В одном месте среди долины стоял высокий холм, похожий на древний замок, сооруженный человеком, вроде парижской Бастилии, с угловыми башнями и стенами красного цвета и желтой крышей, которую образовала толща лёсса.
В довершение картины нас обогнал в этой долине отряд китайских солдат, который двигался под звуки барабанов и дудок в облаке пыли, словно на штурм этой крепости. Солдаты шли не в строю, а толпой, вразброд; они были одеты в черные или синие куртки, такие же панталоны и обуты в обычные башмаки из ткани, с толстой подошвой; на спине и груди каждого были нашиты крупные иероглифы, черные или красные на белом или желтом фоне. Головной убор одних состоял из платка или повязки вроде тюрбана, у других – из черной ермолки обычного типа, у третьих – из шляпы, похожей на кокошник. Оружие было разнообразное: у одних – пики, у других – ружья разных образцов, у третьих – даже лук и стрелы в колчане. Офицер ехал верхом на некотором расстоянии позади, очевидно спасаясь от пыли, которую поднимал его отряд.
При виде этого войска и его вооружения я вспомнил характерную китайскую пословицу: «Из хорошего железа не делают гвоздей, из хороших людей не делают солдат». В те годы китайское войско было наемное и вербовалось из людей, соблазненных скудным жалованьем при почти полном безделье. Немудрено, что это войско терпело поражения при столкновении с армиями европейцев, а позже и японцев и имело скромные успехи только в гражданской войне при подавлении восстаний тайпингов, дунган и др., впрочем затягивавшихся на целые годы. Но с тех пор многое в Китае изменилось. Красная армия, организованная после революции, годами успешно воевала с войсками правительств разных провинций; качество войск постепенно повышалось.
Войско превратилось из наемного в добровольческое, из лучших людей, и доказало, несмотря на превосходство японцев в технических средствах, что окончательный успех зависит от морального состояния армии.
По местности, сложенной из красных третичных отложений, покрытых лёссом, и расчлененной на холмы, мы шли два дня. На второй день видели добычу соли посредством испарения солоноватой воды источников, заимствующих соль из третичных отложений, в плоских бассейнах, расположенных уступами на дне долины: в них осаждался сначала гипс, затем сернокислый магний (кизерит) и сверху поваренная соль, которую выгребали и складывали небольшими кучами для просушки, а затем хранили в землянках, стенки которых были сложены из плит гипса и кизерита, выломанных из бассейнов для их очистки перед новым наполнением. Во всей этой местности вода в колодцах селений и ручейках также была солоноватая.
На третий день дорога вышла в долину большой реки Чагрын-Гол, достигавшей 1–2 км ширины и сплошь занятой пашнями, селениями и фруктовыми садами, за исключением самого дна, где река течет, дробясь на рукава между островами и болотистыми лугами. Дорога была частью обсажена ивами и тополями. Горы обоих склонов плоские, покрытые лёссом, но от г. Пинфань повышались, на них видны были выходы красных и зеленых пород; на склонах местами живописно расположены кумирни. Вдали на севере тянулся высокий Момошань, скрытый тучами. Долина местами суживалась и становилась малонаселенной. Вдоль дороги тянулась Великая стена, сложенная из кирпича-сырца, с редкими глинобитными башнями и многочисленными брешами. Затем горы еще повысились, и в боковых долинах правого склона, направленных на юг, открылся вид на несколько рядов зубчатых цепей, на которых лежало еще много снега.
В одном из селений, где мы хотели ночевать, все постоялые дворы были заняты солдатами отряда, сопровождавшего генерал-губернатора Ганьсу в его поездке в Сучжоу, – пришлось разбить палатку среди развалин на окраине и ближе познакомиться с грубостью и назойливостью наемного войска, жалким состоянием его вооружения и пестротой одежды.
Из долины Чагрын-Гола дорога поднялась на перевал через хр. Момошань, один из кряжей самой северной цепи Наньшаня – хр. Рихтгофена; подъем не труден, хотя перевал достигал 3000 м абсолютной высоты. В это время надвинулись густые тучи, скрывшие окружающие горы, а на спуске нас захватила сильная метель – 5 апреля ст. ст. – и заставила раньше остановиться на ночлег. Снег продолжался и на следующий день, и лёссовая почва дороги превратилась в глубокую липкую грязь. Дорога шла по узкой долине северного склона, но горы были скрыты тучами. Мой мул все время скользил по грязи, что делало езду очень неприятной. Я предпочел идти пешком, тем более, что на склонах долины вблизи дороги встречались многочисленные обнажения горных пород, поэтому надо было часто слезать с мула. Этот день был одним из самых трудных за все время путешествия – несколько часов ходьбы по липкой грязи под мокрым снегом при напряженной работе. Снег шел и во время ночлега в г. Гуланьсянь, а на следующий день, когда мы вышли из гор, он перешел в дождь. Только к последнему переходу к г. Ланьчжоу погода улучшилась, тучи разошлись – и с равнины перед городом открылся великолепный вид на зубчатую северную цепь Наньшаня, на две трети покрытую свежим снегом и протянувшуюся в обе стороны за горизонт. Бросилась в глаза разница в успехах весны здесь и в Ланьчжоу, расположенном на той же абсолютной высоте, но на 2° южнее и под защитой гор от ветров из Монголии.
В Ланьчжоу уже две недели тому назад цвели абрикосы и персики, распустились почки, а на полях зеленели всходы хлеба. Около Ланьчжоу только что пробивалась молодая трава, а деревья были еще голые, а это под 38° с. ш., т. е. на широте Греции, Южной Италии и Испании, и 8(20) апреля, но зато на абсолютной высоте 1560 м и на окраине пустынь обширной Монголии.
На следующий год, также в апреле, я пересек Восточный Наньшань по более восточному пути от г. Пинфань до г. Дацзин, откуда вышел в г. Ланьчжоу вдоль северного подножия гор. Этот маршрут дал много для изучения геологии гор и их рельефа, но мало общеинтересных впечатлений. Цепи Наньшаня в этой части ниже, склоны более пологие, покров лёсса развит больше, местность менее населенная, встречалось много развалин. Как я узнал, малонаселенность этой части Наньшаня, а также южной окраины Ордоса к запасу от миссии Сяочао – последствие многолетнего восстания дунган и его усмирения, во время которого погибло много людей и целые селения опустели. Судя по описанию пути через Восточный Наньшань путешественника Пясецкого, за 20 лет, истекшие с тех пор, страна еще не вполне оправилась от этих последствий.
На этом пути погода также не очень благоприятствовала нам: один раз нас захватила в дороге сильная гроза с проливным дождем, а у северного подножия северной цепи нас встретил пыльный ветер из Алашанской пустыни, горы скрылись в пыли. Он дул два дня и принес, наконец, дождь и снег – обычное явление в Центральной Азии и на ее окраинах, особенно весной, когда погода резко меняется в короткое время. Кроме того, при переходе через оросительный канал с одного вьюка упала в воду сума с собранной коллекцией, и пришлось остановиться на ночевку уже в полдень, чтобы поскорее развернуть и высушить образчики и их ярлычки. Северное подножие и в этой части страдает от заносов песка из пустыни.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});