Мы спасены и на этот раз.
Крысиное нашествие на лагерь прекращается. Некоторые искалеченные твари выползают из тлеющей травы и пытаются догнать остальных, но собаки, разъяренные полученными ранами, загрызают жалкий арьергард[116].
Теперь можем рассмотреть этих пакостных животных, чуть не съевших нас. Австралийские крысы по размерам примерно такие же, как и в захолустьях Парижа, но в остальном разительно отличаются от своих собратьев. Усищи у них как у старого служаки. Передвигаясь на задних лапах, они носят детенышей в сумках на животе и напоминают кенгуру как по манере бегать, так и по строению.
Но новая забота отвлекает нас от научных наблюдений, какими бы интересными они ни были.
Слова, произнесенные Сирилем, возвращают к действительности:
— Лошади! Где теперь их искать?
Сириль прав. Если паника, охватившая животных, не улеглась, они могут убежать далеко. Необходимо как можно скорее найти и привести назад беглецов. Шесть человек остаются охранять повозки, остальные расходятся группами по трое в разных направлениях.
Вдруг доносится радостное ржание, и мы видим менее чем в двухстах метрах вышедшего на полянку превосходного мустанга[117] майора. Благородное животное, привыкшее к людям, как собака, медленно приближается к лагерю. Оно вытягивает свою красивую голову, делает несколько шагов вперед, топчется на месте, отступает, ходит вокруг людей, не желая, однако, быть пойманным. Но нельзя терять время. Коня надо изловить возможно быстрее, и тогда станет легче заманивать остальных.
— Месье, — говорит Том, направляясь к повозкам, — моя будет ловить.
— Давай, — отвечает хозяин, — только поторапливайся.
— Моя хочет взять что-то в повозке.
Пошарив в продуктах, старик через минуту возвращается и затем идет к лошади, которая сразу замирает. Том, облаченный в свою неизменную красную рубаху, медленно движется навстречу, вытянув вперед руку. На черной ладони лежит что-то белое. Конь, узнав старого товарища, тянет к нему умную морду и, в свою очередь, не спеша приближается шаг за шагом. Потом слегка приоткрывает пасть, берет то, что лежит на ладони, и начинает похрустывать.
Не говоря ни слова, Том вновь достает что-то белое, ломает его на две части, съедает половину, дает вторую мустангу, а затем, пятясь, повторяет маневр. Так, шаг за шагом, кусочек за кусочком, человек и лошадь уже почти возле нас. Слышно, как Том приговаривает:
— Это вам, это Тому, это для вас, красивый конь, это для тебя, добрый Том…
Секрет знахаря прост. Он любит сахар, и чистокровка — не меньше. Каждое утро, чистя лошадь, Том делится с ней любимым лакомством, которое припрятывал весьма ловко. Теперь он ласкает и даже обнимает скакуна, а тот благосклонно позволяет оседлать себя и взнуздать.
Сириль, которому лавры канадца не дают покоя, просит разрешения отправиться на поиски лошадей.
— Ну что ж, отправляйтесь, — разрешает майор, — желаю успеха.
Мой названый брат вешает через плечо охотничий рожок, треплет шею лошади, свистом сзывает собак, и через мгновение уже сидит как влитой в седле, галопом устремляясь в лес. Вскоре из глубины чащи звучат настойчивые призывы рожка. Доносится возбужденный лай собак.
Однако пока не ясен план Сириля.
Охотник делает большой круг, центром которого является наш лагерь. Вдруг справа раздается несколько выстрелов, а затем — тишина. Нас охватывает беспокойство: неужели поселенцы вступили в схватку с аборигенами?
Через пять минут снова слышатся звуки рожка, доносится улюлюканье охотников. Сириль теперь сзади нас, но не более чем в километре. И вновь раздаются выстрелы, на этот раз впереди. Рожок по-прежнему зовет, и кажется, что его пение приближается к лагерю. Потом опять тишина… Затем снова рожок… Мы совершенно сбиты с толку.
…Примерно через час слышатся радостные возгласы «ура», перемежающиеся ржанием животных. Двенадцать человек, посланных на поиски лошадей, возвращаются верхом медленной рысью, и каждый ведет за собой по беглянке. Герр Шеффер, Френсис, Сириль скачут впереди. Это возвращение похоже на чудо.
— Вот вам двадцать пять лошадей, — кричит лихой наездник, приблизившись к лагерю.
— Но как вы их поймали? — вопрошает сияющий Робартс.
— Очень просто. Однако без Френсиса ничего бы не получилось, поверьте.
— Вы мне льстите, — возражает гигант-канадец. — Идея-то ваша.
— О какой идее идет речь? — поинтересовался я.
— Вот о какой. Наши верховые лошади привыкли к охоте, а потому должны были узнать звуки рожка и прискакать, как полковые кони на звук трубы. Так и получилось. Как только они услыхали знакомые звуки, сразу же явились — сначала гнедая Робартса, потом Ричарда, затем три или четыре других…
— Какие умницы! — восхищается Том, улыбаясь и растягивая рот до ушей.
Сириль опускает мощную руку на плечо старого аборигена в знак дружбы.
— Одно меня беспокоило, — продолжает босеронец. — Я не знал, куда вести табун, и потому находился в растерянности. И вдруг — паф, паф, паф! — три выстрела отвечают на призыв рожка. Направляюсь в сторону, откуда они прозвучали, и кого же вижу? Френсиса с Беном и Диком, у всех троих в руках лассо. «Ясненько», — говорю себе. Замедляю бег своей кобылы, и три лассо летят и падают на шеи трех коней, а наши молодцы в мгновение ока вскакивают им на спины, показывая высокий класс вольтижировки. Другие беглянки сами последовали за четверкой верховых. Вот и все.
— А как было дело в остальных группах поиска? — любопытствует МакКроули, поглаживая своего росинанта[118].
— Лошади там, — вступает Френсис, — оказались пойманы похожим манером. Герр Шеффер, поняв наш сигнал, тоже начал стрелять. Мы направились к нему и в конце концов собрали все четыре группы, в то время как Сириль продолжал дудеть в свой рожок, создавая видимость охоты.
— Дети мои, — не выдержал сэр Рид, — прекрасно, что вы привели двадцать пять лошадей, но как поймать тех, что еще не вернулись?
— Не беспокойтесь, мэтр, почувствовав, что товарищи в лагере, они сами объявятся сегодня ночью.
Канадец не ошибся. Прошло всего два часа после захода солнца, как из леса раздалось ржание в ответ на призывы уже вернувшихся лошадей. И когда на следующее утро караван выступил в путь, все до единого животного были на месте.
Прибытие в страну нга-ко-тко — это уже вопрос дней, и, если, как мы надеемся, наше предприятие увенчается успехом, каждый сможет похвалиться, что действительно решил сложную задачу.
Пока же в ожидании этого торжественного момента испытываем смутную тревогу, которая возникает бессознательно и которую не удается подавить.