Шульцу было известно, что она поддерживает контакт с подпольем гетто. И ее связной из подполья знал о планах Шульца. 30 марта 1943 года в восемь часов утра по московскому времени к еврейской бирже труда подъехал закрытый грузовик – водитель из вермахта был подкуплен Шульцем, – в машину забрались двадцать пять человек: двенадцать женщин и тринадцать мужчин, якобы для отправки на работу. Среди других здесь были Ильза Штайн, ее младшая сестра Лизхен и Лиза Гуткович. Тринадцать мужчин были вооружены, у одного из них даже была винтовка. Все оружие достали в гетто, через подполье, которое прикрывало операцию и оказывало поддержку. Через несколько часов они должны были добраться до партизан.
Шульц сел в машину в нескольких километрах от города, грузовик без осложнений проехал немецкий дорожный пост на железнодорожной станции. Проехали вглубь леса более, чем на сорок километров, затем путь преградила река, через которую не было моста. Вода была ледяная, но один молодой человек из сидевших в грузовике, отличный пловец, вызвался переплыть на другой берег и привести помощь. Перепуганный водитель стал кричать, и Шульц хотел его застрелить. Лиза сказала ему, что когда убивают немца, за это выжигают целую деревню. Шульц убрал пистолет. Тут подошла лодка, одна-единственная, и еще прежде, чем они все перебрались на другой берег, явились партизаны, целый отряд. Я перецеловала их всех, вспоминает Гуткович, но партизан интересовали только находившиеся в группе немцы. Шульц вышел к ним с поднятыми руками и сказал по-русски: «Здравствуйте, товарищи!» Затем он обнял Ильзу и произнес: «Любимая, все-таки я тебя спас!» Прискакал верхом партизанский командир. Шульца непрерывно допрашивали. Зачем он это сделал? Он всегда отвечал одинаково: «Я люблю ее больше всего на свете. Я сделал это для нее». По доброй воле. «Мое главное желание – быть с Ильзой. И попасть в Москву. Говорить с людьми. Рассказать им о том, что сделал Гитлер». Шульца с Ильзой, водителя и Лизу Гуткович отправили в штаб:
– В эту ночь они поженились. В партизанском поселке было пять изб, в одной из которых жили семейные пары. Там разместили Шульца и Ильзу. Первый раз они были вместе. Это была свадьба.
Новые допросы, теперь у командира партизанского соединения. Все время повторялся один и тот же вопрос и звучал один и тот же ответ: «Я люблю эту женщину. Ради нее я сделал это. Да, я осознал, что представляет собой национал-социализм». Подруг разлучили.
– Ильза плакала. Она подарила мне на прощанье свои янтарные бусы и платье.
Однажды ночью сбежал водитель, без сапог, и все боялись, что он их выдаст. Но тот далеко не ушел. Он доковылял до одного дома, где горел свет. Его впустили, накормили и дали водки, а сами отослали весточку партизанам.
– Они забрали его. Его ноги были совершенно отморожены. Выяснилось, что он был австрийцем и немного знал русский. Он уверял, что хотел вернуться, чтобы спасти еще больше евреев. Но никто ему не поверил. Его расстреляли.
После войны Лиза Гуткович вернулась в разрушенный Минск и встретила здесь друга своего убитого мужа-скрипача. Он рассказал, что выжить удалось не только ей: «Твои родители в Сибири, и с ними твой сын». Лишь в 1985 году она прочитала в минской газете объявление: «Кому известно что-нибудь о спасении двадцати пяти человек немцем во время войны?» Это была Ильза Штайн. У нее была другая фамилия, и она жила в Ростове-на-Дону.
– Когда она выходила из поезда в Минске, силы ее покинули, и двое молодых людей поддерживали ее.
Шульц оказался в Москве, как и хотел. Вместе с Ильзой. Их перебросили на самолете. Два месяца они жили в предоставленной им квартире и с ним не обращались как с военнопленным. Затем как-то приехала машина, одна из тех самых машин, приезжавших тогда, и больше они уже не виделись. Много позже на ее запрос пришел ответ, что Шульц умер в одном из лагерей для военнопленных от тифа, как всегда писали в таких случаях. Молодой женщине из Нидды, что в Веттерау, предложили переехать в Биробиджан, в Еврейскую автономную республику на Дальнем Востоке. Она так и сделала и устроилась там работать портнихой. После войны она вышла замуж за еврея, офицера Советской Армии, и вместе с ним переехала в Ростов. И однажды, спустя долгие годы после войны, когда на далеком западе президентом стал киноактер, а Советский Союз доживал свои последние дни, она нашла свою младшую сестру – Лизхен из Гессена исполнилось уже пятьдесят лет, у нее было двое детей, и она жила в Астрахани.
У меня оставался еще один вопрос к пожилой даме, которая то и дело поправляла волосы, как будто хотела сказать: «Знай я, что вы зайдете на чай, я быстренько бы сбегала в парикмахерскую».
– Она его любила?
Гуткович ответила, что то же самое она спрашивала у своей подруги, когда они снова встретились спустя сорок два года. И та ответила не раздумывая: «Всегда только его одного».
– Все эти годы?
– Все эти годы.
Сибирский йога
В Минске был еще один человек, с которым мне было любопытно встретиться. Последний. Я хотел увидеть его до того, как пойти дальше. Он должен был вернуться из Крыма, где проводил лето. Назначенный день пришел, и я поехал на метро до станции «Тракторный завод». Это было похоже на аудиенцию. Он сидел на стуле в комнате, полной изображений святых, его длинные локоны, черные с серебром, доставали до плеч, рядом с ним стояла Татьяна, его прекрасная Татьяна. Он был красивым мужчиной, а ее присутствие подчеркивало это, как выгодное освещение. Что еще? Кресло с крестами, угол с фотографиями, на которых были благословившие его монахи и старцы, таинственные мужи с длинными волосами и длинными бородами, снимок его матери. На коврике лежали новенькие, сверкающие хромом гантели. Меня усадили напротив хозяев на низкой тахте, где он снимал пациентам боль. Аудиенция была краткой. Он спросил, кто я и почему путешествую. Затем он объяснил, кто он такой. А затем – как должны жить люди. Здоровая, легкая пища, ежедневные упражнения, молитвы и все такое.
Как и все йоги, он был плохим рассказчиком. Это не их конек. Они забывают детали, имена, время. Он спросил меня озабоченно, не собираюсь ли я писать историческую книгу – в этом случае ему нечего мне сказать. Я его успокоил. Суть моего путешествия не нуждалась в долгих объяснениях. Идти пешком, вот и все. Он знал одного монаха, который тоже шел пешком. Десять тысяч километров. Один старец, седой мудрец, сказал этому человеку: «Ты должен постоянно менять монастырь, постоянно находиться в движении, в этом состоит твое служение богу». Монах повиновался. Он дал обет пройти по России десять тысяч километров. Олег встретил его в монастыре под Псковом, избавил его от болезни ног и других недугов, за что монах подарил Олегу крестик на цепочке, который он сделал своими руками и носил в пути, в каком-то смысле этот крестик хранил теперь и меня. Я хотел узнать больше про этого монаха, но Олег все забыл, он даже не помнил его имени.