— Это ужасно! — воскликнула Мюриэль, увидавшая, как одна муха схватила пичужку.
Гютри захохотал:
— Настал их черед! Сколько времени птицы глотают мух! А для нас это лучше, чем если бы они были ядовиты.
Равнина все тянулась, блистающая и страшная.
— Мы долго можем терпеть голод и жажду? — спросил сэр Джордж.
— С востока на запад протекает река, — ответил Гертон, — и мы должны встретить ее… Мы дойдем до нее этой ночью или завтра. К тому же в наших мехах воды больше чем наполовину.
Среди дня караван остановился на одной из этих каменистых красных полосок, где растительность отсутствовала.
— Здесь мы можем быть уверены в том, что не нарушим ни одного из таинственных законов, — заметил Гертон в то время, как черные приготовляли завтрак.
Благодаря закрывавшей солнце туче, можно было расположиться вне палатки. Нависала тревога. Эта земля казалась страннее всего, что они могли вообразить.
— Дядя Гертон, — сказал Гютри, когда подали завтрак, — что же с нами будет, если скоту нельзя есть растения? У меня такое ощущение, что мы подвергаемся большей опасности, чем с Коренастыми.
Но проглотив большой кусок копченого мяса, он стал смеяться, так как ничто не могло лишить его доли радости.
— Успокойся! — ответил Гертон. — Мы найдем зеленые растения или растения частично красные и зеленые… И наш скот сможет их есть. Если бы все растения или части растений были запретными, как бы жили здесь животные?
— Но пока наши верблюды, ослы и козы не могут сорвать ни одного стебелька с этого громадного пастбища.
— О! — воскликнула Мюриэль, указывая на странное существо, видимо, наблюдавшее за собеседниками. Это была жаба величиной с кошку. Глаза цвета золотистого аквамарина были устремлены на путешественников. Тело ее было покрыто волосами. Но больше, чем размерами и волосатостью, путешественники были поражены ее третьим глазом, помещавшимся на маковке и вращающимся во всех направлениях…
— Вот чудо-то! — воскликнул Филипп.
— Почему? — возразил Гертон. — Разве не имеется такого глаза, правда, в зародыше и скрытого, у большей части земноводных? По всей вероятности, этот атрофированный глаз функционировал у предков наших земноводных.
Жаба сделала прыжок, какой сделал бы заяц, и исчезла в расселине камня.
— Очевидно, под землей вода, — заметил сэр Джордж, — чем и объясняется процветание фиолетовых и голубых трав…
С писком пролетали мимо маленькие птички. Одна из них села неподалеку от Мюриэль. Загипнотизированная видом людей, она не слышала, как подлетела гигантская муха, внезапно бросившаяся на нее, готовясь ее проглотить.
— О, нет, нет! — в ужасе воскликнула молодая девушка.
Она вспугнула насекомое. Но птичка, раненная в месте соединения крыла, откуда брызнули капельки крови, слабо попискивала, Мюриэль осторожно взяла ее в руки.
В своем крошечном тельце пичужка вмещала красоту заката, золотистый блеск берилловых облаков, пурпур, сверкание аметиста и топаза. Ни у одной ванессы не могло быть крыльев нежнее оттенком, а красная головка, усеянная малахитовыми точками, казалась созданной из какого-то неведомого, драгоценного вещества.
— Какие вышивальщики, акварелисты или ювелиры смогли бы на таком крошечном пространстве создать такой шедевр!..
— А жестокая природа допускает, чтобы этот шедевр поглощали мухи! — сказал Филипп.
Весь этот день караван двигался на юго-запад. Бесконечная равнина со своими голубыми и фиолетовыми травами, со странной музыкой, которую издавали растения, когда в них пробегал ветерок, все тянулась под золотистыми и янтарными облаками.
— Страшное однообразие! — объявил Гютри. — Мне опротивел голубой и фиолетовый цвет. Меня от него тошнит.
— Утомительные цвета! — поддакнул сэр Джордж. — Нам нужно было бы иметь желтые или оранжевые очки.
— А ведь у меня есть, а я о них забыл! — сказал Гертон. — Забыл с самого начала пути. Но это извинительно, когда у всех нас такое великолепное зрение. Ни одного близорукого, ни одного дальнозоркого.
— Ни одного с гиперметропией, ни одного астигматика, — пошутил Сидней.
Приближался вечер. Снова раскинули палатки на островке красной земли.
— На этом глаз отдыхает! — сказал Филипп.
— Да, но река? — спросил сэр Джордж. — Конца этой равнины не видать. Завтра вечером наши мехи будут пусты.
— И животным мы не сможем дать пить больше одного раза, и то полпорции! — поддакнул Гютри.
— Бог милостив! — ответил Гертон. — Наверное, под почвой есть вода, — и он указал на двух колоссальных жаб, юркнувших в расселину почвы.
— Добро! Строго говоря, шакал может еще здесь пролезть, но не человек! — сказал Филипп.
— В особенности не я! — зубоскалил гигант.
Это были люди с крепкими жилами и неунывающими душами. Несмотря на угрожающую местность, они наслаждались ужином. Черные были задумчивы: тайный страх мутил их воображение.
Филипп и Мюриэль уединились на краю лагеря. В янтарном тумане всходила сказочная луна, похожая на медную, позолоченную медаль. Филиппа опьяняло присутствие его гибкой подруги. В ее бледном лице проглядывали цвета лилии, перламутра; сапфировые глаза с отблесками нефрита мерцали задумчиво и кротко. А волосы блестели, как спелые колосья.
— Мы будем счастливы сознанием, что перенесли испытания и видели эти странные земли! — сказала она. — Будущее не так страшно, как то время, когда вы преследовали тех чудовищ.
— Как бы я хотел скорее видеть вас среди людей нашей расы!.. Мне необходимо, чтобы вы были в безопасности, Мюриэль.
— Кто знает! — задумчиво ответила она. — Безопасности не существует. Эта дикая земля, быть может, избавила нас от более серьезных испытаний. Мы — жалкие, беззащитные существа, Филипп. Один неверный шаг может сгубить человека, спасшегося от львов. Бог всюду, и всюду Он управляет нашей судьбой.
— Уж не мусульманка ли вы? — спросил он с легкой насмешкой.
— Нет, я верю в активность: она нам заповедана… Но все-таки нас охраняет Всемогущий.
И она запела невыразимо трогательно: «For thou hast always been my rock, A fortress and defence to me!»[15] С душой, насыщенной любовью, он забыл все смутные опасности и вкушал сладость волшебных минут во всей их полноте.
Глава II
ВОДА, ТВОРЯЩАЯ ЖИЗНЬ
— Животных мучит жажда! — сказал Гютри. — Меня тоже.
Воды больше не было. Путешественники разделили между собой последние глотки и продолжали идти все по той же безграничной равнине среди фиолетовых злаков, голубых деревьев и ярко-красных полос земли.