демонстрируя быстрый рост доступных площадей. Хотя этот бизнес-план не прошел бы проверку даже на каком-нибудь студенческом конкурсе, его стал финансировать японский инвестиционный дом SoftBank. Первоначальные инвестиции в WeWork составили 4,4 млрд долларов, что предполагает общую оценку в 18–20 млрд долларов.
Несмотря на заявления CEO Адама Неймана о прибыльности компании, в реальности она несла огромные убытки. К 2018 г. она израсходовала свои денежные средства, а ей требовалось еще, поэтому было запланировано первичное размещение акций. Сделка, организованная Нейманом и CEO SoftBank Масаёси Соном, оценивала WeWork в 47 млрд долларов. В рамках этой сделки 1 млрд долларов должен был пойти на покупку акций у нынешних инвесторов, включая совет директоров. Когда появилось объявление об IPO, реакция на историю убытков, все более хаотичное поведение Неймана и расплывчатую концепцию миссии компании оказалась негативной. SoftBank отказался от IPO. Правление решило убрать Неймана, выплатив ему 185 млн долларов, чтобы он просто отошел в сторону. SoftBank повторно заключил сделку на 5 млрд долларов, оценив компанию в 8 млрд. Это намного меньше, чем 47 млрд.
Блеск WeWork придавал тот факт, что это была «технологическая» компания, строящая экономику совместного потребления. На самом деле она больше походила на арендодателя офисных помещений в конкурентном мире с избытком площадей. Однако на ветер были выброшены миллиарды. Вроде бы трезвые инвестиционные банкиры из Goldman Sachs заявили, что возможен путь к оценке в 1 трлн долларов. На их гонорары в случае успешного IPO можно было бы купить много новых домов в Хэмптоне[80].
В мире покера есть старый афоризм, который прославил Уоррен Баффет: «Если ты полчаса играешь в покер и все еще не видишь, кто за столом лопух, лопух — ты». В мире быстрорастущих компаний, не приносящих прибыли, вам лучше знать, кто лопух.
* * *
Когда все внимание деловых СМИ направлено на растущие компании, трудно помнить, что быстрый рост, дающий прибыль, вовсе не норма. Это редкая ситуация, обычно длящаяся недолго.
Глава 6. Проблема власти
Атака ключа проблемы или вызова требует действий. А это значит, что одни виды деятельности, люди и отделы становятся важнее других. Такие сдвиги в ролях, влиянии и ресурсах сопутствуют фокусированию: сосредоточение на чем-то неизбежно делает одни вещи объективно важнее других. Нельзя не учитывать того, что стратегия — это применение власти[81].
Вопрос о власти часто вызывает у людей дискомфорт, особенно в наше время, когда размышления об управлении и стратегии часто сводятся к квазирелигиозному представлению о том, что интенсивный напор и вера обязательно будут вознаграждены, а пылкая решимость, ясность цели и дальновидность так или иначе приведут к результату. Разве у лидера не должно быть возможности попросить всех полностью посвятить себя миссии компании? Если все обладают полной информацией, не должны ли они действовать правильно и эффективно даже без приказов?
Сыновья и дочери викингов
В 2013 г. меня пригласили в Стокгольм прочесть доклад о стратегии перед группой бизнесменов. В рамках визита после выступления я встретился с группой из восьми специалистов по стратегии. Я их не знал, но всегда интересно познакомиться с новыми людьми, интересующимися твоей сферой.
После знакомства группа попросила меня кратко изложить мои взгляды на стратегию. Я дал свое базовое определение, согласно которому стратегия представляет собой сочетание политики и действий, направленных на преодоление какой-нибудь ключевой проблемы. Прежде чем я начал развивать тему, старший из присутствующих остановил меня взмахом руки.
«Мы видим все немного иначе, — пояснил он. — Мы рассматриваем бизнес как часть сложной социальной структуры. Реальность такова, что бизнес, правительство и некоммерческие организации образуют взаимосвязанную сеть, которая распространяется по всему миру, — целую паутину отношений, где каждая организация реагирует на сигналы, поступающие от других. Именно эта сеть со временем развивается, адаптируясь к изменениям во вкусах и технологиях. Нам было бы интересно узнать, как вы смотрите на стратегию в этом контексте».
Все это я уже слышал раньше. Его «реальность» не была реальностью — это всего лишь модель, фактически метафора. «В вашей модели, — ответил я, — нет места стратегии. Стратегия — это план и направление, навязанное руководством организации. Она началась, когда люди поняли, что простой приказ солдатам “выйти и сражаться с захватчиками” не срабатывает. Лидеры должны навязывать структуру, план того, как эта группа будет сражаться. В современном бизнесе стратегия — это применение власти, чтобы заставить части системы делать то, что они не стали бы делать, если бы оказались предоставлены сами себе».
Когда я произнес фразу «применение власти», кто-то в помещении явно охнул. Если бы они были истинными католиками, то перекрестились бы. Идея власти для них была очень неудобной — как интеллектуально, так и эмоционально. Как потомки викингов и Густава Адольфа дошли до такого?
Эти шведские ученые были не единственными, кто смотрел на мир как на естественную систему, где отсутствует человеческая деятельность. Причиной стало увлечение мыслителей эволюционной теорией со второй половины XIX в. Если Бог не сотворил мир, то он стал результатом природных эволюционных процессов. Точно так же, по мнению интеллектуалов, коммерческие организации «эволюционировали» под действием естественного отбора. И разве само общество, как утверждал Герберт Спенсер, не организм? При таком образе мышления города растут, как леса (архитекторов нет?), через реки возле населенных пунктов появляются мосты, а успех или неудача коммерческой компании проистекает из ее соответствия или несоответствия окружающей среде. Эта метафора природной системы позволяет мыслителю, вычеркнувшему Бога, также вычеркнуть из общества и организации человеческие замысел, цель и выбор. (Однако еще никто не предложил основанную на природной системе теорию о том, как появляется учебная литература.)
В 1976 г. я перешел из Гарвардской школы бизнеса в Бостоне в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе. Этот переезд — больше чем разница между Восточным и Западным побережьями. В Гарвардской школе я погружался в изучение того, как лидеры создают и модифицируют стратегию и структуру корпораций. В Калифорнийском университете я влился в более широкие научные круги, где вопросы бизнеса подчинялись интеллектуальному превосходству экономики и социологии. Именно тогда я впервые обнаружил обыкновение социологов рассматривать организации и стратегию как «естественные» системы.
Несмотря на мнение, что все «просто развивается», стратегия — это применение власти. В типичной организации, если топ-менеджеры не обращают внимания на стратегические вопросы, жизнь в целом будет продолжаться, по крайней мере какое-то время. Люди станут продавать, фабрики — производить, программисты — улучшать код и т. д. Руководители отделов будут подписывать контракты, а бухгалтерия — заниматься отчетностью. Только вряд ли произойдет что-нибудь важное — нестандартное, новое и необычное, — ведь важные изменения всегда означают смену власти и ресурсов. Стратегия подразумевает, что людей просят или заставляют делать то, что выходит за рамки повседневности, и направлять коллективные усилия и