Вот уж не думала, что смех может так пугать. Страх холодит мои конечности, я осторожно присаживаюсь на стул. Когда же, наконец, закончатся мои испытания?
— Даже с возвращением мужа, твои испытания не закончатся, — говорит она мне и заговорщицки подмигивает. — Не смотри на меня так, девушка из другого времени. Ты пришла, чтобы изменить этот мир.
Глава 38
Я думала, что до этого испытывала страх, но как же я ошибалась. Настоящий, животный ужас лишающий способности двигаться и думать поглотил меня сейчас. Как загипнотизированная смотрю я на веселящуюся старуху и, кроме, неё никого не вижу. Мир перестал существовать, я нахожусь в какой-то вязкой путине и перестаю дышать.
— Она очнётся, — прихожу я в себя от похлопываний по лицу, — белые женщины такие слабые.
Тихий голос старухи разрывает мозг. Я в панике рефлекторно сжимаюсь, закрывая голову и подтягивая ноги к животу.
— Я знаю, что ты уже очнулась, — толкает меня пальцем в плечо матушка Аледжо, — так и будешь валяться или всё-таки начнём спасать белого мужчину.
Она нависает надо мной хищной птицей и моё сердечно испуганно трепещет.
— Так, мне нельзя же, вы сами сказали, — удивляюсь, как беспомощно звучит мой голос и с каким трудом даются слова.
Неужели это я так могу говорить? Неуверенно, дрожа от страха. Куда делась уверенная в себе женщина двадцать первого века? Неужели колдовство настолько сильно, что заставило и меня панически бояться ведьму.
— Тебе нельзя, но приказать-то, ты должна, — она помогает встать мне на ноги, а меня шатает из стороны в сторону. — Мне нужен чёрный петух, чёрный баран, чёрная свинья. Всё остальное у меня есть. Ещё нужны четверо неболтливых рабов, чтобы его отнести к ближайшей роще.
Она показывает пальцем на Фернандо. Я могу только кивать, что я и делаю, голос куда-то пропал. Я сделаю всё, что она просит, не задавая лишних вопросов.
Матушка Аледжо сильна и это не физическая сила, к которой так любят прибегать испокон веков, и даже не сила духа. Это нечто большее, как будто она повелевает временем и пространством и в её власти оставить жить либо позволить умереть.
— Пойди скажи, что нужно приготовить, — говорю я, немного приходя в себя. — Скажи, что мой приказ.
Раб выскакивает за дверь, оставляя её открытой, старуха же её закрывает.
— Что ты хотела спросить? — прокаркала она, усаживаясь прямо на пол напротив меня.
Мне бы самой подняться, вот только сил почти нет и мне так хорошо сидеть, прислонившись спиной к стене.
— Почему я оказалась здесь? — задаю я самый волнующий меня вопрос.
— Не знаю почему, — говорит она на своей смеси португальского и неизвестного мне диалекта, размахивая руками, как ветряная мельница, — ты должна была оказаться здесь. Тебя позвал мужчина, и ты пришла на его зов. Ты ему нужна, чтобы выполнить своё предназначение.
Неужели это всё-таки проделки Мигеля? Хотя такой ответственный поступок не назовёшь проделкой.
— Откуда вы знаете, что я из другого мира? — с опаской спрашиваю я.
Господи, как страшно-то! Если она знает, что меня призвали в этот мир, то её возможности…как бы это сказать, не могу подобрать нужного слова. Безграничны, пожалуй, подойдёт.
И это такая абсолютнейшая власть, которой не обладают даже короли и президенты.
— Матушка Аледжо много чего знает, — говорит о себе в третьем лице старуха. — Белым этого не понять.
Я борюсь с рациональной частью мозга, который утверждает, что такого просто не может быть. Никто не знает прошлого и будущего. Другая же часть того самого мозга вопит, что нужно расспросить её обо всём, что волнует. Две любопытных половинки во мне учёного и женщины, каждая по-своему, но всё же примирившись решают расспросить колдунью.
Она словно чувствует, что сейчас происходит со мной:
— Ты можешь спросить всё, что тебя волнует.
— Этот мужчина, которому я должна помочь Мигель?
Она задумывается на мгновение, словно сверяя свои ощущения с барометром вселенной, и кивает.
— Вы же сказали, что я призвана изменить мир, — уточняю я, правильно ли я её поняла.
