После этого обязательно два раза в год (в день рождения и в день его смерти) мы стали появляться на кладбище, и каждый раз я стал закуривать сразу две сигареты и одну из них класть Робке. И не было еще случая, чтобы это мистическое явление не повторялось: каждый раз сигарета не гасла и выкуривалась до конца. Даже Алла стала смотреть на это по-другому и однажды сказала нашим общим друзьям: "Иосиф ходит на могилу курить… с Робкой". Друзья переглянулись: "Как это?"
- А вот так…
И мы все вместе пошли к нему на могилу. Я закурил сразу две сигареты, а дальше — случилось то, что было всегда
Тогда мне предложили отойти от могилы и снова закурить сразу две сигареты, и одну из них куда-нибудь положить: сигарета тут же погасла…
Я не мистик и не религиозный, но, тем не менее, факт остается фактом!
ГЕРМАН ТИТОВ (1935–2000)
Ребята, наши первые космонавты, с которыми я дружил, жили еще в Чкаловской. Мы встречались довольно часто. Я ездил к ним. Они, случалось, приезжали ко мне. Запомнилась встреча весной 68-го "Университет культуры". Ее вел Гагарин. После встречи всех попросили наверх, на фуршет. И тут Герман Титов (мы с ним особенно близко дружили) вдруг предлагает: "Поехали, покажу тебе, как я здорово гараж себе оборудовал, точнее, погреб в гараже…" Приезжаем. Действительно, все очень толково сделано: гараж, а под ним погреб, на полках чего только нет: собственная консервация в банках, варенья, овощи и даже вино. Ну, мы, конечно, с ним выпили. Это было можно, потому что я был не за рулем, был на служебной машине, а он оставался — ехать ему никуда не надо было.
Выпили. Только Герман сказал: "Мне много нельзя. У меня завтра — полет". На следующий день созваниваемся. Он говорит: "Ты что делаешь? Может, пойдем куда-нибудь поужинаем?" Я говорю: "Давай приезжай! Пойдем". А сам чувствую, что у него настроение очень плохое. Спрашиваю, когда встретились: "Что случилось, Герман?" А он: "Да-а-а… Юра отстранил меня от полета". "За что?" — спрашиваю.
- Да за вчерашнее… Говорит: "Ты, наверное, с Кобзоном "квасил" всю ночь…"
- Ну, во-первых, мы не пили с тобой так, чтобы можно было сказать, что "квасили".
- Да я ему говорил. Говорил, что комиссию перед вылетом прошел… Что ты еще хочешь от меня? "Ничего, — говорит, — но я тебе сказал "нет", значит — нет, чтобы знал в следующий раз, как надо себя вести перед полетом…"
В общем, они поругались. Гагарина, видно, задело, что мы не пошли на его фуршет. Герман был жутко расстроен этим отстранением.
…Ночью я уехал на гастроли. Там — сообщение: погиб Гагарин. Я прервал гастроли и вылетел на похороны Гагарина и погибшего с ним в одном самолете пилота-инструктора Серегина. Прощание с ними было в ЦДСА. Там встретил Германа; "Вот, видишь, как бывает, — вздохнул Герман. — Он как чувствовал, что со мной может что- то случиться в тренировочном полете… Полетел сам. И вот… я есть, а его нет… Не меня, а его надо было оберегать. Он все-таки был первым…"
Вспомнилось, как мы были однажды в одном серьезном обществе, и кто-то из высокопоставленных людей (кажется, маршал Гречко) сказал Гагарину: "Все это, конечно, хорошо, что тебя тянет в небо, но, знаешь, Юра, летать ты все-таки прекращай. Ты нам нужен!" Это было в Крыму, на правительственной даче.
И тогда Гагарин вспылил: "Так в чем проблемы? Вы теперь возьмите меня и под колпак. Посадите и ходите-смотрите, как на музейный экспонат! Я что — не живой человек? И не должен жить теперь живой жизнью?"
ПОСЛЕДНИЙ РАЗГОВОР С ГАГАРИНЫМ (1934–1968)
Гуляли мы с Юрой так, что и теперь есть что вспомнить. Как только свободный вечер — он ко мне. Я тогда квартиру в коммуналке снимал.
