— я знаю, что она хотела сказать.
— Когда Персефона была с тобой, — пробормотала я.
— Да, когда со мной была Персефона. — Она распустила косу, которую успела заплести за эти несколько секунд, и начала заново. — Я растила тебя как смертную, потому что верила: такая жизнь, вдали от всей этой роскоши и величия, позволит тебе наилучшим образом пройти все испытания. Но в то же время оказалось, что я стала намного счастливее, живя с тобой среди людей. Если бы я впустила Уолтера в нашу жизнь, это бы всё рухнуло.
— Но если Уолтер бессмертен и ты тоже, то почему я нет? — спросила я. Этот вопрос казался мелким и незначительным на фоне всего остального, но мне сейчас очень нужны были незначительные мелочи.
— Потому что я родила тебя в смертном теле. — Она начала с маленькой косички, а затем вплела её в большую. — Такова была договорённость с Советом. Полубоги — а ты всегда была наполовину богиней, милая, — не бессмертны, но могут заслужить бессмертие, как и смертные.
— Почему вообще Генри должен был обязательно жениться на смертной? — спросила я. — Почему не… Даже не знаю. Почему просто не родить меня и выдать замуж за него?
Она тихонько рассмеялась.
— И как ты себе это представляешь? Я извлекла уроки из истории с Персефоной. Генри хотел, чтобы его королева согласилась добровольно, чтобы она знала цену жизни и смерти, и настоял на смертных кандидатках. Совет рассматривал вариант с богиней, конечно же, особенно после того, как смертные умирали одна за другой, но именно Каллиопа настояла, чтобы ты родилась смертной. — Её голос резко понизился от запоздалого — на два десятилетия — осознания правды. — Я думала, это из-за того, что она понимает желания Генри. Что она не хочет принуждать ещё одну девочку к браку и титулу, которых она не хочет. Чтобы не повторять той катастрофы.
Но её мотивы, разумеется, были совсем иными. Она хотела смертную конкурентку, чтобы можно было её убить.
— Уолтер знал, что ты заболеешь? — прошептала я.
— Что? Нет, солнышко, конечно, нет. — Она опустила руки. — Я вообще не должна была заболеть. А ты должна была узнать всё, когда станешь старше. Предполагалось, что ты сначала успеешь пожить, понять, чего ты на самом деле хочешь. Обман в наши планы не входил. Я собиралась рассказать тебе на твоё двадцатилетие. И тогда бы ты прошла испытания, если бы сама захотела. Но когда мне поставили диагноз, я обратилась к Совету, и было принято решение ускорить события. Я так долго продержалась, потому что мне помогал Тео. Ничего из этого не было запланировано, клянусь.
Я кивнула. Она бы не стала лгать мне о таких вещах. И всё, через что она прошла, все её мучения — никто бы в здравом уме не пошёл бы на такое ради каких-то дурацких испытаний.
И в то же время я бы ни за что не смогла их пройти, если бы не её болезнь. Я бы не боялась так смерти, чтобы согласиться отдать шесть месяцев своей жизни ради спасения Авы. Знал ли это Совет? Могли ли они затеять это за маминой спиной, чтобы подготовить меня к испытаниям?
Я отогнала эту мысль. Это слишком нелепо. Члены Совета не способны на такое. Надеюсь.
— Уолтер знал, что я совсем одна. Почему он пришёл мне на помощь?
— Потому что он король богов, милая. Как бы он ни любил свою семью, на нём лежит ответственность за весь мир. — Она закончила заплетать косу и завязала её резинкой с прикроватной тумбочки. Затем взяла пурпурный цветок и украсила им косу. — Уолтер не был хорошим отцом ни для кого из своих детей.
— Все так говорят. — Я развернулась к ней лицом. — А что было бы, если бы я не прошла испытания?
— Ты сама знаешь ответ, милая. Тебе стёрли бы воспоминания, и ты продолжила бы жить своей жизнью.
— Но ведь ты осталась жива! Твоё смертное тело погибло, но ты всё ещё могла быть вместе со мной. Ты бы приходила ко мне, ведь правда?
Взгляд мамы стал отстранённым.
— Возможно, во снах, если бы Совет разрешил.
Я резко вдохнула. Боль, какую никогда бы не смог причинить мне Кронос, затопила моё сердце. Она бы оставила меня. Моя собственная мать добровольно покинула бы меня, если бы я не прошла испытания.
И что потом? Я бы прожила остаток своей смертной жизни, думая, что я совсем одна. И я была бы одна, потому что видеть маму во снах (это ещё если Совет позволит) — не то же самое, что иметь её рядом. Она знала, как тяжело мне было видеть её, медленно умирающую годами. Она знала, что я бы пошла на всё, чтобы она жила. И всё равно бы бросила меня одну.
Я встала на шатающихся ногах.
— Мне надо идти.
— Куда? — спросила мама, вставая рядом, но я отпрянула от неё. В её глазах отразились растерянность и боль, поэтому я отвела взгляд. Она была моей каменной стеной. Моей опорой. Моей константой. Она клялась, что родила меня, потому что сама этого хотела, и я ей верила. Я не просто замена Персефоне, но только потому, что прошла испытания. Если бы я их провалила, то стала бы разочарованием в её глазах, и она бы рассталась со мной так же, как с Персефоной. Как Персефона рассталась с ней.
Мне как никогда нужны были материнская любовь и поддержка, но впервые в жизни я усомнилась в них. И это убивало меня изнутри.
— К Майло. Хоть у кого-то будут родители, любящие его больше всего на свете, даже больше своего бессмертия.
Я направилась к двери. Слёзы жгли глаза. Про себя я молилась, чтобы она меня остановила, крепко обняла и заверила, что поругалась бы со всем Советом, но добилась бы возможности быть со мной и дальше. Что она хотела бы оставаться в моей жизни несмотря ни на что.
— Кейт.
Моё сердце пропустило удар.
— Прости. Я люблю тебя.
Я часто заморгала. Видимо, её любви недостаточно, чтобы остаться со мной до конца моей жалкой смертной жизни. Недостаточно, чтобы ослушаться Совета.
— Я тоже тебя люблю, — прошептала я и, не говоря больше ни слова, вышла из спальни, закрыв за собой дверь.
Тихий гул наполнил детскую при моём появлении. Я прокручивала в голове снова и снова слова, которые собираюсь сказать Кроносу. Это последняя попытка предотвратить надвигающуюся войну. Даже если Рея отказалась нам помогать, это ещё не значит, что битва неизбежна. Я должна попытаться. Но