-- У восьмого нет салфеток! -- ворвался в его мысли голос очередного работника и вокруг постамента образовался маленький тайфун.
-- Пять минут до открытия!
Линкольн Райт рассеянно листал красочные рекламные буклеты, подготовленные для аукциона, наблюдал за Робертом Шенноном и с потрясением спрашивал себя, неужели это он автор подобного совершенства. Недавняя неприязнь, почти ненависть к молодому человеку исчезли без следа, и сейчас Линкольн Райт испытывал к Роберту почти отеческую любовь и нежность. Бывший нумер чувствовал себя Пигмалионом, превратившим грубый кусок плоти в безупречную машину. Послушный, идеально вышколенный, незаметный, но при этом всегда находящийся под рукой, прекрасно знающий свое дело и место, выставленный на продажу питомец ничем не напоминал того самолюбивого, недоверчивого и упорного молодого человека, которого Райт встретил два месяца назад в комнате собеседований.
Лот номер семь виделся Линкольну Райту образцовым произведением искусства. На какой-то миг свободный даже задумался, не купить ли ему молодого человека, но вскоре с сожалением сообразил, что интенсивность работы не позволит ему уделять достаточно времени для заботы о питомце, да и конечная стоимость домашней мебели класса "А" вряд ли будет такова, чтобы можно было легко выложить подобные деньги. К тому же, признавал Райт, ни художник, ни скульптор не могут загромождать рабочие студии образцами собственного творчества, а вынуждены отдавать творения, пусть даже самые любимые, в мир -- на благо свободного общества. Как ни грустно было признавать, судьба питомца отныне находилась в чужих руках, и с этим надо было смириться. Оставалось приглядеть за малышом в ходе смотрин, а потом взять на память о своем первом творении рекламный буклет с номером семь...
-- Минута до открытия! Питомцам -- внимание! Приготовиться!..
Ладони Роберта стали влажными. Он представил, как откроются двери и в зал войдут мужчины в одинаковых серых костюмах и темных очках -- агенты спецслужб, как их изображали в кино...
-- Отсчет... Пять, четыре, три, два, один... Открывайте!
Двери открылись, но ничего не произошло... Минуты текли, волнение Роберта возрастало, а потом в зал вошли обыкновенные люди: мужчины, женщины и... Роберт не мог поверить своим глазам -- дети! Какая-то женщина в просторном голубом платье в белый горошек вела за руку мальчика лет шести. Ребенок лизал сахарную вату и глазел по сторонам.
-- Мам, мам! Смотри, какой смешной, давай его купим, -- попросил малыш и ткнул пальцем в сторону Роберта.
Женщина бросила на Роберта беглый взгляд и покачала головой.
-- Джерри, солнышко, домашняя мебель у нас уже есть, сейчас нам нужен садовник.
-- Садовое оборудование в другом зале, -- подсказал появившийся рядом с женщиной служитель. -- Я вас провожу...
Остановившимся взором Роберт смотрел вслед покупателям и думал, что теперь знает, что его мучило и казалось неправильным. Этот размах... эта отлаженная машина... рутинные действия "наставников"... В жизни все можно подделать, думал Роберт, ну, почти что все... Можно поставить ребенка в красивую позу для написания портрета, но нельзя подделать все остальное -- обыденность... и привычку... целый мир...
Их похитители не лгали. Это он придумал себе утешительную сказку, не желал смотреть правде в глаза, на что-то надеялся, чего-то ждал... Но они не лгали... Это и правда был иной мир. С другими обычаями. С другими законами. И с рабством. И в этом мире он был никем -- обычным товаром, выставленным на продажу. Говорящим орудием... Вещью...
На Роберта навалилось оцепенение. В глазах потемнело и ему пришлось прилагать все усилия, чтобы не упасть.
Мысли о побеге поблекли, осыпались тысячью осколков, как осыпается разбитое камнем окно.
Бежать?! Куда, как, а главное, зачем? Здесь не было ФБР, полиции и прессы, точнее, что-то подобное здесь обязано было быть, но кого бы в этом мире возмутил его рассказ? Спасения ждать было не от кого... Хотя, это еще вопрос, что понимать под спасением, сообразил Роберт. Если он обратится в полицию, его непременно "спасут" -- вернут обратно... как потерявшегося породистого щенка... и, должно быть, накажут... для его же блага.
Какой-то свободный приказал ему повернуться и Роберт тупо подчинился.
"Это происходит не со мной, -- твердил он, -- это только сон... глупый розыгрыш... игра..."
Покупатели подходили, бесцеремонно щупали его мускулы, смотрели зубы, приказывали приседать, поворачиваться, нагибаться и открывать рот. Роберт выполнял все приказы и видел, как в соседнем ряду покупатели так же тщательно осматривают Джека...
Вокруг стоял непрекращающийся гул голосов, и как сквозь вату до Роберта вдруг донесся чей-то слегка раздраженный возглас: "Дайте больше света!". В глаза ударили лучи прожекторов, и Роберт порадовался, что больше не может видеть лиц осматривающих его покупателей.
Глава 6
О страхах и заботах свободного мира
Запах нашатыря ударил в нос, и пелена перед глазами рассеялась.
-- Спокойно, малыш, все будет хорошо, -- благодушно проговорил Линкольн Райт, похлопывая Роберта по щекам. -- Конечно, ты переволновался, но сейчас попьешь водички, дадим тебе витаминчиков, и будешь как новенький.
Что-то, похожее на пистолет, ткнулось в плечо Роберта, и он непроизвольно напрягся.
-- Да что ж ты всего боишься, глупенький? Это обычные витаминчики, -- Линкольн Райт ласково погладил Роберта по выбритой голове. -- Эту штучку специально придумали для деток и питомцев, чтобы маленьким не было бо-бо.
-- В первый раз всегда так, -- между делом бросил один из служителей, высматривая, что надо поправить, пока не закончился перерыв. -- Потом привыкают.
-- Ну-ну, малыш, успокойся, твой опекун ни за что от тебя не откажется, -- продолжал сюсюкать Райт, и от этого сюсюканья Роберта вновь замутило, -- ты ведь у нас хороший мальчик, правда? Тебя обязательно купят и будут о тебе заботиться, и ты не останешься один. Видишь, всего два часа постоял, а уже три покупателя. Ты же у нас умница, все умеешь, опекунов слушаешься и больше не шалишь. А сейчас ты встанешь на ножки, тебя отведут в туалет, ты сделаешь свои дела, тебя помоют, и ты опять встанешь на помост. Давай, малыш, шевелись.
Служитель взял Роберта за локоть, и он вновь ощутил себя породистым домашним животным, может быть, немного нервным и капризным, как и любой породистый пес с длиннющей родословной, но при этом полезным, старательным и туповатым. Животным, которое можно почесать за ухом, погладить ему животик, положить на него ноги, но для которого -- на всякий случай -- на стене висит плетка, чтобы пес не гадил под столом и не грыз антиквариат. Да и поход в туалет и душ ничем не отличался от привычного выгула собаки, разве что разговоры служителей, заключавших пари, за кого из питомцев дадут лучшую цену, больше смахивали на беседы в конюшне перед особо важным забегом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});