Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сначала Джеймс считал, что он парализован во внешней жизни, потому что страдал от депрессии. И только получив некоторый опыт биоэнергетической терапии, он понял, что было все наоборот. Он находился в депрессии, потому что не мог двигаться.
Его тело имело грузное сложение, и казалось, будто оно сделано из дерева. Это можно было бы принять за наличие недюжинной силы, особенно если иметь в виду его чрезмерно развитую мускулатуру. Но эта кажущаяся сила была куплена ценой его подвижности и поэтому в ней было мало толку. Все его движения выполнялись механически, и он делал мало спонтанных жестов. Он отчаянно хотел что-то почувствовать, но ничего не могло растрогать его — ни слезы, ни гнев. Было очень тяжело расшевелить или сдвинуть с места его отвердевшее тело, которое сильно походило на ствол дерева. Где-то внутри Джеймса текла струя жизни, жизненный поток его еще не иссяк, но он не мог прорваться сквозь тяжелую мускулатуру, закрывавшую его душу словно толстая кора. Им овладело чувство тоски и унижения, которое проявилось в пожелтевшей коже, хмуром выражении лица, в грустных глазах, которые не могли плакать, и в тяжести его тела. Джеймс выглядел мрачным и чувствовал себя мрачно. Он говорил, что внутри его тканей будто находится раковая опухоль, от которой он надеялся избавиться. Но эта надежда не внушала ему оптимизма.
И с точки зрения личной биографии у Джеймса были все основания для уныния и подавленности. У него совсем не сохранилось воспоминаний о том, был ли он близок со своей матерью, а его отношения с отцом были отмечены чувством неадекватности и постоянного отторжения. Временами его отец уделял некоторые знаки внимания своему сыну. Он делился с ним своими навыками и интересами, например, он показывал ему, как пользоваться некоторыми инструментами. Но стоило Джеймсу сплоховать в чем-то — и его тотчас же отстраняли от дела как неумелого работника. Он вырос с чувством одиночества, неадекватности и с отсутствием радостных переживаний.
Джеймс верил, что физический подход к решению его проблемы поможет ему. До этого он пробовал другие формы терапии, но без особого успеха. Он случайно попал на занятия в Исален, где узнал о биоэнергетике, и приехал ко мне, чтобы пройти лечение. Для молодого человека у него была неуклюжая походка, и он стеснялся своего тела. Он ощущал, что его тяжеловесное тело заключило его дух в тесную, мрачную камеру и что ему придется сломать барьеры мышечной жесткости, которые преграждали его дорогу к свободе самовыражения. Оживление его тела при помощи дыхания и движения на какое-то время подняли его настроение и подарили ему надежду, в которой он так остро нуждался, что он все-таки сможет выбраться из своего мрачного состояния.
На занятиях Джеймс старательно выполнял упражнения. Прогибаясь на табурете, он изо всех сил старался дышать глубоко, кричать громко и оставаться в таком положении как можно дольше. Эффект не замедлил сказаться — в ногах появилась вибрация, когда он наклонялся вперед. Эти непроизвольные движения заставили его понять, что внутри него находится жизненная сила, которая может двигать им, если он только сможет добраться до нее. Это, однако, оказалось совсем не легким делом. Он бил ногами по кровати, говоря свое «нет», но очень долго он не вкладывал чувства в эти слова. Он молотил кровать кулаками, но единственная злость, которую он чувствовал при этом, была направлена против него самого, за то, что он находился в депрессии. Сильное напряжение в его теле служило труднопреодолимым препятствием для чувств и требовало интенсивной физической работы. К счастью, несмотря на отсутствие чувств, Джеймс проявлял упорство, выполняя упражнения, потому что благодаря им он действительно чувствовал себя лучше.
В своем упорстве он дошел даже до того, что заказал себе переносную табуретку, которую брал с собой в командировки и занимался на ней в номерах гостиниц.
Иногда ему удавалось вызвать некоторые чувства. Несколько раз после интенсивной тренировки он смог заплакать, что на короткое время рассеяло тучи. Один прием, почти всегда производивший какое-то чувство, состоял из действия, целью которого было вызвать страх, напуская на себя испуганное выражение. Когда Джеймс лежал на спине, я заставлял его очень широко открыть глаза, оттянуть вниз челюсть и держать руки перед лицом, а я в это время смотрел ему в глаза. Затем я с силой надавливал большими пальцами на лицо, возле его носа, и он чувствовал, как ощущение проходит сквозь тело, попадая в живот. Это было чувство страха, но Джеймс не воспринимал его как таковое.
Он не мог позволить себе чувствовать страх, но он с радостью принимал это физическое ощущение само по себе, потому что оно оживляло его.