На звонок обычно выходила моя соседка, — кочегарка Нюра, — узнать из любопытства, кто это и к кому пришел? Потом стучала ко мне и говорила: "Осип, иди! Твой космонавт опять пришел, опять мне улыбается так, что ушей не видно!"
Кстати, с Юрой мы были… страшные хоккейные болельщики!
Весной 1968 года я собирался на очередные гастроли. Дня за три до моего отъезда в гостинице "Юность" был вечер Госстроя СССР. На вечере среди приглашенных были и мы с Гагариным. Помню, стояли с Юрой в фойе концертного зала гостиницы и смотрели по телевизору хоккей. Играли ЦСКА и "Динамо". Я сам болельщик "Спартака", но поспорил тогда, что выиграет "Динамо". Хотелось мне подразнить его, страстно болевшего за армейцев.
- Ну, сейчас наклепают подков твоей "конюшне" (пренебрежительное прозвище ЦСКА на жаргоне болельщиков) подкалывал я.
- Да ладно… Сейчас накидают твоей "Динаме", сколько захотят, — защищался Гагарин.
- Если так уверен, давай спорить на ящик коньяка, что не накидают, — распалял его я.
- Да ладно… ящик. Мне жалко тебя — тебе потом за этот ящик нужно будет целый год петь. Лучше на бутылку.
Я говорю: "Ну… давай!"
Бутылку я проиграл. ЦСКА тогда победил. Говорю: "Ну, все — побежал за бутылкой". Гагарин: "Не-е-е. Мы должны распить ее вместе". Я говорю: "Мне некогда, Юра! Мне нужно улетать на концерты".
- Ну, прилетишь, разопьем…
Вот… не распили. Через несколько дней на гастролях меня догнала весть: "27 марта 1968 года в 9 часов 30 минут погиб Гагарин Юрий Алексеевич…"
МАРК БЕРНЕС (1911–1969)
Когда я был женат на Гурченко, она дружила с Бернесом. Подружился и я. Жили мы на Маяковке, а Марк Наумович с женой Лилей на Колхозной площади. Там, где магазин "Обувь". Ходили в гости: мы к ним, они к нам. Занятный был человек Бернес. Очень занятный. Не зря его называли Марк сам себе Наумович. Был он человек оригинальный, амбициозный. Однако когда компания располагала его к себе, он был удивительно обаятельный. Красивый и обаятельный. А как шутил! И еще любил нецензурную лексику, которая в его исполнении превращалась в настоящее искусство. Он делал это так вкусно, так по-одесски смачно, что язык ни у кого не поворачивался сказать: "Что это Вы все матом ругаетесь?!" Его мат звучал не оскорбительно и красиво. Эти острые словечки вылетали из него, как междометия. Казалось, что без них речь его сразу перестанет быть понятной, а уж то, что перестанет быть яркой, так это точно!
Еще он был заядлый анекдотчик. Одним словом, очень живой человек.
…Как-то в Ростове мои гастроли совпали с моим днем рождения. Выступали там в это время и другие артисты. И вот в назначенный час приходят поздравить меня Павел Лисициан, Борис Андреев и… Марк Наумович. А на груди у Бернеса огромный значок — "Ученик Кобзона"!!! Все начали хохотать и спрашивать: "Где Вы это взяли?" А он серьезно так отвечает: "Купил в соседнем универмаге". Так серьезно, что чуть не поверили. Потом уже выяснилось, откуда у него этот значок. Оказывается, он зашел в магазин, а там, как и полагается, у каждой работницы соответствующий знак: "Продавец", "Младший продавец", "Старший продавец", ну и у начинающих — "Ученик продавца". Бернес выпросил у кого-то эту табличку "Ученик", и уже сам тушью приписал после слова "Ученик… Кобзона". Не знаю, кто бы еще мог додуматься до такого подарка, а Бернес додумался, потому что он почти во всем был такой оригинальный человек. Очень приятный был человек, но… вместе с тем непредсказуемый и капризный невероятно… Все время чего-то капризничал. Особенно, когда стал себя плохо чувствовать, всех держал в напряжении. Все волновались, как он может себя повести (?), если надо было выходить не тогда, когда он хотел: никто не знал — выйдет он сейчас на сцену или чего-нибудь выкинет?!