просто Вета. Ладно? 
Она кивает, улыбаясь. Я ищу взглядом дочку, и женщина сразу говорит.
 — На улице, на пледе. У нее пикник там.
 Я улыбаюсь и киваю. Частный дом со своим, огороженным двором — это моя давняя мечта. Аля любит проводить время на улице, когда она была младше, мы с ней практически жили на воздухе. Я брала с собой планшет, устраивалась на лавочке, и работала, одним глазом присматривая за своей обезьянкой, которая лазила по площадке, играя и сбрасывая свою энергию.
 Мужской голос резанул слух.
 — С кем пикник? — напряглась я мгновенно, пытливо посмотрев на Анну Ивановну.
 — С Ветром и дедушкой.
 Я поджала губы и поднялась на ноги. Всю легкость утра как ветром сдуло. Вот и пускай ситуацию на самотек, выбирая себя.
 Выхожу на улицу и вижу Арского старшего, в его дорогущем костюме, с чашкой чая из набора “принцессы”. Зрелище настолько неправдоподобно комическое, что я поверить не могу, что это реальность.
 — Мамочка, — радуется Алина, когда видит меня. — Садись, садись! Сейчас мы и тебе чай принесем!
 Дочка хватает пустую розовую кружку, подскакивает на ноги и мчится в кухню.
 Я же окидываю взглядом накрытую “поляну” и говорю:
 — Я не разрешаю есть Алине столько сладостей. Она аллергик, как и ваш сын.
 Арский поднимает на меня недовольный взгляд.
 — И почему я не удивлен, что ты из тех мамаш, что запрещают ребенку вкусности?
 — Здоровье, зубы, нормальное пищевое поведение… Мне не все равно, что с ней будет, когда она вырастет.
 — Так ты понимаешь меня, значит.
 — Нет, — качаю головой в знак отрицания, — вас я категорически не понимаю. И, боюсь, никогда не пойму.
 — Ты честна со мной, я ценю это. И отвечу тебе той же честностью, чтобы все между нами было кристально чисто.
 Я едва не закатила глаза. Какое великое одолжение.
 Перечить, впрочем, не посмела. Хочет выговориться — в добрый путь.
 — Та мне не нравишься, Елизавета. Ты наглая, грубая, без царя в голове. Ты не умеешь уважать авторитет и не знакома с понятием субординации, ты просто нагло берешь свое, своей внешностью и тем, что между ног. Это все может прокатывать с моим сыном, но не со мной.
 Я вообще никак эту грязь не комментирую. Лишь в очередной раз убеждаюсь, что этот человек оторван от реальности и видит лишь то, что хочет видеть.
 — Но поскольку ты мать моей внучки, — продолжает он как ни чем ни бывало, — я обязан научиться сосуществовать с тобой.
 — Очень великодушно, — мне хотелось фыркнуть, но я подавила этот порыв в себе. В отличие от него я все же не забываю, с кем разговариваю. И это со своим, с его слов, отсутствием субординации. Чья бы корова мычала.
 — Знаете, говорят, что больше всего в людях нас раздражает то, что нас раздражает в самих себе. Вам было бы полезно подумать об этом. Я заберу сладости, или заберу Алину. Выбор за вами, Станислав Константинович.
 — Тебе было бы полезно не учить меня жизни, девчонка, — он вышел из себя моментально.
 Но ссора не успела вспыхнуть и разгореться пламенем. За нами вдруг обиженно всхлипнула Алина.
 — Я не хочу больше пить чай, — сказала, кажется, нам обоим. — Я пойду лучше с Анной Ивановной поиграю.
 Она не ждет моего одобрения, что ей несвойственно. Меня это удивляет. Взрослеет на глазах, моя сладкая булочка.
 — Знаете, если хотите ладить с ней, то вы зашли не с козырей, Станислав Константинович, — холодно бросаю несостоявшемуся свекру и ухожу в дом, чтобы догнать Алину.
 Я задумчиво смотрела в окно, настолько провалившись в свои мысли, что перестала отдавать отчет, сколько времени прошло. Книжка с любимыми сказками дочери по-прежнему была в моих руках, а Аля сладко сопела в своей кроватке. День был нелегкий. И после того, как Алина уснула под звук моего голоса, я еще какое-то время сидела и пыталась унять дрожь в руках.
 Весь день дочь была нервная, раздраженная, начинала плакать из-за мелочей, на которые раньше не реагировала. И я понимала, кто всему виной. Понимала и кипела внутри. Ведь именно от этого я так хотела сберечь свою дочь. От этого защищала, исчезнув из города и из зоны доступа ее отца и деда. И я не могу обвинить Льва в том, что он много работает, что его отец не поддается контролю и воспитанию. И он на моей стороне, и выйдет из себя, услышав, что произошло днем. Но оно уже поризошло. Алина уже пострадала от эмоционально неуравновешенного дедушки.
 Я вздохнула, отложила книгу, посмотрела грустным взглядом на дочь. С одной стороны, я понимаю, что не всесильна, и защищать ее всю жизнь не смогу. Она все равно увидит и узнает, что мир несправедлив, в нем есть плохие и непонятные люди. С другой стороны, она такая крошка. Добрая, доверчивая. И я же вижу, что она тянется к деду. Ей не хватало мужского внимания, и она хочет получить его, не только от папы, который ее боготворит, но и от дедушки, который сам во все это вписался. Черт, как же сложно это все.
 Я поднялась на ноги, подошла к кровати и поправила одеяло. Спи, моя радость. Как сильно мне хотелось бы, чтобы сегодня все сложилось по-другому.
 Как только вышла из ее комнаты, сразу налетела на Льва.
 — Я уже готов был поднимать на уши охрану и организовывать поиски, — усмехается, словив меня в объятия.
 — Я же сказала, что больше не сбегу, — качаю головой.
 Вот он вроде и пошутил, но легкое напряжение можно и услышать в тоне, и почувствовать в его позе.
 — Я верю тебе, шучу просто. Конченный день был.
 Не только у тебя, любовь моя.
 Поговорить об этом, впрочем, удалось лишь в постели час спустя, когда он выпустил меня из-под себя, полностью расслабившись и спустив пар.
 — Весь вечер сидел и думал только о том, когда они уже нажрутся, напьются, подпишут этот ебучий конракт…
 Я раздраженно пнула его в бок.