Читать интересную книгу Пасынок судьбы. Искатели - Сергей Волков

– Вот козлы! – не вытерпел Борис: – Нас там чуть не замочили, а они «вели наблюдение»!

Но самая главная новость – к семи часам в кабинет Слепцова, где уже сидел Паганель, привезли практически всех влиятельных «поисковиков», и майор в ультимативной форме предложил «Поиску» прекратить свое существование добровольно в обмен на его, Слепцова, обещание забыть о всех членах группы и их не вполне законной деятельности – ведь все предметы материальной культуры, представляющие художественную и историческую ценность, найденные на территории России, подлежат сдаче государству… Тут же некоторым искателям была предложена работа в качестве экспертов в отделе Слепцова. Что интересно – не согласился ни один!

– Мы слишком мешали Слепцовскому отделу работать! – пояснил разгон «Поиска» Паганель, невесело усмехнувшись: – Так что, Борис, теперь мы безработные…

Помолчали. Мне было как-то не ловко – в душе я почему-то чувствовал себя виновным во всем случившемся. Похоже, и Борис, и Паганель испытывали те же чувства…

Прошло полчаса. Паганель уехал, пообещав держать нас в курсе – Слепцов должен был сообщить ему, что и как с Судаковым.

Мы с Борисом сходили в магазин, поели, и несколько воспряли духом – жизнь продолжалась, не смотря ни на что. Наконец, уже в третьем часу, раздался телефонный звонок. Я снял трубку:

– Алло! Сергей? Это Максим Кузьмич! Звонил Слепцов: Судаков на встречу не явился, зато приехал к себе на квартиру. Но радоваться рано – взять его не удалось, и мало того, он умудрился уйти от погони, сбил ФСБ со следа и бежал из Москвы на машине своей сожительницы, кстати, известной журналистки. Машину нашли брошенной на дороге возле станции Силикатной, недалеко от Подольска. Конечно, эти «скорохваты» объявили тревогу, передали всем постам, но поздно… В общем, он ушел! Слепцов уверен, что Судаков вообще уедет за границу через Белоруссию или Украину.

Звонила Надежда Михайловна – Профессор уже в Москве, пришел в себя, но вот с головой плохо – частичная амнезия… Собираюсь к нему в больницу. Вот, вкратце, и все новости…

Я спросил:

– Максим Кузьмич! А нам-то теперь что делать? Вдруг этот Судаков все же вернется?

– Не уверен… Да, забыл вам сказать, и передайте Борису – я послезавтра вечером, после похорон Алексея Алексеевича, улетаю в Германию, на конференцию по греческой керамике…

Мы обменялись еще несколькими малозначимыми фразами и попрощались. У меня остался какой-то неприятный осадок от всего этого разговора, который прямолинейный Борис озвучил весьма точно. Он выслушал меня, ухмыльнулся и сказал:

– Затряслись поджилки у интеллигенции! Для хохмы обзвонить сейчас всех наших – все куда-нибудь собрались, или уже уехали… Всегда не любил этих интеллектуалов в седьмом поколении – о высоких материях поговорить все мастера, а в морду дать какому-нибудь подонку – кишка тонка!

Я осторожно возразил:

– Но ведь Паганель вроде не такой – он же с нами…

– «Он же, он же…»! – передразнил меня Борис и скривился: – Ты квартиру у него видел? Ты думаешь, он из высоких побуждений с тобой по оврагам лазил? Амулет его интересовал, амулет и больше ничего! Паганель крутой археолог, тут и разговору нет. Но, в общем-то, он у нас в основном был «менеджер по сбыту», так сказать… Он последние два года и в поле-то ездить перестал, все больше по заграницам мотается…

Я посмотрел на распалившегося искателя и спросил:

– А ты?

– Что я?

– Ты со мной в овраг зачем полез?

– Зачем, зачем… – Борис встал и подошел к окну: – Затем, что хотел в глаза посмотреть этой гниде, которая из-за побрякушки Николеньку на тот свет отправила… Посмотреть этой твари в глаза, а потом вырвать их! Нет, я не сразу так разозлился, сперва просто не верил, что это все связано – острога, Судаков, амулет… А как все прояснилось, так захотелось свернуть его рыбью башку! Да что теперь говорить…

Борис махнул рукой, закурил, и посмотрел на меня:

– Ты лучше скажи, что делать дальше собираешься? Я так понимаю, ни работы, ни денег, ни семьи у тебя. Спится не боишься?

Я кивнул:

– Боюсь… А что делать? Идти на рынок шлепанцами торговать? Так там я сопьюсь еще быстрее. По моей специальности работы у нас в стране не будет еще лет десять…

– А ты чем вообще занимался?

– Проектирование бытовой радиотехники…

Борис неожиданно улыбнулся:

– Ну? Магнитофоны с телевизорами?

