– Рада слышать, – ответила я уже голосом, чуть больше похожим на мой.
– Во-вторых, я понятия не имею почему. Вы получили нарезную пулю огромного калибра в правую руку. Должно быть повреждение мышц – а его нет. – Он стянул разрезанные бинты, отдал сестре, чтобы она их выбросила. Потом взял меня за руку и поднял ее так, чтобы мне было видно. Сбоку был неглубокий розовый шрам, максимальной шириной в полтора дюйма. – Прошло всего сорок восемь часов, маршал. Не объясните, как это у вас так быстро все заживает?
Я только посмотрела на него честными глазами.
Он вздохнул, опустил мою руку на кровать, взял маленький фонарик и стал светить мне в глаза.
– Болит что-нибудь?
– Ничего.
Он стал водить пальцами взад-вперед, заставляя меня следить за ними взглядом, потом заставил посмотреть вверх и вниз.
– Вы ударились головой о мраморное надгробие – так мне сказали ребята из ФБР. Наш осмотр показал, что у вас сотрясение. Поначалу мы нашли у вас перелом затылочной кости, и у вас были внутричерепные кровоизлияния... в таких местах, где им лучше бы не быть. – Он глядел мне в лицо очень серьезными глазами. – Перед тем, как перевести вас в хирургию, мы повторили все исследования, и что же вы думаете, маршал? Никаких кровоизлияний. Исчезли. Мы решили, что неверно прочитали результаты первых исследований, подняли картинки, снятые в ту ночь. Был перелом, и кровоизлияния были, но сегодня утром их уже не было. На самом деле второй набор исследований показал заживление перелома. Как ваша рука заживает. – Он стал еще серьезнее. – Понимаете, единственный пациент, у которого я видел такую картину выздоровления, был ликантропом.
– В самом деле? – спросила я, глядя на него теми же честными глазами.
– В самом деле, – ответил он и посмотрел на Мику.
Тот уже успел скрыть свои кошачьи глаза за солнечными очками, но что-то в том, как Нельсон на него смотрел, говорило, что доктор скорее всего уже видел его и без очков.
– Мы должны были перевести вас в хирургию. Есть некоторые вещи, на которые мы смотрим в анализе крови, в наши дни это стало уже рутиной. Как вы думаете, что мы нашли?
– Понятия не имею.
– Черт знает что нашли.
Я засмеялась:
– Мне как, встревожиться? В смысле, разве докторам полагается говорить пациентам, что у них нашли "черт знает что"?
Он пожал плечами и тоже засмеялся, но ему было поздно возвращаться к маске добродушного доктора. В этих глазах читался очень острый ум, и видно было, что с больными он добродушно балагурит только потому, что так ему полагается.
Сестра Дебби рядом с ним пошевелилась почти с неловкостью. – Вы не ликантроп, но вы носитель, а это невозможно. Человек либо ликантроп, либо нет. А вы – носитель ликантропии не менее четырех видов: волк, леопард, лев и еще что-то, чего мы даже определить не можем. И это тоже невозможно. Нельзя подцепить две разные ликантропии, потому что, как только вы заразитесь одной из них, к остальным вы становитесь иммунны.
Он смотрел на меня так, будто этого взгляда было достаточно, чтобы я раскололась и все выложила.
Я только моргала. Про леопарда и волка я подозревала, но единственный раз, когда у меня был контакт со львом-оборотнем, кончился маленькими ранками. Это был прежний вожак Мики, Химера, в форме человека-льва. Он пустил мне кровь, но кошачьего вида ликантропию трудно подхватить от такой маленькой ранки. Блин, везучая же я!
– Вы меня слышите, маршал? Вы – носитель четырех разных видов ликантропии.
Он по-прежнему заколачивал в меня взглядом гвозди.
А я все так же невинно моргала. Если он думал напугать меня своим грозным видом, то, значит, ничего по-настоящему страшного он в своей жизни не видел. Я просто смотрела на него.
– И почему мне кажется, что я вам ничего нового не сказал?
Я пожала плечами, и трубки с иглами в левой руке шевельнулись. Вот они болели сильнее всего прочего.
– Несколько лет назад на меня нападали оборотни, но мне повезло – я ничем не заразилась.
– Вы не поняли, маршал Блейк? Я вам говорю, что вы заразились. Прямо сейчас возбудители плавают в вашей крови. Но ведь вы неликантроп?
Я покачала головой:
– Нет.
– А почему?
Я снова пожала плечами:
– Ей-богу, доктор, не знаю.
– Понимаете, если бы мы смогли понять, как передавать эту инфекцию людям так, чтобы они не становились оборотнями, мы сделали бы людей практически неуязвимыми.
– Если бы я знала, как это получилось, я бы сказала.
Он снова посмотрел на меня тем же жестким взглядом:
– И почему я в это не верю?
Я улыбнулась:
– Если бы я могла вам сказать то, что поможет миллионам людей, я бы сказала, док. Но мой случай, насколько я понимаю, своего рода метафизическое чудо.
– Я читаю газеты и смотрю новости. Я знаю, что вы – слуга-человек сент-луисского мастера вампиров. Это позволяет вам так быстро заживлять раны?
– Я честно не знаю, доктор. Наверняка – не знаю.
– То, что вы – слуга вампира, помогает вам так быстро исцеляться?
– Это помогает мне быть устойчивей к вредным воздействиям, – ответила я.
– А ликантропия?
– Тут я ничего не могу сказать, доктор.
– Не можете или не хотите?
– Не могу.
Он как-то нетерпеливо хмыкнул:
– Ладно. Вы вполне в форме, и состояние позволяет вас выписать. Я начну оформлять. – Он пошел к двери, взялся за ручку и обернулся. – Если вы когда-нибудь поймете механизм этого заживления, я был бы счастлив об этом узнать.
– Если это будет нечто такое, что можно повторить, я обязательно скажу.
Он ушел, качая головой.
Я посмотрела на сестру – та даже не глядела мне в глаза.
– Мне нужно вытащить все внутривенные иглы. – Дебби замялась нерешительно, потом сказала: – Может быть, можно нас ненадолго оставить наедине?
Сказала очень неуверенно. Чего она так нервничает?
Мика и Натэниел глянули на меня, я снова пожала плечами. Натэниел улыбнулся, и улыбка была чуть-чуть проказливая. Мика покачал головой, тоже улыбаясь, и они вышли.
Дебби была очень-очень осторожна, больнее было, когда она снимала пластырь, чем когда вынимала иглы. Когда все это оборудование было снято, она спросила почти смущенным голосом:
– А кто из них ваш бойфренд?
– Вы имеете в виду, Мика или Натэниел?
– Да.
– Оба.
Она покосилась на меня:
– Мистер Каллахан велел вам так сказать? Они совершенно невозможны, все время всех нас дразнили.
– Всех вас дразнили? – переспросила я.
– Говорили, что вы живете все вместе, а потом пытались нас заставить гадать, кто же из них ваш бойфренд. – Она даже покраснела. – Мы даже тотализатор организовали, и потому тот, кто будет при вас, когда вы очнетесь, должен был спросить.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});