Читать интересную книгу Комедианты - Грэм Грин

— Вы хозяин этой гостиницы?

— Я.

— Вы были вчера в полиции?

— Да.

— В другой раз не смейте так нахально на меня глазеть. Я не люблю, когда на меня глазеют. Кто этот старик?

— Кандидат в президенты.

— То есть как? Кандидат в какие президенты?

— В президенты Соединенных Штатов Америки.

— Бросьте эти шутки.

— Я не шучу. Вы, вижу, газет не читаете.

— Зачем он приехал?

— А я почем знаю? Вчера он был у министра иностранных дел. Может, ему он и сказал, зачем приехал. Он собирается посетить президента.

— В Соединенных Штатах сейчас нет выборов. Это я знаю.

— У них президента выбирают не пожизненно, как у вас тут. У них каждые четыре года выборы.

— А что он тут делал... с этой падалью в ящике?

— Он пришел на похороны своего друга, доктора Филипо.

— У меня есть приказ, — сказал он уже не так решительно. — И я его выполняю.

Я теперь понял, почему эти субъекты носят темные очки: они тоже люди, но им нельзя показывать страх, не то конец террору. Остальные тонтон-макуты смотрели на меня из машины непроницаемо, как лупоглазые пугала.

— В Европе повесили немало людей, которые выполняли приказы. В Нюрнберге, — объяснил я.

— Мне не нравится, как вы со мной разговариваете. У вас что-то на уме. Так дело не пойдет. Вашего слугу зовут Жозеф, да?

— Да.

— Я его помню. Я с ним раз уже беседовал. — Он помолчал, чтобы я получше усвоил этот факт. — Это ваша гостиница. Она вас кормит.

— Уже нет.

— Старик скоро уедет, а вы останетесь.

— Вы сделали ошибку, ударив его жену, — сказал я. — Он вам этого не забудет.

Тонтон-макут захлопнул дверцу «кадиллака», и они поехали вниз по шоссе; мы видели торчащий кусок гроба, пока они не скрылись за поворотом. Снова наступила тишина; мы услышали, как машина затормозила у заставы, потом прибавила скорость и на всех парах понеслась к Порт-о-Пренсу. Куда они спешили? Кому нужен был труп бывшего министра? Ведь труп нельзя даже мучить, он не чувствует боли. Но бессмыслица порой устрашает сильнее, чем осмысленное зверство.

— Безобразие! Просто безобразие, — выговорил наконец мистер Смит. — Я позвоню президенту. Я этого так не оставлю...

— Телефон не работает.

— Он ударил мою жену.

— Мне это не впервой, голубчик, — сказала она. — И к тому же он меня просто толкнул. Вспомни, что было в Нашвилле. В Нашвилле было хуже.

— Нашвилль — это другое дело, — ответил он, и в голосе его звучали слезы. Он любил цветных за цвет их кожи, а его предали более жестоко, чем предают тех, кто ненавидит. Он добавил: — Прости, детка, что я позволил себе такие грубые выражения... — Он взял ее под руку, и мы с мадам Филипо пошли за ними домой. Дюпоны и мальчик сидели на веранде, ели мороженое с шоколадным кремом. Цилиндры стояли рядом, как дорогие пепельницы.

— Катафалк цел, — сказал я им. — Они разбили только стекло.

— Варвары! — воскликнул мсье Эркюль, а мсье Клеман профессиональным жестом погладил его по плечу. Мадам Филипо вела себя уже совсем спокойно и даже не плакала. Она села рядом с сынишкой и стала кормить его мороженым. Прошлое отошло в прошлое, а рядом с ней было будущее. Но я понял, что, когда настанет время — сколько бы лет до тех пор ни прошло, — мальчику ничего не позволят забыть. Она произнесла только одну фразу, прежде чем уехать на такси, которое привел Жозеф:

— Когда-нибудь и для него отольют серебряную пулю!

Дюпоны за неимением такси отбыли в собственном катафалке, и мы остались с Жозефом одни. Мистер Смит повел миссис Смит в номер люкс «Джон Барримор» прилечь. Он суетился возле нее, и она ему не препятствовала. Я спросил Жозефа:

— На что им сдался покойник в гробу? Боятся, что на его могилу стали бы носить цветы? Вряд ли. Он был неплохой человек, но не такой уж и хороший. Водопровод в трущобах ведь так и не провели; наверное, часть денег пошла к нему в карман.

— Люди очень пугаются, — сказал Жозеф, — когда узнают. Они пугаются, что президент схватит их тоже, когда они умрут.

— Ну и что из того? Все равно остается только кожа да кости. Да и зачем президенту мертвецы?

— Люди очень темные, — сказал Жозеф. — Думают, президент запрет доктора Филипо во дворце в погреб и заставит всю ночь на себя работать. Президент — большой колдун.