— Ты способна на многое, — говорит она, — но только через мужчину.
Из груди вырывается разочарованный вздох. Мир невозможно изменить в ключевых вопросах.
— Всё, что ты делаешь или задумала сделать тебе во благо, — утешает она меня, — но помни, что ты слабая женщина. Твой муж из тех мужчин, которые могут перевернуть мир за одну твою улыбку.
Мне приятно слышать от неё такие слова. Я терзалась по поводу наших отношений с Мигелем, точнее, их отсутствия.
— Мигель вернётся? — спрашиваю я её, прежде чем успеваю подумать, что она уже ответила на этот вопрос и исправляюсь. — Скоро он вернётся?
— Вернётся, когда этот мужчина начнёт выздоравливать, — уверенно говорит матушка Аледжо, и я ей верю. — Вас ждут сложные времена.
Опять! Когда кто-нибудь скажет, а дальше у тебя не жизнь, а сказка. Ни от кого не слышала, только все пугают.
— С ребёнком будет всё в порядке? Он родится? — беспокоюсь я о ребёнке, хотя не до конца верю, что беременна.
— Родится у тебя мальчик, здоровый, умный и красивый, — успокаивает меня она.
Ладно, сложные так сложные. Когда легко-то было? Главное, что Мигель вернётся и ребёнок родится здоровый, а остальное я переживу. Мы с Мигелем переживём.
— Хозяйка, — скребётся в дверь раб, не смея даже заглянуть. Вот насколько сильно сидит в них страх перед матушкой Аледжо, — всё готово.
— Заходи, Сэм, — отдаёт распоряжение рабыня, как хозяйка. — Поднимайте белого и несите в рощу. Туда же гоните скот.
Я встаю, чтобы проследовать за ней, но колдунья меня останавливает:
— Иди приляг, я пришлю с Сарой питьё, и ты поспишь.
— Но я не хочу спать, мне ещё столько предстоит сделать, — начинаю я.
— Вот именно поэтому тебе и нужно поспать, — говорит она строгим тоном. — Твой мужчина останется у меня, я присмотрю за ним до выздоровления.
Глава 39
Дона Смита совершенно не интересовало самочувствие управляющего. Я его всё реже видела в усадьбе, где он пропадает, поверенный не сообщал, отделываясь улыбками и обтекаемыми фразами.
Я же часто пропадала у матушки Аледжо. Она носилась со мной, как курица с яйцом. Она готовила мне питьё, которое снимало ненадолго тошноту, мучавшую меня уже на протяжении месяца.
Мы с ней много разговаривали сидя у постели управляющего, мне удалось её расспросить почти обо всём, что меня волновало.
— Матушка Аледжо, ты всё знаешь, скажи, кто хотел убить Фернандо, — спрашиваю её я.
— Это не твоё дело, пускай мужчины этим занимаются, — отвечает она, а я скептически поджимаю губы. — Не кривись, защищать свой дом, свою женщину, своих детей дело мужчин. Дело женщины дать мужчине то, что он захочет защищать. Не отнимай у своего мужчины этого права.
— Но, как же так, Фернандо ещё слишком слаб, чтобы заниматься расследованием, — настаиваю я.
Ведьме удалось вырвать Фернандо из объятий смерти, но на то, чтобы он пришёл в себя, потребовалось несколько дней. А уж для того, чтобы начал вставать и того больше, мы выхаживали его полтора месяца.
Я навещала его каждый день, и первое, что он сделал, когда открыл глаза– запретил мне выходить, даже с охраной. Гулять приказал в портике дома, по вечерам, когда видимость плохая.
Каждый мой визит начинался и заканчивался одинаково:
— Обещайте мне, что не высунете носа во двор, хотя бы до возвращения дона Мигеля, — умоляюще смотрел он на меня.
— Даю слово, — успокаиваю его я и твёрдо держу обещание, но даже не ради Фернандо, а ради своего малыша.
Какое счастье, что у меня будет ребёнок, только ради этого стоило попасть в этот мир. Каждое утро, я благодарю бога и Егорушкина за предоставленный второй шанс.
— Ты не должна лезть в это дело, — грубо произносит колдунья, — твой мужчина разберётся в этом.
— Почему ты называешь управляющего мужа, моим мужчиной? — интересуюсь я, понимая, что колдунья ничего не говорит просто так.