Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, молодой человек, так не годится. Рыба есть рыба, а ты можешь заболеть. Видно, сегодня мне придется вернуть тебе твою рубаху, ту, что давал чинить.
Он хотел пройти за занавеску, но Виктор удержал его за руку.
— Не торопитесь, уста Усуб, скачала скажите, передал вам Бахрам что-нибудь для меня или нет?
— Передал. Давно лежит.
— Вот ото дело. Теперь я согласен забрать и рубаху.
— Иди, переодевайся.
Они прошли за занавеску. Портной снял с гвоздя на стене старенькую солдатскую рубаху, свидетельницу их первой встречи, уже давно залатанную, но которую он не спешил возвращать ее владельцу, так как она в любой момент могла послужить оправданием визита в мастерскую.
— Вот, возьми…
Уста Усуб с ласковой грустью посмотрел на Виктора и, чтобы не смущать его, вышел.
"Да, несладка солдатская доля! — думал он. — Вдали от дома, от родных, на чужбине… С утра — на плацу, шагают, маршируют, потом — земляные работы, починка дорог, частенько по распоряжению начальника гнут спину на местных богатеев. Прав никаких! Каждый может оскорбить, обругать, и они должны все сносить. Какое нужно адское терпение! А ведь солдаты еще и силы собирают, ведут скрытую борьбу против несправедливостей! Какой надо обладать верой в свое дело, чтобы не отступить, не сломиться в этой борьбе! — Портной вздохнул: его глубоко волновала судьба этих людей, особенно черноморцев, переодетых в серые солдатские шинели. — Что с ними будет? Неужели их так и сгноят среди каменных стен этой старой крепости?"
Переодевшись, Виктор подошел к портному.
— А теперь, уста Усуб, давайта то, что мне принадлежит. Времени у меня в обрез.
Мастер нагнулся под прилавок, долго там рылся и наконец вытащил небольшой пакет, завернутый в носовой платок с красной каемкой.
— Вот возьми. Только не знаю, как ты это понесешь. Заметить могут.
— Что-нибудь придумаем, не беспокойтесь.
Виктор взял сверток и опять прошел за занавеску. Развернув платок, он увидел небольшую пачку листовок. Разделил ее на три равные части. Каждую обернул куском клеенки. Первую сунул за пазуху, вторую — в карман брюк, третью — за голенище сапога, под портянку. Затем подошел к прилавку, на котором сидел уста, и протянул ему платок с красной каймой.
— Пожалуйста, это ваше. А то, что в нем было, — испарилось. — Виктор улыбнулся: — Ловкость рук!
— Оставь платок себе. Зачем он мне нужен? А тебе пригодится, особенно в дождь. Утрешь лицо.
Бондарчук не стал возражать, сунул платок в карман, распрощался с портным и ушел.
На улице по-прежнему лил дождь. Казалось, в небе пробили огромную брешь, из которой на землю низвергается мощный нескончаемый водопад.
В казарму Виктор возвращался другой дорогой, петлял, выбирал самые тихие переулки. Он шел, прижимаясь к заборам, так как посередине улицы вода порой доходила до колен.
В одном месте дорогу ему преградило целое озеро. Лавина воды затопила все пространство от забора до забора, Виктор оказался в затруднительном положении. Идти вброд он не мог, возвращаться же назад — предстояло сделать большой крюк и потерять много времени.
Вдруг сзади кто-то крикнул.
Виктор обернулся. Прямо на него мчался фаэтон. На козлах сидел кучер, такой же мокрый, как и его гнедые. Спины лошадей, старенький шерстяной коврик на голове у фаэтонщика — защита от дождя, поднятый черный кожаный верх фаэтона лоснились и блестели под дождем.
Виктор прижался к стене, уступая дорогу. Место было узкое. Фаэтон проехал так близко, что Виктор мог бы дотронуться до него рукой.
В экипаже, откинув с лица шаль, сидела красивая женщина в черном. Заметив стоявшего у стены солдата, она слегка подалась вперед, чтобы лучше рассмотреть его.
Не успел фаэтон проехать и двух метров, как женщина крикнула кучеру:
— Гасан-киши, останови!
Фаэтонщик натянул вожжи. Лошади стали.
Женщина выглянула из фаэтона и, обращаясь к Виктору, сказала:
— Идите сюда, молодой человек, садитесь.
Бондарчук на миг растерялся, не понимая, зачем он понадобился красивой незнакомке, и в то же время поразился ее смелости, так как знал о строгости здешних нравов. В следующую минуту растерянность уступила место настороженности. Не будь при нем листовок — другое дела. Но сейчас буквально все вызывало у него подозрение.
— Идите же, — повторила женщина, видя, что солдат стоит в нерешительности. — Мы вас перевезем через это море.