— Барон Суббота?

— Темные люди говорят — да.

— И ночью никто не сможет тронуть Барона, пока его охраняют все эти упыри? Они ведь сильнее всякой стражи, сильнее даже тонтон-макутов?

— Тонтон-макуты — сами упыри. Так говорят темные люди.

— А ты в это веришь, Жозеф?

— Я тоже темный человек, сэр.

Я пошел наверх, в номер люкс «Джон Барримор», и по дороге раздумывал, куда они бросят труп; вокруг много недорытых канав и котлованов, а на вонь в Порт-о-Пренсе никто не обращает внимания. Я постучал в дверь и услышал голос миссис Смит:

— Войдите.

Мистер Смит зажег на комоде маленькую походную керосинку и кипятил воду. Рядом стояли чашка с блюдцем и картонная коробка с надписью «Истрол».

— На этот раз я уговорил миссис Смит отказаться от бармина. Истрол лучше успокаивает нервы.

На стене висела большая фотография Джона Барримора, откуда он взирал на вас с напускным аристократизмом и еще высокомернее, чем всегда. Миссис Смит лежала на кровати.

— Как вы себя чувствуете, миссис Смит?

— Отлично, — решительно заявила она.

— На лице не осталось никаких следов, — с облегчением сообщил мистер Смит.

— Я же тебе говорю, он меня только толкнул.

— Женщин не толкают.

— По-моему, он даже не сообразил, что я женщина. И надо признаться, что я первая напала на него.

— Вы храбрая женщина, миссис Смит, — сказал я.

— Ерунда! Меня не проведешь такой дешевкой, как темные очки.

— Стоит ее разозлить, и она превращается в настоящую тигрицу, — сказал мистер Смит, помешивая истрол.

— А как вы опишете этот случай в вашей статье? — спросил я.

— Я как раз об этом думал. — Мистер Смит зачерпнул ложечку истрола, чтобы проверить, не слишком ли он горячий. — Еще минуточку, детка. Он не остыл. Да, насчет статьи. Было бы нечестно умолчать об этом совсем, однако трудно рассчитывать, что читатели воспримут подобный эпизод в надлежащем свете. Миссис Смит очень любят и почитают в Висконсине, но даже у нас найдутся люди, готовые использовать любой предлог для разжигания расовой вражды.

— Они и не подумали написать о белом полицейском в Нашвилле, — сказала миссис Смит. — А он мне поставил синяк под глазом...

— И поэтому, принимая во внимание все обстоятельства, — продолжал мистер Смит, — я решил разорвать статью. Что ж, нашим друзьям дома придется обождать вестей от нас. Может, потом я и упомяну об этом случае в одной из своих лекций, если миссис Смит будет сидеть со мной рядом в подтверждение того, что ничего ужасного с ней не произошло. — Он снова зачерпнул ложечку истрола. — Вот теперь, детка, уже остыло.

В тот вечер я с большой неохотой отправился в посольство. Мне было бы приятнее не знать, как обычно протекает жизнь Марты. Тогда, расставаясь со мной, она исчезала бы в пустоте, и мне легче было бы о ней забыть. Теперь же я точно знал, куда она уходит, когда ее машина отъезжает от статуи Колумба. Я знал переднюю, где лежала книга на цепочке, куда посетители вписывают свои имена; из нее Марта попадала в гостиную с мягкими креслами и диванами, сиянием люстр и большой фотографией генерала имярек, их сравнительно благодушного президента; из-за этого портрета каждое посещение, даже мое, приобретало официальный характер. Я был рад, что хотя бы не видал ее спальни.

Я приехал в половине десятого, посол был один; я еще никогда не заставал его в одиночестве, он мне показался совсем другим человеком. Он сидел на диване и перелистывал «Пари-матч», словно в приемной у зубного врача. Я тоже собрался молча сесть и взять «Жур де Франс», но он помешал этому намерению и поздоровался со мной. И сразу же стал предлагать мне выпить и выкурить сигару... Может быть, он просто одинок. Что он делает в то время, когда нет дипломатических приемов, а его жена уезжает ко мне на свидания? Марта говорила, будто я ему нравлюсь, это помогало мне видеть в нем человека. Вид у него был усталый и подавленный. Он медленно, словно тяжкий груз, передвигал свое тучное тело между столиком с напитками и диваном.

— Моя жена наверху, читает вслух моему сыну, — сказал он. — Скоро придет. Она говорила, что вы, может быть, зайдете.

— Я не решался прийти. Вы, должно быть, рады, когда удается провести вечер одним.

— Я всегда рад видеть своих друзей, — сказал он и погрузился в молчание.

Меня интересовало, подозревает он о наших с Мартой отношениях или знает наверняка.

— Мне очень жаль, что ваш мальчик заболел свинкой.