– Ты бы лучше под ноги смотрел, – стараясь говорить как можно спокойнее, произнес Регарди. – Я чувствую на земле много корней и сухих веток. Будет обидно упасть и выколоть себе глаза, болтая со слепым.
Шолох звонко рассмеялся.
– Значит, Абир сказал тебе, что у имана есть волшебная мазь?
– И волшебная пилюля в придачу. Иначе он простой фокусник.
Снова смех. Дерзкий и наглый. За него хотелось отвертеть мальчишке голову.
– Жаль мне тебя, ты так легко веришь людям, – голос Беркута прозвучал на удивление серьезно. – Хочешь дам совет? Беги. Я, конечно, не знаю, что решит учитель, но вдруг он согласится. Ведь твой дядя не первый раз к нам приходит.
– Не понимаю, что за чушь ты несешь, – терпению Регарди пришел конец. – Или тебе напекло голову, или все кучеяры чокнутые.
– А что тут не понять. Твой дядя думает, что иман поделится с ним тайнами серкетов.
– Зачем ему это?
– Как зачем? Например, чтобы узнать, как пройти через Гургаран. Согдарийцы спят и видят, чтобы найти проход через Царские Ворота. Кучи сокровищ, источник молодости... Cлыхал, наверное? Абир уже несколько лет наши пороги обивает, вот, сегодня тебя привел. Только мне кажется, ты ему не поможешь.
Не вязалось что-то в словах мальчишки. Если бы Абир был надоедливым гостем, иман вряд ли бы стал принимать их, а может и вообще прогнал. Нельзя слушать этого Шолоха, он перегрелся и бредил. Дядя был честен.
Беркут замолчал, и Арлинг понял, что приближались Абир с иманом. Голос дяди нельзя было назвать довольным. Сердце упало. Отказ был возможен, но до последнего момента казался нереальным.
Разговаривали, конечно, о нем.
– Зря ты это затеял, Абир, – произнес иман. – Дай парню трость и научи играть на флейте. Если из него не получится музыкант, он всегда сможет стать настройщиком. Без куска хлеба не останется.
– А вы не любите трудностей, иман, – холодно заметил дядя.
– Я не люблю спешки. Знаешь, как у нас говорят – медленный человек лучше быстрого. Кто хочет собрать много и быстро, не соберет ничего. Это твой случай. Хоть раз бы меня послушал. А племянника отправь обратно, к отцу. Канцлер его, наверное, уже ищет. У нас ему делать нечего.
Похоже, дядя терпел поражение. Нужно было что-то предпринять, причем быстро. Что угодно, лишь бы оправдать путешествие в эти испепеленные солнцем земли. Ведь не мог же он проделать этот путь, чтобы услышать совет пойти учиться на настройщика. Сейчас или никогда.
– Простите меня, но, кажется, вы боитесь неудачи, – произнес Арлинг, чувствуя предательскую дрожь в голосе. Если бы иман знал, кто из них, на самом деле, боялся ...
– Опасаетесь, что не справитесь, и ваша репутация мудреца и мистика будет испорчена? Мой учитель по фехтованию говорил, что неудачи преследуют как раз того, кто боится. Мне было так же страшно приехать сюда, как вам сейчас согласится помочь нам. Но я сумел преодолеть его, и прошу вас о том же. Всю дорогу я ни разу не думал о неудаче. Потому что зрение станет не моей победой, а вашей. Сколько их было у вас в последнее время? Слишком много, чтобы перестать чувствовать вкус каждой? Чтобы одержать победу, нужно сдвинуться с места.
Слова прозвучали нагло, невежливо и глупо, но это была лучшая импровизация его жизни. Никогда ему еще не удавалось так точно передать то, что лежало на сердце. Но после всего произнесенного ему хотелось исчезнуть. Хорошо еще, что он не видел взгляда имана. Храбрости осталось лишь на то, чтобы стоять на ногах и не опускать голову.
Иман не заставил его ждать ответа.
– Чтобы одержать победу, сходить с места как раз не требуется, – хмыкнул он. – Не хочешь быть настройщиком инструментов, стань рабочим на водокачке. Я слышал, там как раз ищут человека.
– Какая муха тебя укусила? – прошипел Абир, крепко хватая Регарди за локоть и встряхивая. – Простите нас, иман, я уже говорил: мальчик еще не пришел в себя.
– Нет, я как раз в себе, – Арлинг сердито выдернул руку. – И я знаю, на что готов пойти ради победы.
Колени согнулись на удивление легко.
– Я не умею говорить красиво и изящно, как мой дядя, но я говорю искренне, – прошептал он. – Если вы знаете как, прошу вас, помогите.
Все. Это был предел его таланта убеждения. А ведь раньше он был способен на большее. «Правда, отца в свое время ты тоже не смог убедить», – горько напомнил себе Арлинг. Несмотря на все гордые фразы о победе, кажется, проигрыш был очевиден. Он понял это по тому, как тяжело вздохнул дядя.
– Ты сказал очень хорошие слова, мальчик, – после недолгого молчания произнес иман. – И я их запомню, чтобы пересказать моим ученикам. Ведь ты прав, препятствия пугают человека, сковывают сознание и ограничивают нас страхом. Но... у меня все равно нет для тебя лекарства. Слепота – это не болезнь. Ты страдаешь лишь потому, что не смирился с ней. Это все равно, как если бы у тебя выросла третья нога, и ты упорно пытался ее не замечать. А она с таким же упорством мешала бы тебе жить. Кстати, можешь подняться. Я тебе ни учитель и ни хозяин, чтобы ты гнул передо мной спину.
Арлинг даже не заметил, как вскочил на ноги. Если бы он мог, то, наверное, вылетел бы из сада стрелой. Сладкое пение птиц, ароматное благоухание цветов, освежающая тень деревьев – все вмиг стало омерзительным. Захотелось сказать иману что-нибудь гадкое и оскорбительное, такое, чтобы поставить кучеяра на место и дать ему понять, что он, сын Канцлера Империи, еще никому не прощал унижения. Регарди уже открыл рот, чтобы позволить гневу и обиде превратиться в слова, но тут послышался голос имана:
– Кстати, почту за честь, если вы согласитесь со мной отужинать. Мы давно не виделись, Абир, будет, о чем поболтать. Да и Беркуту полезно вспомнить драганский.
– С превеликим удовольствием, – согласился дядя, и по тому, как поспешно он это сказал, было легко догадаться, что на такой подарок судьбы пират не рассчитывал.
Обида взорвалась на языке горечью, залив щеки румянцем, а сердце ядом. Арлинг уходил из сада с прямой спиной и едва гнущимися ногами. Когда за их спинами закрылись ворота, Абир не удержался и дал ему подзатыльник.
– Болван, – выругался он. – Едва все не испортил. Это тебе не согдианский двор, а иман – не столичный придворный, с ним такие штучки не проходят. Все игры остались дома, здесь другие правила, черт подери. Нам повезло, что он был в хорошем настроении, все могло кончиться весьма печально. То, что нас пригласили на ужин – это дар богов и наш шанс все исправить. Впредь советуйся со мной обо всем, что собираешься ляпнуть.
Арлинг промолчал. Смущение и гнев, досада и раздражение, стыд и ярость – его переполняли эмоции, а щеки полыхали так, что он чувствовал жар, исходивший от лица. И хотя в пути Регарди представлял разные варианты разговора с иманом, такого конца он не ожидал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});