Читать интересную книгу Правда о религии в России - Николай (Ярушевич)

Но церковь внутри освещена. Лазурными и пунцовыми звездами светятся у икон лампады, строго глядят с позолоченной и резной высоты строгие лики патриотов и воинов. В черной суровой мантии высится с книгой в руках Сергий Радонежский, благословлявший в поход воинство Димитрия Донского, вдохновитель борьбы за русскую землю; с мечом у бедра стоит Александр Невский; в золототканных ризах митрополит Алексий, посылавший московских князей в победоносные походы. Их память чтит Православная Церковь, это любимые образы русского народа.

В полумгле, уходя высоко под своды, высится просторный резной иконостас. Любовные искусные руки талантливых художников вырезали из послушного дерева витые колонки, затейливые капители, полузакрытые виноградными гроздьями и листьями. Русские издревле любят резьбу по дереву, наша земля исстари богата лесом, и народ привык создавать под своим резцом пленительные и легкие орнаменты, легчайшие сооружения, причудливые, сложные, радостные. Русское национальное искусство нашло здесь широкое применение и, оттесненное архитектурой современных зданий, притаилось и уцелело в украшении церквей. Недаром, несмотря на мглу, вокруг столько радостных и нежных красок, — это искусство нежного и радостного нашего народа, нашего мужественного и воинственного народа.

Сейчас, в эту пасхальную ночь войны, так тесно в церкви, что нет возможности протиснуться вперед.

Утреня еще не началась, а запоздавшие уже не могут сами отнести и зажечь свечи перед теми образами, к которым лежит сердце. От паперти, от конторки, где продают свечи, запоздавшие просят передать эти свечи дальше, и вместе со свечами от ряда к ряду переходит просьба верующих:

— Зажгите одну Воскресенью, другую Невскому.

— Одну Воскресенью, другую князю Владимиру, третью Ольге.

А Владимир тысячу лет назад водил свои дружины в походы на половцев, оборонял непреодолимым валом русскую землю от жадных кочевников; а эта Ольга Киевская так отомстила древлянам за гибель своего мужа Игоря, что сошло с лица земли древлянское царство навеки, а эта Ольга первая строила в Киеве школы в ту эпоху, когда еще не было ни на Руси, ни в Западной Европе никаких школ, ибо жила она в Киеве в IX веке. А воины ее стояли, оберегая торговые пути, на берегу Балтийского моря, в том месте, где позже построен Ревель. И народ хранит их имена и чтит память, Зажигая перед ними лампады и свечи. И Кирилл и Мефодий, пронесшие по славянским землям первую славянскую азбуку, стоят рядом, сжав тонкими пальцами свитки своего букваря. Вся тысячелетняя борьба народа вспоминается здесь, в ожидании часа, когда раскроются врата алтаря и хоры грянут заутреню. Тесно.

Хор негромко вторит священнику. В церкви еще полусвет, свечей еще недостаточно, чтобы преодолеть огромную, сводчатую византийскую высоту.

Но близится час Воскресения Христа. Священник обращается к верующим:

— Братья! Город наш окружен тьмой, тьма рвется к нам на вражеских крыльях. Враг не выносит света, и впервые наше Светлое Воскресенье мы встречаем впотьмах. Тьма еще стоит За порогом и готова обрушиться на всякую вспышку света. Мы сегодня не зажжем паникадил, не пойдем крестным ходом, как бывало испокон веков; окна храма забиты фанерой, двери глухо закрыты. Но мы зажжем свечи, которые у каждого в руках, храм озарится светом. Мы верим в воскресение света из тьмы. Свет, который внутри нас, никакой враг погасить не в силах. Воинство наше — мужья, братья и сыновья, и дочери — в этот час стоит на страже нашей страны против сил тьмы. Храните в себе свет, веруйте в победу. Победа грядет, как светлое воскресение.

И, перебегая от свечи к свече, по храму потекла сплошная волна света. Зажигая друг у друга тонкие восковые свечи, каждый стоял с огнем, когда раскрылись врата и священник поднялся, весь золотой, сверкающий.

Полный сияния, храм начинал заутреню 1942 года, и хор откликался хору, и нежные гирлянды цветов на иконостасе и на клиросах, и весь воздух содрогнулись от весеннего клика:

— Христос воскресе!

