Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внезапно с обочины дороги выскочил Эрбийон.
– Дениза, наконец-то! – воскликнул он. – Я искал тебя все утро, ты скрывалась. Ты так сильно обижена на меня? Но я не мог, я не мог… Прости меня…
Слезы подступили к глазам Денизы. Но не те, которых она опасалась. Они были ласковыми, благотворными, милосердными, потому что их источником была любовь, а ей иногда знакомо самоотречение.
– Мой бедный малыш, – прошептала она. – Иди, раз ты этого хочешь, раз ты чувствуешь, что так надо. Я буду тебя ждать. Я больше не заставлю тебя страдать, будь спокоен…
Если бы ей нужна была награда, Дениза нашла бы ее в горячей радости и благодарности, озаривших лицо Эрбийона, лицо, внезапно изменившееся, вновь обретшее себя, детское и мужественное, готовое смеяться и жить.
– Ты храбрая! Ты прелесть! – воскликнул он. – Я люблю тебя, я тебя люблю! Пока…
Его машина уже проехала, и стажеру пришлось бегом догонять ее и взбираться на ходу. С подножки он весело помахал своей любовнице. Она этого не увидела. Она закрыла глаза.
Когда она их открыла, уже ехали, грузно трясясь по плохой дороге, грузовики. Вскоре густая пелена пыли покрыла эшелон.
Глава X
По прибытии они были встречены грохотом пушек. Отдаленный гул, призыв и угроза одновременно, стал строгим фоном для всех слов и жестов. На летном поле белели палатки; каждая должна была укрывать по одному экипажу.
Войдя в свою, где две походные кровати располагались бок о бок, Эрбийон подумал, что его близость с Мори станет более тесной. Однако он абстрагировался от чувства неловкости, которое внушала ему эта мысль. В такое время некогда было заниматься личными проблемами. Необходимо было сохранить все свои силы ради выполнения задачи, которая заявляла о себе глухим рокотом, доносившимся из-за горизонта.
Эрбийон встретил Тели, возвращавшегося из нового штаба. Никогда молодой человек не видел у капитана более красивого лица. Огонь во взгляде, стремительность всего тела выдавали радость напряжения, борьбы.
– Как мне повезло! – воскликнул Тели. – Выйти из увольнения, чтобы сразу же подоспела такая работенка!
Увидев в волнении стажера отражение своего собственного, он добавил:
– Ты доволен, а, новичок?
Внезапно он стал серьезным:
– Открывай пошире глаза, – сказал он. – Ты еще не знаешь, что такое участок в огне.
Тень омрачила его взгляд, как если бы он заранее присутствовал при массовом убийстве товарищей. Он произнес таким робким голосом, что Жан еле его узнал:
– Помни об одном, Эрбийон. Я человек очень верующий. Если случится так, что я не вернусь, пусть устроят отпевание.
Не дав молодому человеку времени ответить, он побежал к своему самолету. Он первым отправлялся знакомиться с фронтом.
Когда он вернулся, свет незаметно уже начал угасать. Стол установили на свежем воздухе и поужинали консервами, так как повар должен был прибыть только на следующий день вместе с передвижной кухней. За едой Тели распределил обязанности. Два самолета каждое утро должны были наблюдать за продвижением и работами противника, три – обеспечивать регулирование, два – осуществлять вечернее патрулирование. Наконец, один экипаж должен был находиться в постоянной боевой готовности, чтобы выполнить срочный вылет.
Эрбийону и Мори пришлось приступить к наблюдению на день раньше, чем предполагалось по графику. Накануне Шаренсоль и Брюлар не вернулись.
Стажер бродил по наскоро расчищенному полю среди медового цвета колосков и думал об уже совершенных им над новым фронтом полетах. Они прошли спокойно, несмотря на опасно точную стрельбу одной батареи, окопавшейся неподалеку от Марны. Однако подстерегавшая экипаж скрытая опасность установила между Эрбийоном и Мори, причем более властно, чем когда бы то ни было, неуловимый обмен, благодаря которому их рефлексы, чувства и мысли срабатывали одновременно.
Эрбийон догадывался, что Мори дошел до той крайней стадии подозрения, когда все уже казалось возможным. Его рассудок еще сопротивлялся тому, что он считал физически невозможным; инстинкт же уже не сомневался. Молодой человек угадывал в Клоде страшную уверенность, о которой сам он, возможно, еще не знал, но которая запечатлелась на его лице печалью смертельно раненного животного.
Тень летящего самолета на поверхности земли изменила ход его мыслей. Виранс с Мишелем возвращались. Мягкость посадки продемонстрировала искусство пилота. Жан направился к аппарату, чтобы расспросить товарищей. Однако ни один из них из кабины не вылезал. Эрбийон позвал, но ответа не дождался. В глубине души встревожившись, он поднялся на подножку для пилота и вскрикнул. Руль, внутренние перегородки, кожаная подушка были залиты кровью, а обессилевший Виранс лежал на сиденье с закрытыми глазами. Взгляд молодого человека скользнул в кабину наблюдателя: на досках покоилось нечто вроде человеческой груды.
