Марии Семеновне Бабушкиной с борта «Челюскина». Близ берегов Аляски, у мыса Хоп
16 ноября 1933 года
Наконец представился случай послать тебе письмо. По радио многого не скажешь: приходится экономить энергию, и каждый из нас может отправить лишь одну радиограмму в месяц размером в пятнадцать слов.
Я уже сообщал тебе о том, что нам придется зимовать. Мы застряли и, кажется, крепко. Вырваться нет надежды. Будем ждать весны.
В двадцати пяти милях от нас сейчас находится ледорез «Литке». Он пришел к нам на помощь, но надежды на него слабые: ледорез сам сильно пострадал. Мы хотим, чтобы «Литке» подошел к нам хотя бы миль на пять – тогда можно будет перевести на него лишних людей для отправки во Владивосток. С ними я собираюсь отправить это письмо.
Завтра утром лечу на разведку. Возле «Челюскина» мы расчистили площадку, но она такая маленькая, что я не уверен, можно ли будет подняться.
Мне очень жаль огорчать тебя этим письмом. Но что делать! Наше плавание зависит теперь от стихии. Ты не грусти. Я тоже сильно скучаю по дому, но мне еще тяжелее будет, если я узнаю, что ты грустишь.
Недавно Шмидт предложил мне выехать с отправляющейся группой. Но разве я оставлю здесь товарищей в такую трудную минуту без самолета! Я категорически отказался вернуться на материк раньше, чем наше судно закончит поход.
Хотелось бы узнать, как там дома? Как птенцы себя чувствуют? Фотографии твою и ребят я повесил над столиком в каюте и, ложась спать, желаю всем вам спокойной ночи.
Как только станем на зимовку, я займусь изучением немецкого языка. Передай ребяткам, что вызываю их на соревнование. Приеду домой, пусть говорят по-немецки, иначе подарков не получат.
Сейчас 12 часов ночи. Утром надо лететь. Письмо допишу завтра. Поцелуй ребят…
Марии Семеновне Бабушкиной с борта «Челюскина». Чукотское море, на траверзе мыса Сердце-Камень
22 декабря 1933 года
Дорогая моя! Собирался я продолжать письмо к тебе на другой день, а взялся спустя месяц…
Сегодня последний короткий день. Помнишь, мы много с тобой говорили о полярной ночи – какая она… В нашем районе настоящей полярной ночи не бывает. Правда, мы и солнца не видим, но дневной свет у нас есть, его достаточно даже для полетов.
День сейчас длится от 10 до 13 с половиной часов. В это время можно читать.
Последний мой полет на ледовую разведку не удался: площадка оказалась слишком малой, на взлете сдали свечи, и я повредил машину.
Теперь она отремонтирована общими силами и снова готова к полетам.
Завтра мы отправляем с парохода лишних людей. Нам не удалось проскочить в Тихий океан (хотя он был очень близок!), и теперь зимовка неизбежна. Во время дрейфа мы соберем богатый научный материал.
Если у тебя возникнут какие-либо трудности, телеграфируй мне: телеграммы к нам доходят, хотя и с большим опозданием.
Сейчас провели получасовое собрание с товарищами, которые идут пешком по льду на материк. Некоторые из них от мысли о возвращении домой повеселели, а то ходили «киселями» и хныкали.
Я очень скучаю, дорогая моя! Надеюсь, что летом мы с тобой увидимся и отдохнем.
Как идут занятия у ребяток? Я думаю, что они не будут меня огорчать.
Расцелуй их за меня. Скажи, чтобы прислали мне телеграмму, как учатся.
Передай привет всем знакомым…
Михаил
Искатели аэродромов[6]
Начались сильные морозы, пурга и метели. Конец декабря. Льды все еще цепко держат нас в своих железных объятиях. Если прежде была еще какая-нибудь надежда вырваться из льдов, то теперь об этом и разговора быть не может. Раньше весны и думать нечего о каком-либо продвижении.
Значит, зимовка.
Начальнику экспедиции становится ясным, что пора освободиться от лишних людей на корабле. А лишних для зимовки много. Необходимо высадить на берег женщин и детей, больных и слабых, оставить лишь самых необходимых работников для обслуживания корабля и весь научный состав экспедиции. Всего на берег намечено отправить сорок человек[7]. Единственная возможность доставить их на материк – это самолеты, но самолетам нужен аэродром.
Вот в этом и заключался весь вопрос: где найти площадку, чтобы оборудовать аэродром? Дело в том, что лед Чукотского моря не похож на льды других морей Северного ледовитого океана. Достаточно любой перемены ветра, и от гладких ледяных полей остаются груды нагроможденных льдин. Иногда такие нагромождения располагаются по линии сжатия и тянутся мощной грядой до пятнадцати метров высотой на протяжении нескольких километров. Ветер рвет и ломает эту цепь.
Новая передвижка льдин – и снова непроходимый ледовый хаос.
В районе, где зажало «Челюскина», было особенно хаотическое состояние льдов. Все же Отто Юльевич позвал меня к себе в каюту и, ознакомив с планом переброски людей на берег, предложил найти подходящее место для постройки аэродрома.
На другой день, осмотрев в бинокль с капитанского мостика местность, я отправился на лыжах искать площадку.
На лыжах… Чтобы представить себе удовольствие путешествовать по льдам на лыжах, нужно знать, что такое торосы.
Торосы – это обломки льда, нагроможденные друг на друга. Но обломок обломку рознь. Есть торосы, которые поражают своей массивностью. Вы невольно останавливаетесь в восхищении, любуясь лежащей перед вами хрустальной горой многолетнего льда весом в сотни тонн. Какой же силы должно быть сжатие, если вот такой «кусочек» вышвыривается на поверхность льдины?!
Еще большее впечатление производит само сжатие, когда льды приходят в движение и на ваших глазах из громоздящихся друг на друга обломков образуется колоссальный ледяной вал. Он медленно, но неотвратимо движется на вас. Оглядываешься по сторонам, затаив дыхание, подстерегаешь грозящую опасность и чувствуешь себя ничтожной пылинкой. Что противопоставить этому грозному движению валов?
Такое чувство особенно остро, когда сжатие застает человека вдалеке от коллектива. Мне это хорошо знакомо. Я не раз попадал в такое положение – один в нескольких десятках метров от парохода.
Совершенно иное ощущаешь, когда ты в большом коллективе. В коллективе всегда находишь силу единения, поддержку у своих товарищей, хотя они так же беспомощны, как и ты. Живые голоса, шутки, смех бодрят и отвлекают от мысли об опасности.
Итак, я иду на лыжах, ищу аэродром. Несмотря на торосы, ходить зимой по льду легче всего на лыжах. Зимой здесь выпадает глубокий снег: он очень затрудняет ходьбу по торосистому льду. Иногда проваливаешься по пояс в снег между глыбами льда и, выбираясь из ям, быстро утомляешься. На лыжах хотя и трудно перебираться через большие нагромождения, зато не проваливаешься и идешь хорошо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});