И каждый понял, что хоть он и темен снаружи, как этот храм, но внутри себя ни разу не чувствовал ни тьмы, ни сомнения, что все пройдет, что затаенная во мраке правда живет, не угасает. Что день воскресения близок. Что воинства не допустят германскую тьму в нашу светлую жизнь, что с нами вместе и Невский, и Владимир, и Сергий, и древние воины, и древние просветители, — все прошлое, и все настоящее нашего народа, слитые воедино, победят во имя будущего, для сохранения навеки неугасимого света нашей родины и нашей культуры.

Андрей Стрешнев.

Святые дни в Москве

С шестой недели Великого поста — седмицы Ваий, или цветоносия — мы вступаем на путь, ведущий к спасительным дням страданий Христовых. Умилительные, полные глубокого содержания службы этих дней совершались в настоящем военном году в совершенно особых условиях. Вечерние службы начинались ровно в 4 часа дня или переносились на утро. Но все эти особенности отнюдь не понижали тонуса церковной жизни. Можно сказать, что среди забот, тревог, неизбежных в военное время трудностей, при постоянном устремлении мысли и сердца к тем близким, которые несут трудности и опасности самой войны, не было в церквах ни уныния, ни

упадка духа, а царила общая атмосфера покоя, предания судеб своих близких в волю Божию…

В том и величие народного духа у самых обыкновенных людей, слабых, немощных: в этой простоте отношения к совершающемуся великому — без всякой аффектации, без всякой рисовки, хвастовства, позирования… Тот же простой русский человек, как он рисуется в «Капитанской дочке» гениального Пушкина, в Максимыче Лермонтова, в «Севастопольских рассказах», в «Войне и мире» Толстого… «Когда нужно будет, увидим, все надо делать по велению рассудка, по голосу совести… и Господь вразумит… и будь Его святая воля…» Только горячее молитва, только чаще скатится тихая слеза по сыне, внуке… Только чаще пойдет записочка, просфорочка в алтарь, только чаще подадут на паперти монетку со словами: «Помолись за воина Илью, помяни воина Ивана…»

В храмах Москвы преждеосвященные литургии 6-й и Страстной седмиц пелись полными хорами певчих. Надо отдать должное их художественному искусству.

Но волновал и занимал всех вопрос: как будет с пасхальной службой при осадном положении? Все понимали, что это дело серьезное и нелегко разрешимое… Терпеливо ждали указаний церковной власти. Казалось, и речи не могло быть о полночной пасхальной службе.

Утром рано в великую субботу по радио было передано разрешение военных властей города о беспрепятственном движении во всю пасхальную ночь, «согласно традиции»; потом последовало распоряжение церковной власти о совершении светлой заутрени в полночь. Говорить ли об общей радости, вернее, восторге?

Наступила священная пасхальная ночь… Счастливцы, одаренные крепостью сил, спозаранку, часов с 8–9 вечера, наполнили до тесноты храмы; тысячи запоздалых в мраке холодной и ветреной ночи окружали храмы. В числе последних был и я, носитель 69-й весны, то есть глубокой осени стариковской жизни. Но обновляется, как орел, юность моя среди людей единого духа и самых разных возрастов и положений.

Весьма остроумно распорядители храмового порядка скомбинировали строгое затемнение с открытием настежь боковых дверей храмов. Это не мешало восторженным звукам пасхальных песней достигать слуха богомольцев, стоявших вне храма. Строгая тишина, установившаяся с первыми звуками «Волною морскою», содействовала хорошей слышимости.

Вернувшись домой, после короткого отдыха, «еще сущей тьме», я поспешил в храм Споручницы, где в приделе предстояло совершение второй пасхальной службы.

В храме было уже свободно. Кое-где у стен дремали, в ожидании первых трамваев и метро, дальние богомольцы. Ярко светились запрестольные витражи Воскресшего Господа, Богоматери и Доброго Пастыря. Их обрамляли гирлянды электрических лампочек, живых и искусственных цветов в зелени. За главным престолом в семисвечнике ярко пылали толстые, длинные свечи ярого воску. Было весело и радостно. Ровно в 5 часов началась вторая пасхальная служба. Храм постепенно переполнился народом до тесноты. Служба шла при пении правого и левого хоров. Вечерня завершила этот радостный день.

Доктор медицины П. М. Красавицкий.

18 апреля 1942 года.

В сельском храме

Медленно в двери церковные

Шла я, душой несвободная,

Слышались песни любовные,

Толпы молились народные.

А. Блок

Те, кто в детстве испытал очарование православного праздничного торжества, невольно чувствуют в пасхальную ночь какую-то неизъяснимую грусть. Самый символ воскресения из мертвых таит в себе противопоставление живого — мертвому, темного — светлому, зимнего — весеннему.