За полчаса до весны
И все же мы ни на минуту не допускали, что гордые хранители «искры электричества» панурговым стадом пойдут на поклон к новым макиавеллистам «в штатском». В воздухе стоял запах перемен. А наш жанр оказывался в привилегированном положении; он не нуждался ни в какой перестройке, поскольку изначально явочным порядком пришел к открытию тех естественных механизмов, которые другим художникам еще предстояло искать. Дело оставалось за малым: добиться, легализации простых вещей, о которых писал «Урлайт» и кричал в «Метелице» Градский. Более того: в первые полтора-два года перестройки, когда на митинги «демократических сил» собирались жалкие кучки деклассированных интеллигентов и бегали по парку от двух милиционеров, чтобы на новом месте вытащить из-за пазухи плакаты и тихо скандировать «На-род-ный фронт!»; когда за снятого Ельцина заступались только десять отчаянных анархо-синдикалистов из клуба «Община» — в этот критически важный период ведущие рок- музыканты волею судеб оказались единственными неформальными лидерами многотысячной аудитории молодежи — я подчеркиваю возраст, поскольку этой наиболее активной частью общества демократы так и не овладели, и в 1990-ом году ее энтузиазм эксплуатируют либо националисты, либо «Ласковый май».
Проблема рока для власти оставалась острой и при перестройке, так как это была проблема политического выбора — предоставлять ли неофициальным лидерам право голоса? Все хитросплетения эстетической, психологической и иной псевдонаучной демагогии как раз и призваны были затушевать остроту главного противостояния, рядом с которым даже корпоративные интересы приставленных к музыке чиновников и композиторов-«плесенников» играли второстепенную роль. В конце концов, не помешали интересы Маркова, Проскурина и АН. Иванова миллионным тиражам Набокова, Стругацких, Искандера — настоящей литературы. Совсем иначе складывалась судьба настоящей рок-музыки. Ее выпустили на экраны ТВ только после того, как убедились, что «рок-н-ролл мертв».
Можно искать и находить внешние и объективные причины случившегося, но никуда не денешься от того, что прежде всего мы сами были не в состоянии противостоять внешним причинам, оказались недостойны той свободы, за какую боролись, а право выбора, предоставленное нам Горбачевым в 87-ом году, использовали прежде всего на то, чтобы променять свою «чистую воду» на тухлую копеечную похлебку. Да и ту расплескали по дороге:
Поверь, еще никто никогда Сюда не принес никакого вреда, Ведь тот, кто нес — Тот не донес. Значит, никто ничего не принес!
(НАУТИЛУС)
ЛЕММА
Перестройка началась вовсе не в апреле 85-го года, как полагают многие. Основные правительственные решения 85-го и 86-го годов — «борьба с пьянством» и «нетрудовыми доходами» не имеют ничего общего с современной цивилизацией и полностью принадлежат брежневско-андроповской традиции.
Welcome to the machine
Начало перестройки в нашей истории мы можем датировать январем 1987-го года. Тогда состоялся либеральный Пленум ЦК, а мы получили возможность напечатать в «Юности» неотредактированный список современных «звезд» советского рока, включая ДДТ, ОБЛАЧНЫЙ КРАЙ и ДК. «Урлайтовец» Гурьев тогда же устроился корреспондентом в отдел публицистики к Михаилу Хромакову, ярому ненавистнику комсомольской номенклатуры, автору скандальных «Записок из райкома», который набирал «20-ю комнату» — поначалу действительно свободный творческий коллектив. Сама комната № 20, окнами на дурно пахнущий двор ресторана «София», стала легальной штаб-квартирой независимого рока, из которой можно реально влиять на события в очень далеких от Москвы местах. Звонки и визиты корреспондентов расстраивали хрупкую психику доморощенных «стрэнглерз» («душителей»). Впрочем, в тени кремлевских стен рок-лаборатория практически монополизировала концертную деятельность. То есть ей ничего не пришлось заново монополизировать, поскольку с 83-го