Рядом с этим зловещим самолетом, который, казалось, вернулся сам по себе, чтобы доставить два неподвижных тела, Эрбийон задрожал.
Позже стало известно, что Вирансу, с раздробленным осколком снаряда запястьем, хватило сил довести свой самолет с трупом на борту до летного поля, и как только колеса коснулись земли, он потерял сознание.
Нарбонн, которому предстояло вылетать, проворчал, нахмурив брови:
– Дурной заход.
Он твердо верил, в целом опыт подтверждал эту веру, что смерть, как и игра, любит серийность, тем не менее он весело махнул рукой пулеметчику Соргу, летевшему вместе с ним.
Прошел час. Вдруг Эрбийон вздрогнул, поднял голову. В небе, подернувшемся тонкой дымкой, ничего нельзя было различить, но тем не менее в воздухе слабо отдавался звук строчащих пулеметов.
– Мори! – позвал молодой человек.
Клод вылез из палатки и воскликнул:
– Да, там, наверху, идет бой.
Несколько секунд они прислушивались. С борта невидимых самолетов строчили пулеметы. Они обменялись взглядами.
Клод пребывал в нерешительности:
– Они минимум в пяти милях, – сказал он. – У нас не хватит времени.
Едва он договорил, как Жан стиснул его руку.
– Все кончено, – прошептал он.
С высоты, с такой высоты, что Мори еще несколько секунд был не совсем уверен, падала искорка. Она с головокружительной быстротой увеличивалась, эта горящая ласточка, сноп пламени, самолет в огне.
Отряд летчиков и механиков высыпал из своих палаток.
– Это француз? – кричали они.
– Да, «сальмсон».
– Он приближается к летному полю.
– Это один из наших.
– Нарбонн.
– Он не падает; он сознательно пикирует. Он еще жив, это очевидно.
Охваченные бессильной тревогой, они должны были присутствовать при этой последней борьбе своего товарища, который, увеличивая скорость падения, стремился коснуться поверхности земли до полного взрыва. Они представляли его прижатым к рычагу управления высотой, выжимающим мотор на полную мощность, судорожно стиснувшим зубы, стремящимся осуществить последнее яростное желание бросить самолет на это поле, в которое он зароется своей горящей шевелюрой. Слова, более не подвластные контролю сознания, подчеркивали ритм этой отчаянной борьбы.
– Только бы крылья выдержали!
– Слышен звук мотора.
– Вот он, над нами.
– Место! Место!
Однако никто не сдвинулся. Крылатый факел был уже в десятке метров над полем, и все с ужасом подумали об этом безумном приземлении, когда раздался вопль:
– Он прыгает!
Полыхающая масса отделилась от самолета и упала на землю. В ту же секунду горящий самолет, глухо ударившись о соседнее пшеничное поле, вонзился в землю передней половиной корпуса.
Эрбийон и Мори первыми кинулись к пилоту. Они нашли одну только огромную опухоль. Кожа сползала клочьями, обнажая почерневшее мясо. Все черты распухшего лица расплылись в комковатом жире. Ни Клод, ни стажер не узнали своего товарища, и обуявший их ужас не оставил места для жалости.
Внезапно они вместе вздрогнули. Из бесформенной груды, в которой ничто не напоминало того, кто вылетел отсюда час назад, раздался голос, знакомый голос, голос, звучавший в столовой, за игровым столом, смеявшийся так открыто. Он не бредил и был продиктован ясным сознанием. Губами, которые теперь представляли собой лишь мокрое месиво, этот чудовищный и перебитый незнакомец нетронутым голосом Нарбонна дал свои последние советы.
В тот же самый день из армейского корпуса встревоженный экипаж получил задание сфотографировать мосты Марны.
Задание было чрезвычайно опасным. Тели, вернувшийся с огневых рубежей, с исказившимся от скорбной ярости лицом решил, что вместе с «доктором» обеспечит Клоду защиту.
Три самолета вскоре оказались во вражеском небе. Мори оглядел пространство и обернулся к Эрбийону. Одного взгляда им было достаточно, чтобы в одинаковой степени прочувствовать свои возможности. От минуты, которую они выберут для того, чтобы устремиться в небо над Марной, зависели и успех их задания, и их жизни. Самолет от Дормана до Шато-Пьерри должен был держаться на одной и той же высоте, лететь с одной и той же скоростью, чтобы обеспечить равномерность снимков. Необходимо было иметь твердую уверенность в том, что немецкие самолеты не настигнут их во время этого методичного полета.
- Гауптвахта - Владимир Полуботко - О войне
- Прощание с Марией - Тадеуш Боровский - О войне
- Дни и ночи - Константин Симонов - О войне
- Мой Западный берег. Записки бойца израильского спецназа - Алон Гук - О войне
- Скаутский галстук - Олег Верещагин - О войне