунула в зеленую жидкость. И когда извлекла, на ее пальце висела маслянистая зеленоватая капля. Агарь облизала палец. Потом снова закрыла бутылку.
— Видишь, что я сделала? Теперь ты мне веришь?
— Да. — Он медленно протянул руки и взял бутылочку.
— Когда… как это использовать? — неуверенно спросил он.
— Три капли в поссет, *[8] который он выпивает перед сном. Этот поссет изготовила для него моя добрая сестра, чтобы облегчить боли в животе. Сделай так три вечера подряд, потом пропусти один вечер и снова три подряд. Увидишь, что он станет к тебе добр, каким не был с тех пор, как мастер Димсдейл предложил женить тебя на своей косоглазой дочери-наследнице. Три плюс три, говорю тебе, и мы станем мужем и женой!
— Пусть побыстрей наступит этот день! — Сет снова смеялся. Он спрятал бутылочку в карман, потом схватил Агарь в объятия и со смехом поднял. Она тоже смеялась. Потом он поцеловал ее.
Но вот она высвободилась из его объятий.
— Уходи, смельчак! Тамара не должна видеть тебя: она ревнует из-за того, что за мной ухаживают, а за ней нет. И может причинить нам неприятности. А Пэйшенс*[9] Димсдейл вполне оправдывает свое имя: вечно всюду подглядывает и подслушивает. И пока сердце твоего отца не повернется к нам, нам не нужны крики мастера Димсдейла. Он давно уже не любит меня, и глупо было бы подбрасывать дрова в костер его гнева. Скоро, дорогой, мы навсегда будем вместе…
— Пусть это будет побыстрей!
Сет ушел, а Агарь стояла, улыбаясь, и дважды махала ему рукой, когда он оборачивался. Когда он ушел, она сразу вернулась в дом, и Холли, чувствуя беспокойство, отошла от окна.
— Чему следовало быть сделано, сделано, и сделано хорошо, — сказала Агарь словно самой себе. — И если возникнут вопросы — моя дорогая сестра должна будет ответить! Дура! Трижды дурой она была и всегда будет!
Она посмотрела на Холли и кивнула.
— Новый урок для тебя, малышка, хотя ты еще не понимаешь всего его значения. Теперь давай веселиться, как добрые товарищи по оружию, — потому что такими мы должны стать.
Как сделала и Тамара, Агарь очистила конец стола; действуя быстро и уверенно, она поставила тарелки, принесла кубки, свежий хлеб и мед. Но на этот раз Холли нисколько не хотела есть. К тому же она увидела, что Агарь поставила только две тарелки и два кубка.
Холли оглянулась на Джуди и Крока. К ее удивлению, они не пошевельнулись с того момента, как она смотрела на них в последний раз, стояли у стены с тем же застывшим выражением удивления и страха. И Холли снова сама ощутила страх.
— Что… что вы с ними сделали? — с ужасом спросила она.
Агарь разрезала хлеб, раскладывая его по двум тарелкам.
— Ты боишься, малышка! — Голос ее прозвучал озабоченно. — Не надо. Страх ослабляет решимость и замедляет мысль. Я не причиню вреда твоей крови. Но они видят во мне зло и будут видеть его в тебе, потому что не понимают того, что заключено в нас. Теперь они словно во сне. Не будут помнить ничего, только сон, очень неопределенный и бессмысленный. Но ты будешь помнить все, что было, и все, что должна сделать. Теперь давай поедим, потому что мы друзья, а друзья делятся доброй едой и выпивкой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});