Сообразив, что ему хотят помочь, Виктор подошел к фаэтону и стал на подножку. Не успел он открыть рот, чтобы поблагодарить, как незнакомка, улыбнувшись, предложила:
— Да вы сядьте, а то фаэтон перевернете.
Виктор сел напротив нее.
— Гасан-киши, поехали!
Лошади тронулись. Колеса погрузились в воду. Скоро и подножка исчезла в мутном потоке. Когда фаэтон слегка накренялся, вода заливала седокам ноги.
Молодая женщина заправила под шаль мокрые пряди волос. Несколько дождевых капель сверкало на ее свежих порозовевших щеках.
— Не представляю, как бы вы тут прошли, — обратилась она к Виктору. — Смотрите, мы почти плывем. Конца-края не видно этой реке!
— Да, да… — только и смог выдавить из себя Виктор.
Сидя лицом к лицу с этой незнакомой женщиной, он чувствовал себя очень неловко. Вода из-под насквозь промокшей фуражки стекала по лбу, бровям, капала с носа. Это смущало солдата все больше.
Виктор достал платок, который ему только что подарил уста Усуб, вытер мокрое лицо и снова сунул в карман.
Вдруг он заметил, что женщина пристально, с удивлением на него смотрит. Виктор готов был провалиться сквозь землю. Пожалуй, впервые в жизни он видел такие красивые глаза. И совсем рядом! "Но почему она так странно смотрит? — Бондарчук встревожился. — Может быть, ей известно, что при мне листовки?! Неужто тоже шпионка? Если да, то что она собирается делать? Тогда и фаэтонщик, очевидно, с нею заодно. Хотят схватить? Кто знает, вдруг она сейчас выхватит из своей муфты пистолет и приставит к моей груди?!"
Под острым, проницательным взглядом женщины Бондарчук потупился, но глаз от ее рук не отрывал.
— Простите, откуда у вас этот платок? — неожиданно спросила женщина. — Вы можете мне это сказать?
Ее вопрос заставил Виктора удивленно вскинуть голову. Сердце у него тревожно сжалось: шпионка! На мгновение он растерялся, не зная, что отвечать, потом сказал:
— На базаре купил…
Наступило молчание.
Молодая женщина опустила глаза. Минуту назад пристальные, изумленные, сейчас они были ясные и спокойные. Женщина задумчиво, чуть прищурившись, смотрела на переднее колесо фаэтона, разрезающее мутный, рябой от дождя поток, на брызги, летящие из-под копыт лошадей.
Фаэтонщик молча погонял гнедых, время от времени постегивая кнутом по их мокрым, блестящим, как зеркало, крупам. Фаэтон, плавно покачиваясь, медленно продвигался по улице.
Виктора охватило нетерпение. Ему захотелось самому вскочить на козлы, тряхнуть вожжами, хлестнуть что есть силы по спинам ленивых кляч, чтобы те вмиг вывезли его из этой улицы, превратившейся в реку.
Вдруг фаэтон сильно накренился. Еще мгновение — и он бы опрокинулся. Женщина вскрикнула.
Бондарчук быстро выпрыгнул из фаэтона и, ухватившись обеими руками за заднюю рессору, не дал ему повалиться набок. Кучер едва удержался на козлах. Придя в себя, он тоже спрыгнул в воду и подскочил к солдату.
— Погоняй, погоняй давай! — крикнул ему Виктор. — Я поддержу, не дам перевернуться! Видно, на камни наехал!
Фаэтонщик гикнул на лошадей, тряхнул вожжами. Фаэтон, продолжая крениться, сдвинулся с места, затем принял устойчивое положение. Виктор, промокший чуть ли не до пояса, занял свое место.
"Эх, наверно, листовки промокли!" — сокрушался Виктор.
— Я вам очень благодарна. — Молодая женщина ласково улыбнулась ему. — Если бы не ваша находчивость, мы бы сейчас плавали в луже. Большое спасибо. Но вы так промокли!
— Не стоит благодарности, мадам, — ответил Виктор, потирая руками мокрые колени. — А мокрый я и так был!
Опять наступила пауза. Воды стало меньше, так как дорога пошла на подъем. Лошади передвигались с трудом, потому что колеса, как в смоле, вязли в размытой глине.
Кучер причмокнул, взмахнул кнутом и принялся так стегать лошадей, что их мокрые бархатные спины быстро покрылись длинными полосками. Лошади рванули, фаэтон качнулся и покатил быстрее. Спицы колес уж не скрывались под водой. Еще минута — и дождевое море осталось позади.
Виктор только этого и ждал.
— Очень вам благодарен, мадам… Всего хорошего! — попрощался он и спрыгнул на землю.