— Вы русский? — спросила Кристина.
Незнакомец улыбнулся. Вот кому удивительно шла улыбка… Наверное, он бы сразу понравился ее отцу.
— Как ни стараюсь, — произнес он уже по-русски, — никак не получается сойти за настоящего Ганса. Выдает акцент. Правильно?
Кристина кивнула:
— А вы были в нашем городке?
— Как-то заходил, — уклончиво отозвался он. — Я юрист. Понадобилась консультация… У меня довольно неплохая практика.
— Хотите остаться в Германии? Незнакомец пожал плечами:
— Приехал, обосновался… Так вышло. Вроде закрепился. Чудненько… Дальше как получится. Мне надо залечить зуб. Стал болеть.
— Не лгите! — сурово буркнула Кристина и мельком оглядела свои все еще красивые ноги. — Ваши зубы здесь ни при чем! Все-то вы про меня знаете! Взялись окучивать?
Это было любимым словом Маши.
— Так вышло! — повторил он и вновь улыбнулся.
Его улыбка казалась удивительной. Кристина еще никогда не встречалась с такой. Она словно заслоняла собой, закрывала все остальное: его глаза, нос, волосы, лоб, рост и плечи, его всего, — и становилась самой главной, незаменимой, будто мужчина представлял собой эту одну-единственную улыбку, был ее олицетворением и воплощением.
— Вас зовут Кристина, я слышал. А это ваш сын Алеша. А я — Борис Недоспасов.
— Забавная у вас фамилия, — задумчиво произнесла Кристина. — Хотели кого-то спасти и не сумели… Увы, увы…
— Да, — очень серьезно кивнул он и перестал улыбаться. — Так получилось… Это по жизни.
— Что по жизни? — не поняла Кристина. — А ведь и генерал Нобиле — тоже по сути такой же Недоспасов.
— Я не генерал, — печально сказал Борис. — Это ваш муж…
И это ему уже известно…
— Я всего-навсего бессовестный адвокат.
— Почему же бессовестный? Проявление самокритики?
Алешке стало скучно, и он потихоньку отправился в садик по соседству нюхать цветы.
— Какая там самокритика! Особенность профессии. Адвокат будет защищать любого, если получит за работу жирный куш. Точно так же прокурор обвинит кого угодно и судья засудит всякого. В две секундочки. Вообще ни один человек не борется против свободы, зато отлично сражается против свободы других. Говорят, якобы в чужом деле каждый любит справедливость. Дичь! Общее заблуждение! Один мой юный знакомый, тоже окончивший юрфак МГУ, заявил, что меняет профессию — пойдет в менеджеры. Я поинтересовался, с чего бы это. А он спокойно и деловито, как говорят «у нас в магазине не продают молоко», объяснил: «Юристы в рай не попадут».
— Всего-навсего? — усмехнулась Кристина. Борис взглянул на нее недоуменно:
— Вам этого мало? Странная вы женщина… Вы что же, не верите в Бога? Ему верит множество людей, но очень немногим, избранным верит Он сам. Когда-то я мечтал стать таким. Не получилось…
Кристина поспешила уйти от обсуждения скользкой темы. От атеизма она вроде бы отказалась, но до подлинной веры так и не добралась.
— Так, значит, в рай не попадут все без исключения юристы?
— Конечно, — кивнул Борис. — И адвокаты, и прокуроры, и судьи.
— А нотариусы? Они ведь тоже юристы!
— Нотариусы могут проскользнуть. Но только они одни.
— А вы надеетесь попасть в рай? Борис вздохнул:
— Нет, не очень. Даже вообще не надеюсь. Так, дохлая иллюзия… Я слишком редко делал то, что не следовало, но, к сожалению, еще реже то, что надо. Только нельзя много раз купаться в одной купели. Вода становится грязной… Я ведь уже признался вам, что никого не мог и не могу спасти…
— Если это касается подследственных, то адвокат из вас никудышный.
— Их как раз меньше всего. Я говорю о близких мне людях.
— А их часто приходится спасать? Странные у вас родственники и друзья…
— Самые обычные, — пробормотал Борис. — Один из них мне как-то сказал: «Я не люблю судей. Пусть законных. Все равно не люблю. В любом случае они — судят». А все топчущие землю всегда готовы лишь к двум деяниям: судить и блудить. И первое дельце куда легче, потому что можно не слишком бояться неудачи. — Он вновь улыбнулся. — Вообще люди спешат осудить рядом живущего, чтобы самим не подвергнуться осуждению. И каждый убежден, довольно наивно, но твердо, что именно он абсолютно чист перед Господом. Такая уверенность живет в тайниках любой души. А что думаете об этом вы?
Кристина пожала плечами. Чудаковатый малый… С ходу затеял на улице философскую дискуссию о грехах с незнакомой женщиной…
— Я о таких вещах просто никогда не задумывалась. Алеша, иди сюда! А как тогда насчет журналистов?
Сын прибежал, и Кристина взяла его за руку.
— Что насчет журналистов? — не понял Борис.
— Они ведь тоже берут на себя смелость осуждать и выносить общественные приговоры на страницах газет и журналов. Это как?
Борис усмехнулся:
— Интересное кино… Ну надо же… Мне папарацци не приходили в голову. Вы сообразительная. Отлично ориентируетесь в теме. Вот и славненько… Но ведь у корреспондентов все-таки не тюрьма, не колония…
— Публичный суд и мнение общественности иногда пострашнее колонии, — заметила Кристина. — И потом, преступление всегда находит себе защитников, и немало, а невиновность — лишь иногда, и то случайно. Потому, наверное, что виновные проявляют наглость, смелость и гордость, а невиновные стыдятся и смущаются доказывать очевидное. Труднее всего оправдаться невиновному… Вы извините, но нам пора. У сына время обеда. Да и вообще… Я не очень поняла, чего вы все-таки хотите. Обсуждать со мной дальше тему суда? Но я здесь не специалист. А если по поводу зуба, пожалуйста, я посмотрю… Например, завтра утром.
— Зачем вы обманываете себя? — вдруг резковато спросил Борис.
Кристина вспыхнула и хотела надерзить, но сдержалась.
— Вы знаете, что такое византийская политика? — спросил странный тип. — Это когда думают одно, говорят другое, а делают третье. Как сейчас мы с вами. Вы все отлично поняли. И зуб действительно ни причем. Но я приду к вам завтра утром. Обязательно. До свидания. — Он пошел назад, к остановке.
Кристина пристально смотрела ему вслед. Мужчина шел припадая на левую ногу. До колена ее заменял протез.
Зачем они тогда полезли в горы?
Маршрут якобы разработал и продумал он, Борис. Да какой там маршрут… Ничего подобного он не разрабатывал, не собирался и не мог. Так, прогулка с подъемом… Ерунда… Он по молодости, по глупости, по своему обычному нахальству и беспечности — а этого добра у него было всегда немерено — не посоветовался с опытными людьми, не поговорил толком со спасателями. И они, почти половина их курса, ломанулась на Домбай, в горы, просто от избытка юных сил, которых пока девать вроде некуда. От дури, от радости, что третья сессия в их жизни позади, а впереди — сплошные праздники да удовольствия…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});