года директора залов должны были получать в НМЦ (научно-методическом центре) разрешение даже на танцы. Прибыльное предприятие, не правда ли — разрешающее + запрещающее учреждение и коммерческая фирма по прокату в едином лице? Кажется, теперь это назыается «рэкет». Соответственно, все заработанные деньги (вдвое, втрое больше, чем стоили «левые» сэйшена в таком же зале), надо было переводить на счет НМД, минуя тех, кто работал[41]. Группы, не числящиеся в лаборатории, вообще не имели права выступать. Правда, Градский основал конкурирующий рок-клуб при Гагаринском РК ВЛКСМ, но его детище, вопервых, уступало по всем позициям ровно настолько, насколько райком комсомола — горкому партии + КГБ, а во-вторых, светлая личность Градского в правлении клуба парадоксальным образом дополнялась такими маститыми «деятелями советской эстрады», которые, говоря по совести, были ничем не лучше демичевских рэкетиров. В конечном итоге только две отчаянные команды: ВЕСЕЛЫЕ КАРТИНКИ, которым с их «Пьяным ежиком» все равно не светили гастроли в Париже, и ЗЕБРЫ — откровенно послали контору в Старопанском переулке на три веселых буквы. Все же остальные согласились отмывать грязную игру чистым искусством: и Гарик Сукачев, который недавно еще развлекал подпольный «клуб чудаков» на Новокузнецкой удалыми композициями в духе пасторалей 30-ых годов (БРИГАДА С, в НМЦ сокращенная до просто БРИГАДЫ), и Рома Суслов из ВЕЖЛИВОГО ОТКАЗА — единственной группы в Москве, игравшей изысканную музыку, о чем в какой-то мере можно судить по словам.
Снова одел озера лед. Снова метель по льду метет. И небосвод тихим звоном высот В зимний колокол размеренно бьет. Черен и глух под снегом лес Медленный пух летит с небес. Холод и блеск середины зимы, Звезды светят из мерцающей тьмы…
В том же болоте НМЦ стали тонуть и абсурдистский НЮАНС, и КРЕМАТОРИЙ (закат хиппизма под скрипку и акустическую гитару, в НМЦ сокращенный до сладкого… КРЕМА), и даже наши любимые ИСКУССТВЕННЫЕ ДЕТИ. Впрочем, Дидурова, прекрасного ДЕТСКОГО поэта, хватило ненадолго, он слишком уважал собственное творчество, чтобы позволить кому ни попадя его «редактировать».
Тем временем 28-летний кандидат наук Ю. Дубовицкий позволил ректору энергетического института уговорить себя занять хлопотную должность директора клуба. И с ходу провел театральный фестиваль «Игры в Лефортово», о котором заговорила вся Москва. «Что там у нас еще в моде? А, рок-музыка…» Дубовицкий решил побаловать студентов рок-фестивалем, но он и не подозревал, какая буря обрушится на его голову, когда начальство узнает, что он посмел вступить в контакт с музыкантами, минуя лабораторию. «Позвольте, — он пытался объясниться. — Когда мы договариваемся о творческом вечере актера, я звоню ему лично, а не директору театра!» Но «создатели жанра» из НМЦ не сомневались, что музыканты свободны тогда, когда им приказано, — зачем же звонить? — и в молодом директоре бдительно распознали ставленника подпольной мафии.
ДДТ в Ленинграде
Юра Шевчук с очаровательной женой Элей снимали комнату в типичной питерской старостройке, не ремонтированной со времен Достоевского. «Как тебя найти?» — «Прямо под окном огромная помойка — не заблудишься». Непривычный к невскому климату, Юра мучился от хронического бронхита, отказывали голосовые связки — и все равно в нем было больше энергии, чем в целом фестивале. Его снова окружали друзья. Кто? Игорь Доценко, проработавший в филармонических ВИА достаточно, чтобы заработать аллергию на такого рода «коммерцию». Теперь он преподавал в рок-клубе игру на ударных. Никита Зайцев, гитарист и скрипач легендарного САНКТ- ПЕТЕРБУРГА. Звукорежиссер Женя Мочулов из РОССИЯН. Люди на самом деле очень разные, Шевчук потом представлял на концерте: «вот Андрей Васильев — наша панковская фракция, а на басу Вадим Курылев — фракция хиппи». Объединял их не стиль, и тем более не коммерческий интерес, а «общее отношение к жизни».