— Отгоняет свиней? — недоверчиво переспросила леди Белден.
Когда служанка наконец отпустила ее, Джослин отмахнулась и взяла письмо. И потрясенно уставилась на изящный почерк. Ричард! Ричард живет у Элизабет, их сестры. В сущности, в ее амбаре. Он никогда не писал писем. Это он даже не запечатал. Она развернула листок и расправила сильно измятую бумагу.
«Он открыл окна и выпустил их всех» — вот все, что там было написано.
Джослин не сдержала слезы и схватила носовой платок, чтобы стереть их, но не сумела сдержать дрожи.
— Джослин? — озабоченно спросила леди Белден. — Плохие новости?
Она покачала головой, не в силах ясно объяснить, что эти несколько слов значат для нее, и тем более как они ужасны для бедного Ричарда.
Очевидно, их зятю надоел птичник Ричарда, и он выпустил все новые экземпляры, которые ее брат так старательно собирал эти последние несколько лет. Для Ричарда это равносильно тому, чтобы лишиться семьи. Во второй раз за свою короткую жизнь он потерял всех, кого любил. Как он переживет такой удар?
Джослин должна дать ему надежду. Никто не понимает Ричарда так, как она. Они вместе росли и терпели грубое обращение своих сводных сестер и брата, которые их ненавидят. Их мать лишена родительского инстинкта и никогда не защищала своих детей. Ричарда презирали и отталкивали до тех пор, пока Джослин не повзрослела настолько, чтобы изображать отцовскую сестру Матильду и использовать свою внешность, дабы обманывать и отвлекать, пока не добилась своего.
Ричард просто не способен на обман. Он никогда не научится выживать в реальном мире. И если это будет зависеть от Джослин, ему и не придется. Она надеялась и молилась, чтобы такой здравомыслящий человек, как мистер Монтегю, оценил эксцентричный ум ее брата, — для Джослин это единственный выход.
Джослин сунула драгоценный листок, за корсаж. Ричард пишет очень редко; неизвестно, когда напишет в следующий раз.
— Мужу сестры, видимо, надоела моя семья, — сказала Джослин с наигранной веселостью. — Я должна выйти за мистера Монтегю как можно скорее.
Ее проницательная хозяйка нахмурилась, но воздержалась от каких–либо вопросов относительно отчаяния в голосе своей гостьи.
Не имея камердинера, Блейк позволил Атертону завязать его шейный платок таким замысловатым узлом, который ему удастся развязать, не иначе как разорвав ткань в клочья.
— Приходил Берни, — сказал Блейк, ворочая шеей, чтобы избавиться от ощущения, будто на ней затянута веревка. — Он думает, если я ухаживаю за мисс Каррингтон, то знаю, где найти его чертову птицу.
— А ты не знаешь? — спросил Ник с кривой ухмылкой:
— Он оскорбляет меня, ставя под сомнение мою честность. — Настроение окончательно испортилось. — А все из–за нее. А теперь я обидел ее и даже не могу сказать, зачем и почему, — пожаловался он.
Очень хорошо было согласиться на квартиру в городе, но он остался без женщины в своей постели. Мисс Каррингтон заставила его практически мечтать об алтаре только по этой причине, и будь он проклят, если даст надеть на себя кандалы задаром. Если он должен обзавестись женой, ему надо знать, что делает ее послушной.
— Как мне исправить то, чего я не понимаю?
Он зло посмотрел на узел своего шейного платка и нарочно расслабил его.
— А оно тебе надо? — весело полюбопытствовал Атертон. — У нее куриные мозги. Она сведет тебя с ума.
— Сомневаюсь, что у нее куриные мозги, но с ума она меня уже сводит, — проворчал Блейк, выуживая свою шляпу из–за высокой стопки книг. — Каждый раз, когда я вижу ее, меня обуревает желание либо придушить ее, либо поцеловать. Это чертовски раздражает.
Атертон рассмеялся:
— Тогда ты непременно должен жениться на ней. Никакая другая женщина, не пробуждала в тебе такой страсти. Это полезно для здоровья, старик. Волнует кровь, знаешь ли.
Блейк бросил на друга насмешливый взгляд.
— И это говорит человек, чья кровь в вечном волнении. Сомневаюсь, что для здоровья полезно, если чей–то муж пристрелит тебя или отвергнутый любовник снесет тебе голову.
Он нахлобучил шляпу на голову и открыл дверь.
Комнаты, которые он снимал, располагались на верхнем этаже старого дома. В узком извилистом коридоре горела одна–единственная лампа, и ни одно окно не освещало лестницу. Блейк тысячи раз без происшествий спускался по этим ступенькам, поэтому оказался не готов, когда его нога ударилась о что–то твердое на верхней. Не успев ни за что схватиться, он кубарем покатился на площадку и остановил падение только благодаря тренировкам на боксерском ринге, изогнувшись так, что плечо приняло удар.
Атертон схватил лампу в комнате и поднял ее повыше.
— Ты жив?
Злой как тысяча чертей, Блейк ухватился за балясину и, подтянувшись, поднялся на ноги, не думая о том, что у него могут быть сломаны кости.
— Обо что, черт побери, я споткнулся? Кому–то не поздоровится за то, что бросил здесь валяться какой–то хлам.
Атертон быстро, но внимательно оглядел его, спрятав облегчение, прежде чем осмотреть половицы.
— Подставка для дров, по–моему. Ее скоба так прочно застряла между перилами, что я не могу ее вытащить. Ты имеешь привычку терять каминные подставки, старик?
— У меня угольная плита, а не камин. — Хромая сильнее прежнего, Блейк поднялся по ступенькам и попытался вытащить тяжелую железяку. — Я должен поговорить со своей квартирной хозяйкой.
Атертон наконец соблаговолил проявить озабоченность.
— Она выходила, как раз когда я поднимался. А не мог кто–нибудь положить ее здесь специально?
Квартира Блейка на верхнем этаже. Если подставка была оставлена намеренно, то это только для него.
— Но это же бессмысленно. У меня нет ничего, что могло кому–то понадобиться. Думаю, мы выясним, что миссис Бизель сама зачем–то принесла ее сюда, когда убирала у меня в комнатах, а потом просто забыла.
Атертон снова нахмурился.
— Конечно, наверняка все так и было, если только за тобой не следят французские шпионы, которые охотятся за той чертовой бумажкой, — ведь всему Лондону известно, что она у тебя.
Блейк чуть не рассмеялся.
— Поскольку она попала ко мне с поля боя, логично предположить, что французам уже известно ее содержание. Кроме того, для них уже слишком поздно пытаться скрыть код. Мой вариант всего лишь копия. Оригинал где–то в Уайтхолле, его изучают эксперты, если вообще кто–нибудь дал себе труд взглянуть на него.
— Что ж, значит, рассеянные домовладелицы, а не французские шпионы. Как скучна твоя жизнь, старик. — Он подал Блейку его трость. — Тебе может это понадобиться. Насколько я понимаю, тебе грозит опасность.
— Твои пассии — и их мужья — куда опаснее каминных подставок. Кто–нибудь из твоих прелюбодеек — или чей–нибудь разъяренный супруг — того и гляди приставит тебе нож к горлу.