Я молча кивнул, мол, и этим занимались. Искатель задумчиво пожевал спичку, перебрасывая ее из одного уголка рта в другой:

– Да-а… Теперь-то этого добра импортного столько, что не десять – лет пятьдесят у тебя работы не будет! Не позавидуешь!

Я улыбнулся:

– А ты сам-то… Себя пожалей – у тебя работы вроде тоже нет?

Он беспечно махнул рукой:

– Я не пропаду – у нас в городке два частных преуспевающих комбината – деревообрабатывающий и кожевенный. И там, и сям знакомых до черта, помогут, устроят… Да и «Поиск», я думаю, не так просто разогнать – мы еще повоюем! Это ладно… Серега! Ты вот что, приезжай ко мне в гости, на выходные – у нас рыбалка знаешь какая! Лес, речка! Фигня, что осень, потеплее оденемся, шашлычок организуем… Посидим, помозгуем, может, что-нибудь вместе придумаем. Приедешь?

Я снова кивнул. Помолчали. Борис глянул на часы и засобирался на электричку – следующая была аж через три часа, после пересменки.

Мы попрощались в дверях, пообещали друг другу приехать, навестить, и Борис ушел. Я закрыл за ним дверь, вернулся в комнату. За окном шел снег – крупные белые хлопья медленно падали на мокрую землю и тут же таяли… Я вдруг почувствовал, что какой-то важный период в моей жизни закончился, что-то изменилось, словно я ступеньку перешагнул…

Глава девятая

«Неисповедимы пути твои, Господи!..»

Без комментариев

Еще раз я увиделся с искателями на похоронах Леднева. Конечно, я мог бы и не ходить туда, но то, что, видимо, и зовется совестью, заставило меня позвонить Паганелю и узнать точную дату и время.

Проводить Алексея Алексеевича в последний путь пришло множество народа, старый археолог оставил о себе хорошую память в этом мире. Я стоял не далеко от свежевырытой могилы, под стылым октябрьским дождиком, вокруг стояли другие люди, я их не знал, и в то же время мы были здесь по одной и той же трагической надобности – и это объединяло нас. На меня вдруг накатили воспоминания – маленькое кладбище нашего городка, такая же глинистая яма, вокруг – человек десять, в том числе и я. Николенькина мама целует холодный цинк запаянного гроба, отворачивается, машет рукой. Мы, пятеро одноклассников, все, кого удалось собрать, на веревках опускаем тяжеленный гроб в яму. Гулко стучит земля по металлу…

От видений недавнего прошлого меня отвлек тот же ужасный звук – глухой, рассыпающийся стук земли о крышку гроба. Все, нет человека…

Домой я приехал ближе к вечеру, сразу завернул к Витьке, мы сбегали в старый продмаг, «на точку», взяли четыре «огнетушителя» крепленой «Изабеллы» и уже через полчаса все стало в порядке. Сидели в комнате, куда перенесли стол по причине разбитости кухонного окна, и разговаривали «за жись».

– Серега! Ты вот ученый! Ну, с образованием, в натуре! – Витька все пытался на своем примере доказать мне, что учение ни к чему хорошему не приводит, а так, только время тратит и голову засоряет: – А я простой советский, тьфу ты, россиянский рабочий, работяга! И сидим мы с тобой за одним столом, и пьем одну дрянь, и даже стаканы у нас одинаковые!

Я медленно отходил от той внутренней напряженности, которая охватила меня на кладбище, Витьку слушал вполуха, и жалел, что у меня нет телевизора – почему-то до смерти захотелось посмотреть телевизор!

Мы выпивали не торопясь, обстоятельно, закусывая колбасой и помидорами, курили, и Витька между тем продолжал свои рассуждения и добрался лично до меня:

– Вот ты сколько лет уже у нас во дворе живешь? Семь! Видал, блин, почти что как я! А пацанов со двора никого не знаешь! Ты же за братву держаться должен! Не, ну че ты лыбишся, Серега?! Я, в натуре, тебе говорю – ты пацан правильный, хотя и с образованием. От своих нельзя отрываться, своя братва всегда поможет, понял?

Я вспомнил «свою братву» – они обычно с утра ошивались у магазина на углу, человек пять сильно помятых «вечных мальчиков», одетых в вещи середины восьмидесятых и неизменные трико с оттянутыми коленками. Мне опять стало смешно, но тут я попал – Витька рассказывал какой-то похабный анекдот, и я засмеялся вовремя.

После третьей бутылки окружающие предметы утратили четкость, в голове зазвенело, и Витька заявил, что «хорошо сидим, но скучно». Он сбегал к себе и приволок раздолбанный кассетник, из динамика захрипел Шафутиныч, проникновенно поведав нам про митяевскую соседку с ненаточенными ножами. Витька кому-то звонил по телефону, и спустя минут пять в дверь позвонили – пришел какой-то Толясик, принес еще вина, мы снова выпили, потом еще и еще…