я остановила их. Поэтому время, проведённое здесь, для тебя растянулось, пока ты не вернулась обратно. А сейчас часы идут, и время везде течёт одинаково.
Вдруг Феломена наклонила голову к воде и сказала:
— Всё, Алексей у них. Тебе пора. К Тасе в дом сейчас не возвращайся. Вспомни дорогу перед въездом в Костомарово, туда выходи. Позвони Тасе, они тебя заберут из деревни. У Веры Суриной есть её номер. Когда найдёшь послание, попроси, чтобы зять тебя довез до леса, который возле вокзала. Там мало кто ходит. Дождёшься, когда он уедет, пройдёшь подальше вглубь леса. Сама выберешь место, где понравится. И убедись, что ты одна. Поняла?
— А зачем к Тасе-то возвращаться, мы же знаем, что Сакатов у них, может, сразу вы Таней обернётесь? Что время зря терять.
— Нет, делай, как я сказала. Иди, Оля.
Глава 5. Золотой мир
Я сотворила знак выхода из пограничья, и очутилась на дороге в том месте, откуда впервые увидела Костомарово. Я пошла по дороге мимо дома Феломены, на ходу набирая номер Сакатова. Чтобы точно убедиться, что он не ответит. Не то, чтобы я не доверяла Феломене, просто на всякий случай. Абонент не доступен. Да, абонент сейчас среди ведьм.
Я дошла до дома Веры Павловны. Она подметала во дворе, что-то напевая себе под нос. Её кошка сидела на столбе ограды, и, увидев меня, пошла по низенькому забору мне навстречу. Я погладила её по голове. Кошка потянула носом воздух и уставилась на меня. Что-то, наверное, почуяла. Хорошо, что кошки не разговаривают. Вера подняла голову, увидела меня, и махнула мне рукой, приглашая зайти. Я поздоровалась с ней и попросила у неё номер Таси Волковой.
Мы зашли в дом. Тихо потрескивали дрова в печке, на раскалённой плите стояла кастрюля, и в доме вкусно пахло гречневой кашей. Вера достала записную книжку, открыла её и подала мне. Тася мне ответила сразу, и тут же передала трубку Дмитрию Семёновичу. Он коротко спросил:
— Вы где?
— В Костомарово. У Веры Павловны.
— Вы одна? — И в голосе у него послышалась надежда.
Я ответила, что одна, он вздохнул и сказал:
— Выезжаю.
Мы с Верой поговорили о погоде, о пользе гречневой каши, и после недолгого молчания я сказала ей:
— Вера Павловна, ваша мама доживает последнюю жизнь. Я хотела вам это сказать, чтобы Вы были готовы к этому. Пожалуйста, не расстраивайтесь, хотя я знаю, что слова совсем не помогают в таких ситуациях.
Она грустно улыбнулась мне и сказала:
— Знаете, Оля, это хорошо, что у неё последняя жизнь. — Видя, как я удивлённо вскинула брови, она пояснила — У меня тоже это последняя жизнь, в смысле единственная. Не будет меня, кто за ней будет ходить? Она не сможет тут одна, она ведь не обычная кошка. И затоскует без меня. Так что это хорошая новость. И спасибо, что предупредили.
Вера меня не спрашивала, откуда я это знаю. Может, догадалась. Она принесла из кладовки красных яблок и угостила меня.
— Правда, медовые? Во рту тают! И хранятся долго. Пойдёмте, Оля, я вам свой яблоневый сад покажу.
Мы с ней прошли через огород, и она мне показала свой яблоневый сад. Деревья стояли ровно, рядок к рядку, стволы побелены, форма кроны у всех аккуратная, круглая. Я даже залюбовалась. Она мне рассказала про каждое деревце, какой сорт, откуда привезено, какие яблочки даёт. Я думаю, она всё равно расстроилась от новости, какую от меня услышала, поэтому и пытается не думать об этом.
Потом мы снова вернулись в дом, и она накормила меня гречневой кашей, томлённой в печи. Видимо мысли её были только об одном, потому что она мне сказала:
— Когда я приехала из Бреста, а мне тогда было уже сорок три года, зашла в пустой дом, села возле маминой пустой кровати и разревелась. Сижу реву, думаю, поеду жить к дочке, в город, что мне тут одной делать. И слышу, как в окно вроде кто-то стучит. Я посмотрела в окно, а там мама моя стоит. А мне уже сказали соседи, что пока я была в Бресте, маму в больницу увезли, она там и умерла. Гроб закрытый привезли в деревню, а Феломена организовала похороны и поминки. Я ведь не знала, что Феломена заморочила в больнице всех, чтобы подумали, что мама умерла. Так вот, увидела я маму в окне, обрадовалась. Выскакиваю в ограду, а там чёрная кошка сидит. Увидела меня, ко мне подошла, давай ластиться. Я её ногой отодвинула и побежала за ворота. Не знаю, куда кинуться. А тут Феломена по улице ко мне навстречу идёт. А я стою и реву, понимаю, что мне мама поблазнилась. Феломена меня обняла, прижала к себе, мы так с ней и зашли в дом, а кошка за нами. Тогда я всё и узнала.
Она говорила, а слёзы бежали по её щекам. Я взяла её за руку и сказала:
— Может, и не надо было её … ну, в кошку превращать?
— Так она бы мучилась, ни жива, ни мертва. — Она вытерла слёзы — Она не хотела мне передавать своё проклятье. И я её понимаю. Не знаю, на что бы я тоже пошла ради дочки. Но ни за что бы я не хотела ей такой участи. А теперь мама избавила нас от этого. А Феломена избавила маму от страшных мучений.
На улице загудела машина, это приехал Дмитрий Семёнович. Мы попрощались с Верой, и я вышла на улицу. Только я села в машину, Дмитрий Семёнович первым делом спросил меня про Таню.
— С Таней всё хорошо, она надёжно спрятана от тех, кто держал её в плену. Домой ей возвращаться опасно, вы же поняли, что от них нет запоров. А там, где она, там она в безопасности. Я её видела, разговаривала с ней. Не волнуйтесь. Сейчас вопрос номер один — Шифин со своими колдуньями. Я этим занимаюсь.
— А Вы сможете? — Недоверчиво спросил он.
— Мне помогают. — Уклончиво ответила я.
Он украдкой взглянул на меня, поёрзал на сиденье и тихо сказал:
— Алексей пропал. Прямо из дома. Сидели на кухне с ним, по рюмашке приняли. Нам Тася коньячок поставила на радостях. Она, когда увидела Танюшку с Вами, сразу успокоилась, сейчас сидит и ждёт вас дома. Тася тоже с нами выпила, посидела немного и пошла хозяйством заниматься. А мы сидим с ним на кухне, за жизнь нашу говорим. То да сё. Пошёл