В течение года Джеймс временами чувствовал себя то лучше, то опять впадал в депрессию. Это обескураживало меня, потому что, какого бы прогресса мы ни достигли, он все равно пропадал в последующей депрессивной реакции. Опять появились старые жалобы: «Мне кажется, я стою на месте, так и не достигнув ничего» и «Я не знаю, чего хочу». Однако его тело становилось все менее жестким, а дыхание — более глубоким и свободным.
Значительная перемена произошла, когда Джеймс почувствовал мое разочарование. Я совсем не пытался его скрывать. Сколько бы я ему ни указывал на то, что его неспособность свободно двигаться может интерпретироваться как его внутренний отказ, он все равно не понимал этого. Он знал лишь то, что он хочет двигаться, но какая-то странная сила удерживает его в неподвижности. Хотя эта сила была частью его личности, он отделил ее от своего сознания, и поэтому она стала неизвестной и чуждой сущностью внутри него.
Мое разочарование, казалось, имело положительный эффект. Он перестал жаловаться и стал слушать. Пока я увлеченно работал с ним, побуждая его к движению, он мог выразить свой неосознанный негативизм через отказ принять мои интерпретации. У него были все основания для негативных чувств. Но их открытое выражение зависело только от него самого. Подавляя свою негативность, он блокировал либо впечатления от моих слов, либо выражение своих чувств.
Вместо самовыражения энергия Джеймса уходила на самоотрицание, которое принимало форму хронического мышечного напряжения. Его спастическая, чрезмерно развитая мускулатура была своеобразной формой внутренней брони, которая предназначалась для мнимой защиты его от враждебного окружения, но которая также сдерживала его энергию и снижала агрессию. В каждом человеке можно измерить количество подавленных негативных чувств толщиной его брони. В случае с Джеймсом она была значительной. Каждый мускул, находящийся в хроническом сжатии, препятствует движению и поэтому действительно говорит «нет». Пока напряжение остается неосознанным, пациент ощущает это как «я не могу». Он находит оправдания своим жалобам. Однако, делая напряжение осознанным и идентифицируя пациента с ним, мы превращаем «я не могу» в «я не буду». Это открывает дорогу самовыражению, но никакие важные изменения не произойдут, пока терапевт не откажется поддерживать выражение пациентом хороших намерений.
Только если терапевт будет настойчиво обращать внимание на реальность скрытого негативного отношения, он сможет заставить пациента принять эту реальность.
Мое разочарование принесло именно такой эффект. Джеймс раскрылся в достаточной степени, чтобы осознать такую интерпретацию, и, начиная с того занятия, вся его жизнь стала меняться к лучшему. Отношения, которые он установил с девушкой, стали более глубокими. Его сексуальная жизнь, став интенсивнее, теперь приносила ему гораздо больше удовольствия. Он привязался к этой девушке и, насколько был способен, почувствовал нечто вроде настоящей любви. То, что поначалу было поверхностным знакомством, переросло в глубокие и серьезные отношения. Джеймс даже испытывал чувство ревности. Девушка питала к нему взаимные чувства, так что их отношения крепли и через несколько месяцев они поженились.
Однако вскоре после женитьбы Джеймс снова впал в депрессию. А началось все с заражения гриппом, во время которого он оставался дома несколько дней. Болезнь его ослабила и сделала раздражительным. Сам он про себя сказал следующее: «Я отключился от всего — от работы, семьи, секса и т. д. Я снова в депрессии, но, кажется, на этот раз она не так сильно зажала меня, как раньше». Он значительно похудел, сбросив 12 фунтов, и его тело уже не было таким грузным, как раньше. Я знал, что мои слова не дойдут до него, поэтому мы начали работать на физическом уровне с дыханием и с криком. В этот раз мое внимание было сосредоточено на его челюсти. Она, казалось, была сделана из твердых пород дерева, застывшая, жесткая и неподвижная. Глядя на нее, можно было подумать, что он полон решимости бороться за свою драгоценную жизнь. Создав кулаками давление на его скулы, я, когда он кричал, смог определить оттенок грусти в его голосе. Он сказал, что грустит из-за депрессии. Затем я создал некоторое давление на передние лестничные мышцы вдоль его ноздрей, и, продолжая кричать, он начал слегка всхлипывать. Он продолжал всхлипывать каждый раз, когда открывал горло, чтобы издать звук. Но на этот раз его всхлипывания стали каким-то образом отличаться от предыдущих. Он сказал, что ощущает их как плач однолетнего ребенка, который грустит о чем-то. Он повторял упражнение, которое делал несколько раз до этого без какого-либо эффекта. Он вытянул вверх руки и сказал: «Мама». Однако сейчас он начал плакать уже взахлеб, осознав, что его плач был связан с ее потерей.